Дальше завертелось-закрутилось... Но зуба как не было, так и нет. А Ланс как был, так и есть. Лишь для него Валет, который никогда и никого не впускал ни в свое убежище, ни в свою жизнь, делал исключение.
Жил Валет на чердаке доходного дома. Внизу - три этажа суеты, детского плача, бабьего визга и пьяной брани, а у него тут - тихая, опрятная комнатушка под скошенным потолком. Пол застелен старым, не раз латаным ковром, кровать, шкаф, два стула и стол под кружевной скатертью, в нескольких местах прорванной, но так, что почти незаметно. На столе петунья в надтреснутом горшке, в шкафу - книги, в основном изрядно потрепанные, но были и новые. В углу рядом с буфетом без дверец примостилась чугунная печурка. На крючке над умывальником - неизменно чистые полотенца
Шут не раз удивлялся, откуда у приятеля это - не вещи, с ними-то понятно - откуда такая страсть к чистоте, домашнему уюту? Сам Ланс еще и мать, сгоревшую от чахотки, и отца, после ее смерти запившего пуще прежнего, помнил, и дом у него когда-то имелся, с занавесочками да салфеточками, и сейчас у Манон обретается, а та по части порядка чисто фурия… Но Тьен-то на улице рос, с ворами и попрошайками, там не учили руки перед едой мыть, а бутылку вина, если вдруг случалась такая радость, пускали по кругу и пили прямо из горлышка.
Сейчас Валет достал бокалы на длинных ножках: настоящий хрусталь, только у одного скол на тонкой кромке, а у второго желтая трещина на затейливо ограненном боку - иначе вряд ли угодили бы в лавку старьевщика. Вино он тоже пил не абы какое. Не то, конечно, что по пять листров за бутылку, но никак не меньше чем по два. Красное, сухое. Кислятина, как Ланс считал: лучше бы крепленое брал - и дешевле, и приятнее, и хмелеешь скорее. Но на халяву, бают, и уксус сладкий, что уж о вине говорить?
Шут взял наполненный бокал и через окно выбрался вслед за товарищем на покатую крышу. Сел, прислонившись к широкой кирпичной трубе, поглядел на раскинувшийся внизу город, на реку, верткой змеей огибавшую зеленые берега, на кажущихся отсюда мелкими букашками людей. Потянулся.
- Хорошо.
- Хорошо, - согласился Тьен. Бесстрашно приблизился к краю крыши и остановился у хлипкого бортика. - Полетать бы, да?
- Отсюда - нет, - не согласился белобрысый. - Лететь недолго, приземляться больно, и второй раз уже не повторишь. На ярмарку сгоняй: там снова шар надули.
- Шар - это не то, - вздохнул Валет. - По-настоящему бы. Хоть во сне.
- Дались тебе эти сны! - отмахнулся Шут, морщась от терпкого вина.
Тьен промолчал. Достал из кармана портсигар, погладил пальцем белую розу и вытащил папиросу.
Все летают во сне, кого ни спроси. Если теперь не летают - значит, раньше было.
Валет никогда не летал. Хотел, но за миг до того, как ноги должны были оторваться от земли, падал, придавленный страхом, и просыпался в липком поту. Со временем и пытаться перестал...
Глава 2
В последние недели лета вдруг похолодало, и Кларисса зацвела позже, чем ожидала Софи, но денег из аптекарской лавки хватило, чтобы пережить это время. Еще и осталось немного, но девочка все равно собиралась вечером выйти на набережную: цветы не монеты - впрок не напасешь.
Правда, неожиданно обнаружилась новая проблема. Голубое платье, которое она не надевала всего месяц, извлеченное утром из шкафа оказалось мало. Весной Софи исполнилось тринадцать, но в последний год она почти не менялась и, что особенно радовало, могла носить ту же одежду и обувь. Даже думала иногда, что такой и останется - бывают же совсем маленькие люди? А тут так некстати выяснилось, что она все-таки растет! Пришлось спешно расшивать платье в груди и дотачивать подол из обрезков маминой юбки, но Софи понимала, что это ненадолго и трат на новую одежду не избежать.
Неудивительно, что в таких обстоятельствах настроение у нее было хуже некуда. Вернее, это она думала, что некуда, но оказалось, есть куда. Ох, как есть...
- Софи!
Девочка возилась в саду, срезала розы и бережно укладывала в устланную влажным холстом корзину. Подошедшего к калитке мужчину сразу не заметила, и тот долго смотрел за ее работой, прежде чем решился позвать.
Обернувшись, она недоверчиво моргнула, словно ожидала, что высокий худощавый шатен в сером, видавшем виды костюме и примятом котелке растает в воздухе, а когда этого не произошло, отложила большие садовые ножницы и медленно подошла к ограде.
- Здравствуй, малышка, - заискивающе улыбнулся нежданный гость. - Ты так выросла.
Девочка поморщилась, вспомнив о платье, но мужчина принял это на свой счет.
- Я понимаю, - вздохнул он. - Понимаю... А где мама?
- На кладбище. Скоро год уже.
Мужчина судорожно сглотнул, растерянно захлопал голубыми, как и у девочки, глазами.
- Как?
- Да вот так, - она развела руками.
- Впустишь? - спросил после долгого молчания гость.
Она замотала головой.
- Но как же? Как ты? Вы? С кем вы живете?
- Я с Люком, - ответила Софи. - А Люк - со мной. Нас хотели забрать в приют, но сударыня Жанна сказала, что ты уехал на заработки и скоро вернешься.
- Она приглядывает за вами?
Девочка кивнула. Какая разница, что престарелая соседка никак не может за ними приглядывать, потому что давно ослепла? Разговор ведь не об этом.
- Впусти, пожалуйста, - попросил мужчина. - Хотя бы поговорим нормально. Я... Я не знал. И времени мало. Я в городе проездом... Хотел повидать вас, подарки привез...
Софи приняла через забор бумажный сверток и коробку с дешевыми конфетами, но открывать не торопилась.
- Если не думаешь оставаться, то и не заходи, - сказала она, совсем как мама в последний раз, когда он приходил.
- Я не могу... Я же не знал... Проездом... Поезд уже через час...
Он мямлил еще какие-то оправдания, а потом вдруг четко произнес то, самое главное, из-за чего на самом деле не останется:
- Скоро у тебя будет еще один братик или сестричка.
Софи не знала, что на это сказать, а потому промолчала.
Он тоже молчал. Долго. Затем, видимо, вспомнил, что времени остается все меньше, и спросил о Люке.
Малыш спал, но сестра разбудила его и вынесла во двор.
- Этот господин принес тебе конфет, - объяснила она мальчику, поднеся его к калитке. - Что нужно сказать?
- Спасибо, - пролепетал кроха.
- Зачем ты так, Софи? - выговорил мужчина горько.
- Все равно он тебя не запомнит, - ответила она, опуская братишку на дорожку. - Не успеет.
Ему нечего было на это возразить. И говорить было уже не о чем. И некогда: поезд вот-вот подадут, а нужно еще добраться до вокзала...
- У меня есть немного денег. Я взял бы больше, если бы знал... - Он достал из кошелька две смятые банкноты, присовокупил к ним две серебряные монеты и три медяка и протянул девочке. Потом вынул из кармана часы на длинной цепочке. - Это для Люка...
- Смотри, Люк, - воскликнула девочка с наигранной веселостью, - добрый сударь подарил тебе еще и часики!
Мужчина не выдержал этого, развернулся, не прощаясь, и быстрым шагом пошел прочь от их дома.
А у Софи теперь были деньги на новое платье, но ее это отчего-то совсем не радовало.
К Иветте Валет ходил с весны. Только к ней. И не потому, что денег не брала. Воротило от шумных борделей и вшивых размалеванных девок. А у Иви - своя квартирка, чистая и ухоженная, и сама она не потасканная еще, не пропитая в хлам, не прокуренная, как те шалавы, что по-за углами с кем ни попадя трутся: миленькая, мягонькая, уютная какая-то что ли. Ну и денег не брала. Говорила, и с клиентов хватает, а Валет ей - для души. Правда, тот, хоть убей, не понимал, каким боком тут душа. Да и, деньги деньгами, а с пустыми руками ни разу не появлялся. То конфет принесет, то колечко какое или цепочку - не из краденного, хоть и за краденное купленное. То платок, бывало, то чулки, вот как теперь.
- И куда мне такие? - Иви наморщила носик, на котором под слоем белил прятались золотистые веснушки. - Серые, как у...
- Порядочной девушки, - подсказал с порога завалившийся на кровать Валет. День выдался суматошный, устал, что тот фабричный.
- О, так вот тебе какие нравятся! - Неподдельная обида искривила подведенные алой помадой губки.
- И такие тоже, - не спорил вор. - Одевайся, гулять пойдем.
- На кой?
- Не на кой, а на набережную.
- Как порядочные? - угадала Иветта и надулась еще больше.
- Вроде того.
- Надо очень! - Девица плюхнулась на пуф у туалетного столика, взяла щетку и принялась остервенело взбивать густые рыжие кудряшки. - Хочешь, сам иди. А я найду, чем заняться. И с кем...
Брезгливо брошенный на пол серый чулок вдруг оказался обернутым вокруг ее шеи, и Иви вздрогнула, почувствовав, как медленно затягивается петля.
- В-валет... Ты чего? - испуганно прошептала она, как завороженная глядя в отразившиеся в зеркале глаза стоящего за спиной парня. Шелковая удавка становилась все туже...
- Ничего, - усмехнулся вор, отпуская чулок. - Не хочешь на ногах - на шее носи, как шарф. Не хочешь на набережную - оставайся, я и один прогуляюсь.
- Хочу! - крик остановил его уже в дверях. - Очень хочу, правда.
- Тогда одевайся, - разрешил Валет. - И умойся. Я внизу подожду.
Выйдя на улицу, он извлек из кармана портсигар и вытащил тонкую папироску - теперь покупал только такие, хоть и стоили они недешево. По сложившейся уже привычке погладил пальцем белую розу и достал спички. Отвернулся от ветра и тихо выругался, закусив мундштук: на противоположной стороне улицы стоял, опираясь на трость, высокий темноволосый господин в дорогом костюме - бывший владелец только-только вернувшегося в карман портсигара.
Тьен моргнул. Секунда - и уже никого.
Среда. Незнакомец всегда являлся ему по средам и пятницам. Уже месяц.
Иви, без белил и румян, со всеми своими веснушками, с собранными рыжим венчиком кудряшками, в закрытом синем платье с белым отложным воротничком и с небрежно болтающейся на согнутой руке сумочкой «под крокодила», ничем не напоминала слободскую бланкетку[i] (1). Обычная девушка. Может, курсистка, а может, горничная в богатом доме. С такой не только на набережную, но и на передвижную выставку сходить незазорно, или в кофейню к художникам на чтения… Так не поймет же.
- Идем?
Вор галантно, как видал, бывало, со стороны, подставил руку, и Иветта, насмешливо поджав губки, вцепилась в рукав его почти нового, серого, в модную полоску, пиджака.
Неспешно прогуляв подругу до закрывшегося на ночь почтамта, Тьен свернул на ведущую в центр улицу. Выйти к реке можно было и быстрее, но тогда пришлось бы топать через вонючий рыбный рынок и мимо верфей – маршрут никак не подходящий для запланированного вечернего променада. То ли дело – ровные, мощенные гладкой плиткой тротуары, стекленные витрины больших магазинов, желтые шары фонарей вдоль дороги. И публика приличная… Так и тянуло задеть плечом какого-нибудь разряженного франта, вежливо извиниться и шагать дальше уже с его часами и запасным бумажником на случай непредвиденных расходов…
- О, простите, бога ради! – Этот налетел на него сам: забавный пухленький коротышка в высоком цилиндре.
- Ничего страшного, - снисходительно улыбнулся Валет.
Вор ловко перехватил потянувшуюся к его собственным часам руку, и за сдавленным воем толстяка никто не расслышал хруста ломающихся пальцев.
- Еще раз встречу, убью, - шепотом пообещал ему Тьен, прежде чем отпустить восвояси.
И плевать, что это уже не Слобода, а чужой, не подчиняющийся законам колоды, район: никто не вправе лишать его честно украденного и портить выходной.
- Ушибся, наверное, - пояснил он растерянно глядящей вслед жалобно скулящему пузану Иветте и парочке остановившихся рядом прохожих.
В кармане остался кошелек незадачливого конкурента. Продолжая прогулку, Валет одной рукой выпотрошил добычу, а сам бумажник незаметно выбросил в урну рядом с лотком, на котором купил Иви карамели.
На набережной, как всегда в погожий теплый вечер, было шумно и людно. Вдоль высокого парапета, отделяющего мостовую от узкой полоски галечного пляжа, прогуливались влюбленные парочки, семейства с детьми и веселые компании. Одна такая компания – не веселая, а правильнее сказать, развеселая – шла как раз перед Валетом и его спутницей: шестеро молодых людей, по всему, студентов, в ореоле незамутненной радости и винных паров, раскачивающимся на волнах ледоколом прорубали себе дорогу в волнующемся людском море.
- Поберегитесь, мамаша, не то ножки отдавим… Вай-вай-вай, какой милый малыш! А подрастет, шнобель будет как у папы… Ничего, сударь, ровным счетом ничего – у вас выдающийся профиль… даже слишком… Эй, красавица, обернись! Ох, ты ж… Нельзя же так вводить в заблуждение! Вуаль вам пойдет, барышня. Двойная!
Дежурившие под фонарями жандармы глядели на юнцов, насупив брови, но порой и они не могли скрыть улыбки: молодо-зелено, пьяно-весело.
- Ты погляди, какая куколка!
Тьен равнодушно скользнул взглядом по худенькой фигурке цветочницы, которую взяли в кольцо расшумевшиеся гуляки: нашли к кому привязаться – девчонка совсем, еще и с пацаненком мелким на прицепе.
- Подари розочку, красавица!
- А лучше две!
- Давай уже все!
По реке, дав протяжный гудок, проплыл пароход, привлекая к себе всеобщее внимание. Из трубы валил густой белый дым, но никто не замечал его в свете праздничной иллюминации. А на палубе устроился оркестр, и веселая музыка и смех заглушали работу двигателей. Плавучий остров счастья…
- Потанцуем?
Негромкий вскрик заставил Валета отвернуться от реки туда, где один из распоясавшихся кутил схватил перепуганную девчонку за руку, оторвав от цеплявшегося за нее малыша, и закружил под хохот своих товарищей. Завертел так, что корзина с розами не удержалась в слабых тоненьких пальцах, выскользнула и то ли сама взлетела вверх от неловкого движения, то ли кто из приятелей «танцора» подтолкнул так, что она взмыла к темному небу, и цветы осыпались на головы завизжавшей от восторга компании. Одному из парней досталась сама корзина вместо отсутствующей шляпы, что вызвало новый взрыв смеха и у его друзей, и у прогуливавшихся поблизости. Даже суровые жандармы улыбались. Только не девчонка-цветочница.
Когда разудалые студенты, оставив ее, двинулись дальше, досаждать другим гражданам, она притянула к себе чудом не расплакавшегося в этой канители малыша, подобрала брошенную корзину и, опустившись на мостовую, принялась собирать рассыпавшиеся розы. Но, к несчастью, цветы к тому времени были уже безжалостно истоптаны.
- Купим шипучки? – Иви потащила Тьена к навесу, под которым торговали содовой водой с сиропами, но вор оттолкнул ее руку. Взгляд намертво прилип к расстроенному личику девчонки.
Не плачет. Закусила губу, вздохнула, зажмурилась. Подняла с брусчатки дивом уцелевшую розу, прижала к себе бережно, как минуту назад мальчишку – брата, судя по всему, как и она сама русоволосого и голубоглазого. Нашла еще одну. Подняла… Тяжелая алая головка какое-то мгновение держалась на стебле, а потом тот надломился, и бутон уныло повис.
Вспомнилась cлобода. Месяц или полтора назад. Сутолока у аптеки, зареванная малявка, пузырек с касторовым маслом.
- Розу, - коротко потребовал Валет, протягивая не успевшей подняться цветочнице медяк.
Она взглянула снизу вверх и тут же опустила глаза. Тоже узнала.
- Пожалуйста, - пропищала еле слышно.
- Не эту. – Вор кивнул на сломанную: - Ту.
Под недоумевающим взглядом принял цветок, зубами отгрыз болтающийся на тонкой ниточке-кожице стебель и вставил бутон в петлицу.
- А теперь и эту. – Он прокатил между пальцами серебряную монету.
Глаза у девчонки вспыхнули, но не алчно – удивленно, а бледные щеки подкрасились румянцем.
- Целый листр! – шипела ему в ухо Иветта, когда он все же повел ее к навесу с содовой. – Ты отдал ей целый листр!
- Не ей отдал, а тебе розу купил, - спокойно парировал юноша и с шутливым поклоном подал своей даме цветок.