5. Строку 8 большинство переводчиков вследствие некоторой грамматической нечеткости данной фразы в традиционном тексте переводят иначе: «Как может он быть легкомысленным в мире?». Конструкция этой фразы в мавандуйских списках позволяет с уверенностью читать фразу так, как предложено в настоящем переводе.
6. В 9-й строке в традиционном списке говорится «потеряет основу» (или «корень»), а в списке Хэшан-гуна и многих списках танского времени – «потеряет подданных». Правда, в списке Ван Би, включенном в энциклопедию «Юнлэ дадянь», сказано «корень». По предложению ряда старых комментаторов, поддержанному большинством современных исследователей, здесь восстановлен знак, который употреблен в начальной строке.
7. В этой главе рифмуются строки 1 – 2, 3 – 4, 5 – 6, 7 – 8, 9 – 10.
Комментарии
Взращивание покоя – первая ступень совершенствования в даосской традиции. А хранить покой и не обременять себя мирскими заботами способен лишь тот, кто имеет центр тяжести внутри себя. Мудрец Лао-цзы всегда тяготеет к «срединности», то есть к своему собственному средоточию. Это нам уже известно из предыдущих речений. Но здесь появляется новый важный мотив: только тот, кто в самом себе имеет незыблемую опору, способен все превозмочь и открыться Великому Зиянию бытия. Ибо духовная просветленность присутствует тогда, когда она отсутствует. Оттого же воистину способен обезопасить себя лишь тот, кто не отгораживается от мира.
Итак, в этой главе мы впервые встречаем внятное указание на трансцендентные качества существования. Мудрый должен, по слову Цао Синьи, «отбросить мир, как стоптанные туфли». Но даосский мудрец преодолевает мир, чтобы вернуться к себе, погрузиться в последнюю глубину своего опыта. Вот почему он обретает безопасность «в собственных чертогах» (обратим внимание на эту загадочную фразу). Он делает себя неуязвимым, отбрасывая защиту, предавая себя опасности. Этот парадокс можно выразить с помощью игры смысла в соответствующем английском понятии: идеал Лао-цзы – это in-security. Даосская трансцендентность не утверждает какой-либо метафизической, идеальной реальности. Быть может, поэтому незыблемый покой мудреца, претворяющего Великий Путь, имеет у Лао-цзы и чисто практический смысл, – он служит подлинным источником власти и авторитета. И напротив, тот, кто живет волнениями света, даже обладая незаурядным умом и талантом, обречен на поражение. Возможно, потому, что он с самого начала покорился миру. Одним оловом, даосский мудрец забывает о мирских удовольствиях именно потому, что необыкновенно дорожит собой и своей жизнью. По той же причине он имеет власть над миром, ибо власть в конечном счете – точный показатель внутреннего совершенства.
Позднейшая даосская традиция не преминула истолковать тему этой главы, названную Хэшан-гуном «Почитание (что означает также “тяжесть”) совершенства», в категориях личностного совершенствования. Как писал даосский учитель Хуан Юаньцзи, господин человеческий жизни – это его дух, а слуга – жизненная энергия (ци). Подвижник Пути должен сделать так, чтобы его дух и жизненная энергия «вернулись к корню», а для этого он должен «позволить энергии легко течь». Тот, кто не умеет соблюдать баланс между «тяжелым» и «легким», неизбежно «потеряет слугу», а значит, не сможет быть и государем.
Хэшан-гун предлагает к этой главе интересное толкование: «Если правитель несерьезен, его не будут почитать. Если он не уделяет внимания совершенствованию себя, он потеряет свой дух. Если цветы и листья деревьев легковесны, они опадают, если же корень их могуч, они живут долго. Правитель – самый почитаемый из всех людей, так может ли он легкомысленно относиться к себе? Возбужденный правитель будет легко смотреть на распутство, а если правитель легко смотрит на распутство, он потеряет своих подданных».
Комментарий Ли Сичжая: «Легкое должно опираться на тяжелое, волнение должно полагаться на покой. Поэтому тяжелое – корень легкого, а покой – господин волнения. Как может правитель царства с тысячами колесниц легкомысленно относиться к себе и устремляться в погоню за мелочными удовольствиями Поднебесного мира? Хотя и легкомыслие и волнение могут порождать пороки, однако же вред от волнения особенно велик. Легкомыслие поражает сердце на его поверхности, а волнение поражает сердце в его глубине. Из-за легкомыслия теряют только то, что легко, а из-за волнения теряют господина внутри себя. Вот почему от легкомыслия теряют подданных, а от волнения теряют государя».
XXVII
Примечания к переводу
1. Хэшан-гун предлагает буквалистское истолкование первой строки: «Умеющий претворять Путь не покидает покоев, не выходит за ворота и потому не оставляет следов на дорогах».
2. Во 2-й строке говорится буквально о том, что «умелая речь» не имеет изъянов (подобных изъянам в драгоценной яшме), которые могли бы кого-то раздражать или огорчать. Такое толкование согласуется с рядом суждений Лао-цзы о том, что слова должны безупречно соответствовать происходящему и что взаимное понимание возможно лишь там, где люди безмолвно и даже безотчетно доверяют друг другу. Как поясняет Дэцин, мудрый «утверждает, когда надо утверждать, и отрицает, когда надо отрицать, и не судит о тождествах и различиях». И. С. Лисевич и А. А. Маслов переводят: «не делает оговорок». У А. Е. Лукьянова: «не допускает изъянов и ошибок».
3. В 6-й строке в мавандуйских списках отсутствует связка «и потому», присутствующая в традиционном тексте. Такая конструкция фразы свидетельствует против распространенного в западных переводах варианта: «Мудрец всегда умеет спасать людей и, как следствие, никто не остается отвергнутым» (Вин-тсит Чан).
4. Строка 7 в обоих мавандуйских списках выглядит иначе: «А в вещах он никогда не отбрасывает пригодное».
5. В 8-й строке в словосочетании си мин первый иероглиф имеет несколько значений: «наследовать», «передавать», «укрывать», «сберегать», «вдвойне». Второй термин принадлежит к числу ключевых понятий даосской мысли и обозначает «просветленность разума». Речь идет, таким образом, об опыте духовного просветления, который втайне хранится и вместе с тем наследуется, преемствуется жизнью просветленного сознания. Комментатор сунского времени Дун Сыцзин разъясняет смысл этого выражения в следующих словах: «Небесное сияние распространяется само собой подобно тому, как бесконечно передают друг другу лампу. Где же может быть предел светочу понимания?» Комментарий Дэцина: «Воспринимает свою изначальную просветленность и, следуя ей, проницает в сокровенности. Воспринимать – значит следовать». Примером такой просветленности, по мнению Дэцина, служит повар из главы III «Чжуан-цзы», который, рассекая туши быков, «следовал безусловному и ножом действовал крайне утонченно». Данная философема, одна из центральных в даосской традиции, близка по смыслу понятию просветленности как «знания постоянства» (см. главу XVI), «прозрения тончайшего» (глава XXXVI), уподоблению просветленности помрачению (глава XLI), а также понятиям «просветленности» и «потаенного света» в книге «Чжуан-цзы». В мавандуйских списках употреблены другие знаки (сходные, но несколько различающиеся по начертанию), которые Сюй Каншэн отождествляет со знаком «практиковать», «претворять» (си). Речь идет, согласно его толкованию, просто об «обретении величайшей мудрости». Р. Хенрикс предпочитает говорить о «двойном видении». Западные переводчики передают это понятие по-разному: «hiding the light» (Дж. Легг), «following the light» (Вин-тсит Чан), «following one's discernment» (Д. Лау), «inherent light» (У И), «being clothed in Clarity» (M. ЛаФарг), в немецком переводе Э. Шварца – «der helle folgen», во французском переводе К. Ларра – «repandre a son tout la Lumiere» («распространять в свою очередь свет»). Русские переводы как правило не столь точны: «глубокая просветленная мудрость» (Е. А. Торчинов), «сокрытая мудрость» (А. А. Маслов), «практическое осуществление просветленности» (А. Е. Лукьянов), «быть ясным и открытым» (А. Кувшинов), «внезапно набегающий просвет» (И. И. Семененко). Более удачен вариант Б. Б. Виногродского: «преемственность ясности».
6. Строка 9 в мавандуйских списках имеет прямо противоположный смысл: «Добрый человек – учитель добрых людей».
7. В строке 10 иероглиф цзы большинство западных переводчиков передают не совсем уместными здесь словами «материал» или «сырой материал». Согласно пояснению Ван Би, «добрый человек берет недоброго», а Хэшан-гун прямо говорит, что «добрый человек пользуется недобрым», то есть использует его как средство или орудие. Впрочем, некоторые комментаторы находили в этой фразе положительный – откровенно парадоксальный – смысл: лучше всего вообще забыть об отвлеченных понятиях и жить непосредственной данностью жизни. Вот как толковал данное высказывание известный ученый сунской эпохи Су Чэ: «Спасти человека в беде – еще невеликая помощь. Круговорот жизни и смерти скрывается наличествующими вещами, но если распространить свой светоч разума на всех, помрачение сменится пониманием. Это подобно тому, как без конца передают друг другу лампу. Вот что значит “уметь наставлять людей”. Премудрый человек не имеет желания наставлять и потому не любит свое орудие. Мир не имеет желания учиться и потому не ценит своего учителя. Когда я забываю о мире, то могу сделать так, что и мир забудет обо мне. Этот секрет премудрого не уразумеет и самый знающий человек». Наконец, некоторые современные толкователи трактуют слово «орудие» как «опора», «поддержка».
8. В последней строке сказано буквально: «Суть утонченности». В некоторых древних списках говорится: «Отдаленное утонченное». Знаки «суть» и «отдаленный» были в древности взаимозаменяемыми. Перевод основан на толковании У Чэна: «Суть – это предел, а утонченное – неизмеримая сокровенность». По мнению Сюй Каншэна, «утонченность» в данном случае означает взаимное превращение «доброго» и «недоброго».
9. В данной главе рифмуются строки 1 – 5 и 9 – 10.
Комментарии
Чтобы понять эту главу, нужно увидеть в ней продолжение предыдущего речения. Парадоксы, составляющие ее вступительную часть, как раз указывают на абсолютный покой (самодостаточность, цельность) сердца, открытого Великой Пустоте. Мудрость этого бодрствующего сердца превосходит всякую искусность и всякое знание. Такова правда символической реальности. Умеющий ходить не оставляет следов не потому, что не ходит. Премудрый человек неуловим для мира не потому, что избегает его. Тот, кто поместил себя в «ось Пути», способен быть там, где его нет, все обнимать собою, не обременяя себя. Он умеет все делать, оставаясь свободным от дел. Он пребывает, говоря словами из комментария Ван Фучжи к этой главе, «в сплошной пустоте без промежутков», которая в своем пределе уже неотличима от «всего множества сущностей». Поэтому мудрец живет вне мира и все-таки в гуще мира. Не имея своей «позиции», он извлекает из этого двойную, или «искусную», пользу («Искусность в использовании» – название этой главы у Хэшан-гуна): он может быть почтенным учителем в понимании непосвященных и в то же время делает им добро помимо того же самого понимания. Так он способен «спасти всех», даже самых ничтожных. Однако секрет одновременного спасения и «добрых», и «недобрых» доступен не ученым, но духовно слепым резонерам, которые знают только, что черное – это черное, а белое – это белое.
Комментарий Ван Би: «Премудрый человек не устанавливает форм и имен, чтобы повелевать вещами, не определяет правил для продвижения вперед, чтобы отбросить недостойных. Когда не возвеличивают достойных и способных, в народе нет соперничества. Когда не ценят редкостных товаров, в народе нет разбойников. Когда не выставляют на обозрение соблазнительных вещей, сердца людей не бывают смущены. Тогда людские сердца не будут обременены вожделениями и соблазнами, и ни один человек не будет отвергнут. Добрый человек добром восполняет недоброе, а не отбрасывает недоброе посредством добра. Поэтому недобрые люди – это те, кого берут себе добрые. Хотя бы у кого-то и было много знаний, но если он опирается на них и не следует вещам, то непременно впадет в заблуждение».
XXVIII
Примечания к переводу
1. Комментаторы по-разному интерпретируют фигурирующие в 1-й строке метафоры «мужского» и «женского». Ван Би отождествляет первое с тем, что «идет впереди», а второе – с «тем, что идет после», так что мудрец, по слову Лао-цзы, «ставит себя позади, а оказывается впереди». Согласно Хэшан-гуну, «мужское» означает «почитаемое» и «твердое», а «женское» – «презираемое» и «мягкое», причем мудрец должен устранять первое и полагаться на второе, и тогда «весь мир покорится ему». Ли Янь видит здесь наставление о том, что «мягкое одолевает твердое».
2. Во 2-й строке исходное значение последнего иероглифа в традиционном списке – «дно горного ущелья». Речь идет, очевидно, о том, что находится «ниже всего». В тексте на каменной стеле значится «дорога», в ряде других списков – «ручей». Из современных толкователей Чэнь Гуин принимает первый вариант. В комментарии Су Чэ сказано: «Знать свое мужское и хранить свое женское означает знать свою природу. Тогда в мире прекратится соперничество, и те, кто борется за первенство, вернутся к себе. Так воду, текущую вниз по ущелью, невозможно отвести в сторону. Это подобно тому, как младенец может принимать, но не может ничем пользоваться». Наконец, в списке из Дуньхуана фигурирует сходный по начертанию знак «слуга», который, по мнению Чжу Цяньчжи соответствует контексту и должен быть принят в качестве достоверной версии. В мавандуйских списках употреблен вариант знака, присутствующего в традиционном списке.
3. В мавандуйских списках фраза в 4-й строке, судя по пометкам писца, должна была повторяться дважды: «Когда же превечное совершенство не покидает тебя, возвращаешься в младенческое состояние».
4. Младенец, упоминаемый в 5-й строке – популярная в даосской литературе аллегория первозданной цельности сознания, не знающего корысти и вожделений, доверчиво открытого миру. «Сосредоточение жизненной силы и достижение мягкости» выступают у Лао-цзы признаками младенчества духа (см. главу X).
5. Перевод 6-й строки основывается на толковании Хэшан-гуна: «Белое означает светлое, а черное – сокровенное. Хотя люди познают глазами и приходят к пониманию благодаря свету, нужно блюсти себя с помощью сокровенного и не быть на виду. В таком случае можно быть образцом для Поднебесного мира». Быть образцом в понимании Лао-цзы означает прежде всего служить примером внутреннего совершенствования или, на даосском языке, «сбережения своего корня», или «первозданной цельности» Пути как символической матрицы опыта. Некоторые комментаторы и переводчики трактуют указанную оппозицию в терминах «чистого» и «грязного».