— Да ты, оказывается, мировецкий кореш! — похвалил его Пашка, пряча деньги в карман. — Мы с таким резервом и на закуску и на литровку сработаем. Ты не из пугливых.
— Я не трус! — гордо ответил Боб.
Очень приятна эта неожиданная похвала! Ведь Боб втайне всегда стыдился своей трусости, мучился ею.
— Ты с книгами не работал? — спросил его Пашка.
— Я много литературы проработал, — невозмутимо ответил Боб.
— Не о том речь! — Пашка презрительно засмеялся.
Пашка повел его на Арбат. У букинистического магазина он сказал:
— Чтобы было скорее, сделаем так: я выберу и дам тебе книги. Пока я буду платить в кассу, ты сразу же выходи. А я тебя догоню.
— Книги? Какие книги? Зачем?
— Делай, как я сказал! — сердито оборвал его Пашка и выругался. — Со мной не погоришь. Ты чистенький, на вид приличный…
Они вошли в магазин. Пашка довольно долго копался среди книг на прилавке под пристальным взглядом продавщицы, а когда она занялась покупательницей, он сунул Бобу две книги под мышку и шепнул: «Крой!»
— А деньги? — Боб похолодел. — Надо же уплатить, — пролепетал он.
— Прохиндей! — злобно, почти не разжимая губ, сказал Пашка. — Крой из магазина и иди налево по Арбату. Да иди ты… — Он тихо выругался. — Я уплачу…
Было и в голосе и во взгляде Пашки что-то такое, что сделало Боба послушным. Он не помнил, как вышел из магазина. Мелькнула мысль: неужели Пашка не заплатит? Боб подошел к витрине и через нее увидел Пашку у кассы, а рядом продавщицу и высокого мужчину, почему-то гладившего грудь и пояс Пашки.
Наконец Пашка вышел и, бросив взгляд на Боба, быстро пошел налево и затерялся в толпе прохожих. Боб бросился следом и потерял его. Но на углу ближайшего переулка как из-под земли вынырнул Пашка и, улыбаясь, сказал:
— Ну и прохиндей же ты! Чуть было с тобой не засыпался. Надо было сразу уходить, а ты начал спорить. Растяпа!
— А чего они от тебя хотели? — взволнованно спросил Боб.
— Вчерашнего дня! — отрезал Пашка. — Или ты в самом деле еще зеленый? Ничего, образуешься…
Они сели в троллейбус, — Пашка, — чуть слышно прошептал Боб, вспотев от волнения, — ты уплатил деньги?
— А ты что думал? — Пашка прищурил левый глаз.
— Дай мне честное слово, — настойчиво, чуть громче повторил Боб.
— Ну, честное слово! Еще что?..
— Ничего! Я так… — Боб повеселел. — А куда мы едем?
— Увидишь!
Они слезли возле Центрального универмага, и Пашка молча пошел в проезд Художественного театра. У букинистического магазина толпились подростки, юноши, мужчины. Некоторые держали в руках, под мышкой книги и, поглядывая по сторонам, бойко торговали.
— Что у вас? — поинтересовался пожилой мужчина, обращаясь к Пашке.
Пашка протянул книги
— Декамерон, — пробормотал мужчина. — Сколько?
— Пятьдесят! — бросил Пашка и сразу же получил деньги.
Покупатель отошел, а молодой человек с длинными волосами до плеч, стоявший рядом, сказал:
— Эх ты, простофиля! Да эти книги у букинистов в магазине пятьсот стоят…
— Пятьсот?! — воскликнул Пашка и выругался.
— А ты мне тащи. Я хорошо даю, — предложил молодой человек.
— Много вас, добреньких… — зло отозвался Пашка. — Пошли!
* * *
Они купили литр водки, пирожных для Боба, колбасы, хлеба, банку килек. Остались еще деньги на кино.
— Как же так? — удивился Боб. — А сколько же ты уплатил за книги?
— Ты что? — И Пашка опять насмешливо прищурил левый глаз.
— Я не буду пить! — решительно заявил Боб и покраснел. — Значит, ты врал мне?
— Да я же, прохиндей, для тебя старался. Мы же должны ребят угостить! Вот я и разжился ради тебя. Так бы я — ни за что! Надо было бы тебе — я и украл бы. Не для себя, а для тебя! Можешь ты понять?
— Ну ладно, в первый и последний раз, — успокаивал себя Боб.
4
Они пили в деревянном сарайчике. Собралась та же компания парней и Яшка Глухарь. Боб, морщась и содрогаясь, пил водку. Потом ему дали папиросу.
В парк культуры ехали на троллейбусе. Парни не хотели платить за билеты и Бобу не позволили уплатить. «Брось нежности! Мы из тебя человека сделаем!» Кондукторша сердилась, публика возмущалась, парни ругались. Им сделала замечание пожилая женщина, но старший из компании крикнул: «Учи своего мужа, если он у тебя есть!» — и захохотал. Боб тоже хохотал, хотя ему было совестно. Пассажиры смотрели на него, и он повторил: «Учи своего мужа, старая дура». Наконец-то он почувствовал себя смелым и храбрым!
— Какой молодой, а уже пьяный! — раздался чей-то голос.
— Воспитание!.. — бросил другой.
Военный предложил задержать хулиганов, им еле удалось убежать на остановке.
Они пришли к парку культуры. Сотни людей сновали у ярко освещенных выходов. Боб вслед за Пашкой попытался было проникнуть без билета. Свои же парни не допустили этого.
— Дура, — бормотал Яшка, — знай где базарить. Тут сразу в отделение загребут.
Он купил билеты, и все чинно вошли в парк. Играла музыка. Гуляющих было много, все были нарядно одеты. Боб удивился скромному поведению своих знакомых. Но уже в отдаленных аллеях он понял их тактику. Вот идут две девушки, тут можно и толкнуть их и выругаться. За ними движется компания военных моряков с девушками— этих не задирай, всыплют. Так, бесцельно блуждая, они вышли к площадке. При виде толпы у телескопа Бобу пришла великолепная мысль показать новым знакомым Луну.
Парней заинтересовала возможность покуражиться.
— Освободи место! — закричал Пашка, оттесняя девушку, смотревшую в телескоп.
Пашку оттолкнул подросток, объяснявший собравшимся что-то по астрономии. Боб бросился выручать Пашку.
— Хватай его, Боб! — крикнул подросток, с которым сцепился Пашка.
Перед Бобом был не кто иной, как… Женька Хлебников, приятель по астрономическому кружку. Боб растерялся. Кому помогать: Пашке или Женьке Хлебникову? Боб бросился их разнимать и бормотал: «Знакомьтесь, будете друзьями, знакомьтесь». Его оглушили удары, полученные от обоих.
Женя опрокинул Пашку на траву и крикнул:
— Эля, позови Володю, он на танцплощадке!
Очень скоро примчался невысокий юноша в клетчатой ковбойке, и с ним трое. Послышался свисток милиционера.
— Рви подметки! — донесся голос убегавшего Пашки.
Боб побежал за ним. Они опять пили в павильоне, где люстра все время качалась и кружилась. Официантку тоже шатало. Так казалось Бобу. Наконец она отказалась подать «еще один графинчик». Они ушли, вывалив содержимое горчичницы на стол.
Пашка учил Боба шикарно курить: затягиваться, пускать дым через нос. Боба мутило. Боб сплевывал, тер онемевшее лицо рукой и старался не упасть. Ноги не слушались его, заплетались и загребали землю. Боб круто свернул в кусты и рухнул на траву. Его рвало.
— Конец! Умираю! — испугался Боб.
Он застонал от жалости к себе. Кто-то рядом смеялся и толкал его ногой в бок. Слышались голоса: «Ну и воет», «Пускай его дрыхнет, пошли», «Проспится, сам домой заявится».
Пашка уговаривал не бросать парня, а устроить вытрезвиловку. Раздался дружный смех. Боба подхватили под руки, поволокли к прудику и столкнули в воду. Боб ахнул от холода, глотнул воды и, захлебываясь, ничего не видя и не понимая, бултыхался в воде. Послышались возмущенные крики. Яшка с компанией убежал. Бобу помогли вылезть и посадили на скамейку. Лица спасителей были незнакомы. Боб сорвался с места и побежал подальше от воды. Его не догоняли. Снова он забился в какие-то кусты и рыдал навзрыд. В мокром костюме он продрог и дрожал от холода и страха.
— Никогда, мамочка, никогда, — шептал он, — никогда в жизни не буду ни пить, ни курить. Честное пионерское!
Затем он затих в забытьи. Его напугал шумный фейерверк, взорвавшийся разноцветными огнями в небе. Придерживаясь за ствол березки, он поднялся и побрел, стараясь ступать твердо. Он блуждал по парку, вызывая шутки, насмешки, соболезнования. На одной из аллеек его усадил на скамейку какой-то паренек. Вскоре появились Женя Хлебников и Володя. Оказывается, Женя искал его по всему парку. Они-то и повезли Боба на такси домой.
По дороге Володя требовательно спрашивал, зачем он пил и кто его так напоил. Боб отвечал, с трудом ворочая языком, и плакал.
Дома няня, причитая и ахая, раздела, обмыла и уложила его. Боба снова рвало, и снова ему показалось, что он умирает. Перепуганная и сердобольная няня вычистила костюм и убрала все следы происшествия. Когда пришла Лика, Боб уже спал, и никто ничего не видел.
…Утро Боб проспал. Днем он не вышел к обеду. Мать и отец не приехали с дачи. Никто его не трогал. Никогда еще он не чувствовал себя так скверно. И зачем он пил? Зачем люди вообще пьют эту гадость и накачиваются вонючим табачным дымом? Голова раскалывалась от боли. Лика ужаснулась, увидев его распухшее лицо. Она хотела сразу же вызвать врача, и Боб еле ее отговорил.
Боб крепко заснул. Ему приснилась сказка о том, почему у слона длинный нос; но крокодил тянул не слона, а Боба за нос, и было больно, нос вытягивался. Боб открыл глаза и увидел Пашку, который и тянул его за нос.
Боб дернул головой, оттолкнул Пашку, не ответил на его приветствие и даже закрыл глаза. Но на Пашку все это не произвело никакого впечатления. Он болтал без умолку, обошел комнату, потрогал вещи, потом сказал: «Одевайся, а я пока погляжу, как ты живешь», — и вышел в столовую. Вернулся он взбудораженный и, похохатывая, начал вспоминать вчерашнее и хвалить Боба.
— Вот уж не думал, что ты способен на такие штуки. Я ведь сначала хотел отвязаться от тебя, но ты не маменькин сынок, нет! Ты, брат, оказывается, не трус! Силища! Вставай!
— Не могу, — взмолился Боб, — Меня шатает.
— Надо опохмелиться.
— Что?!
— Выпить надо малость, все как рукой снимет! Боб запротестовал. От одной мысли о спиртном он чувствовал тошноту. Но не так-то легко было избавиться от навязчивого Пашки! Пашка сбегал в столовую, принес из буфета початую бутылку с вином, стаканчик и настоял, чтобы Боб выпил.
— Двинем в кино, — предложил Пашка.
— У меня ни копейки.
— Я веду! Разжился. Они вышли на улицу.
— Деньги я взял в столовой, в ящике стола, на котором зеркало стоит, — сообщил Пашка.
Боб остановился:
— Ты что, с ума спятил? Мама заметит!
Пашка хохотал:
— Ну и что? Заметит и подумает, что Танька. Так ей и надо, а то не пускает меня к тебе, ругает…
— Отдай, Пашка. Отдай, а то я отцу скажу.
— Посмей только! — пригрозил Пашка и, сжав кулак, ткнул Бобу в нос. — Ясно? Учти, ребята тебе проходу на улице не дадут. В кровь расшибем!
— Ничего я не боюсь! — закричал Боб, бледнея от волнения. — А с тобой я водиться не буду. Иди ты к черту!
Пашка сунул Бобу двадцать пять рублей и сказал:
— На, давись! Жадюга! Я думал, ты стоящий парень, а ты жила! Хлюпчик…
Бобу стало неловко.
— Я не злюсь, — сказал он, — но красть нехорошо да еще сваливать на невинных. А эти деньги я верну.
— Ладно, мир! В общем, ты парень подходящий. Мы за тебя горой стоять будем. Не дрожи. Давай прошвырнемся к Руде? Мировецкий парнюга. Тебе понравится. Книг прочитал — тыщи…
— А кто он такой?
— Рудя? Сын художника. И сам художник. Рисует — как бог. Квартира — как картинка. Пошли!
Глава XI
«Студент прохладной жизни»
1
Пашка позвонил в квартиру Миличей на Малой Молчановке. Послышалось звяканье и пощелкивание многочисленных запоров. Дверь приоткрылась, и перед Бобом предстал рослый красивый юноша с маленькими узкими усиками. Шея у него была забинтована красно-зеленым шарфом. Яркая шелковая пижама при каждом его движении меняла цвет: то она казалась желто-лиловой, то багрово-золотистой.
— А ну, кавалеры, быстро, и чтобы тихо, — прохрипел он. — Я записываю на пленку мотивчик.
Мальчики вошли в переднюю. Огромный бурый медведь, стоя на задних лапах, держал вешалку. Все стены увешаны картинами. Было тесно и в большой комнате, куда они вошли на цыпочках. Там играл патефон. На широкой тахте лежала шкура белого медведя, на полу — пушистый ковер. На столе, покрытом яркой скатертью, рядом с патефоном стоял магнитофон. Пластинка кончилась. Рудя щелкнул каким-то включателем в магнитофоне, и пленка быстро поползла в обратную сторону.
— Еле выпросил на час заграничную пластинку буги-вуги. Записал на пленку. Послушаем… — Он снова повернул рычажок, и резкие звуки наполнили' комнату.
Рудя вскочил, закачался, ноги у него заходили, как у пьяного. Он вихлялся, болтал руками.
— Полная свобода действий… — чуть задыхаясь, пояснял он. — Каждый импровизирует, как хочет… Руки сюда, ноги так, а туловище — ах, падаю, ах-ах, тянусь в сторону… Вот так, вот этак…
Боб расхохотался.
— Ты что? — Рудя замер в нелепой позе.
— Дурацкий танец! — пробормотал Боб. — Будто пьяный на льду. — И поспешно добавил: — А занятно!
— Ну то-то! — процедил Рудя. Он сел и вытянул ноги. — У буги-вуги никаких правил нет. Полная раскованность! Свобода движений.
Пашка одобрительно прищелкнул языком.
— Где ты подцепил такого? — Рудя кивнул на Боба.
— Так это же тот самый! Бобка Троицкий! Я говорил… Мы с ним раньше учились. Его батька профессор. Боб мировецкий парняга. Астроном. С Ботвинником сыграл вничью. У них дача и «Победа». Я его телохранитель и вообще защитник.
— Ага, Боб вундеркинд! Так сказать, Вундербоб! — Рудя с интересом уставился на Боба. — Так говоришь, у отца «Победа»?
— Ага, «Победа». Почти совсем новая.
— А ты умеешь водить?
— Рулю возле дачи… Только пока прав нет. А это картины вашего отца? — Боб показал на стены.
— Да, превосходные копии на любой вкус. Покупатели прямо к нам домой прут. Ну, а твой папахен сам водит машину?
— Хорошо водит… — рассеянно ответил Боб. — Этот магнитофон все может записать?
— Конечно, все. Подойди и, когда я махну рукой, начни говорить в эту трубку.
— А я не знаю, что сказать… — Боб растерялся.
— Валяй, что взбредет на ум… Ну, расскажи про вашего шофера, про трудности с гаражом. У всех, кто имеет машину, — трудности с гаражом. Хлопот не оберешься. Расскажи подробно, и чтобы посмешнее.
Лента на магнитофоне двинулась. Рудя повелительно взмахнул рукой. Боб растерянно молчал. Рудя сердито сказал:
— Да начинай же, остолоп!
— Иван Иванович у нас «половинный» шофер. Один день у нас, на второй у другого. Утром он пригоняет машину из гаража, — смущенно начал Боб, — и оставляет в переулке против дома… Вот «Победа» там и стоит. И, когда Иван Иванович работает не у нас, папа сам садится за руль и едет… А вечером Иван Иванович приходит и угоняет машину в гараж. Ну и все… Да, раз папа по дороге на дачу задавил двух гусей…
— Бездарно, но послушаем лепет, — сказал Рудя.
Он перемотал ленту назад и снова пустил магнитофон. До чего же странно было слышать со стороны самого себя! Бобу стало смешно, и он предложил:
— Давайте еще!
— Еще? — Глаза Руди озорно блеснули. — А ну-ка, выругайся трехэтажно, докажи, что ты мужчина.
— Ругаться нехорошо! — сказал Боб.
— Эх ты, попугай! Крой Пашку, а он тебя. Айн, цвай, драй! Начинай, Пашка!
Пашка начал. Боб, краснея, ответил.
И снова магнитофон повторил слово в слово.
— Вот был бы спектакль, если бы твоя мамахен это послушала! — Рудя громко захохотал.
Боб испугался и насупился.
— Не трусь, дурачок, шучу…
Где-то в квартире зазвонил телефон. Рудя вышел. Боб расхаживал по комнате, рассматривая картины, а потом взял со столика в углу большие квадратные пластины темной толстой фотопленки. Он взглянул через пленку на окно и крикнул:
— Пашка, скелет мертвеца!
Вдвоем они успели просмотреть несколько рентгеновских пленок с отпечатанными на них частями скелета, когда вошел Рудя. Он страшно рассердился, ругался, надавал им подзатыльников и грозил избить до полусмерти, если они кому-нибудь об этих пленках расскажут.
Оба подростка поклялись молчать. Наконец Рудя успокоился и достал колоду карт из-под подушки на диване.