Сепаратисты - Лернер Марик (Ма Н Лернер) Н. "lrnr1" 4 стр.

— По дедовски жить? — с вызовом спросил Стен.

— Ломать не строить. Идеи сначала желательно проверить. И лучше на соседнем Клане, — Макс усмехнулся, показывая замечательные зубы. — В худшем случае на отдельном хозяйстве. Если пойдет, людей упрашивать не придется.

— Как долго вы сможете жить натуральным хозяйством? Вечно? Ты ведь видел другую жизнь. Неужели не хочется что-то изменить дома?

— Ха! Желания и возможности две огромные разницы. У свакам случаю имаш право.

— Чего? — изумился Таран.

— Патран, — с непередаваемым презрением, процедил Макс. — Свой язык не знаешь!

— Многие его знают? — возмутился Пастухов.

— У нас, — подчеркнуто объяснил Макс, — в горах — все. Стыдоба своих корней не помнить. Вот командир знает.

Шаманов кивнул. Особой его заслуги в этом не было. Так жизнь сложилась. Гораздо серьезнее удивлял Макс, по идее как раз должен был объясняться на шиольском, жутко коверкая слова, а он говорил не хуже остальных. Не чисто литературный — разговорный, однако вполне приглаженный и без обычного даже для городских примешивания крэльских слов. Не верил он в Геллерово немытое горство, хоть убей. А в деле по поводу образования указано шесть классов. Это выше обычного даже для равнины, но хоть убей — вранье. Образование записывали со слов и казалось бы, к чему обманывать? Хуже сопроводиловки из полиции уже некуда.

— В 'любом случае ты всегда прав', - перевел Макс для не понявших. — Это я от чистого сердца. По серьезному мы не влипали за три года никогда из-за нашего командира. У него нюх на правильные действия.

Про себя он подумал, что одного такого в жизни видеть приходилось. Полусумасшедшего отшельника в пещере, которого подкармливали всей деревней. Тот иногда выдавал советы и шли они всегда на пользу дела. Правда случалось не часто, но если уж скажет: 'делай или не делай то или иное', никто не сомневался. Знали — так будет лучше. Проверено.

Вряд ли все действия Шаманов этим можно объяснить, скорее в большинстве случаев сработала практическая жилка, а в дальнейшем и опыт боевых действий, но подозрения у него имелись серьезные. В горах совсем по-другому относятся к старым знаниям, многое сохранили вопреки жрецам и нередко умеют определять полезность. Бывает ведь и обратное. Маги — они случается и во вред соседям употребляют умения. Лучше заранее быть готовым и потом не удивляться.

— Поэтому внимательно слушаю предложение, — сказал Макс вслух. — Ты ж недаром нас позвал, а командир?

— Хорошее слово 'предложение', - пробормотал Шаманов. — Значит так, — окончательно решившись, сказал, — пока шла война, королевское правительство контролировало железные дороги, флот, закупки продовольствия и взаимоотношения между рабочими и предпринимателями. Уже третий месяц госконтроль отменен. Газеты открыто пишут: многие заводы увольняют людей работающих на выпуске военной продукции. Цены серьезно выросли…

— Ну ничего себе Мрак возьми, выросли, — взвился Глен. — Он достал из кармана измятое письмо и с неподдельным негодованием зачитал: До войны литр молока 9 сантимов, сегодня 15. Говядина поднялся в цене с 27 до 42, масло — с 32 до 61, десяток яиц — с 34 до 62 сантимов. Цена на обувь возросла в 4 раза. Даже рост зарплаты во время войны был меньше. И хозяева земель требуют у арендаторов больше платить. Причем сразу в два раза при падении спроса на продукты!

— Вот именно, — подтвердил Стен. — Нас никто не ждет с распростертыми объятиями. Наоборот люди будут держаться за свои рабочие места руками и зубами.

— Я на шахту не вернусь! — категорически заявил Пастухов. — Хватит, отработал в забое свое. Вы на добывающих уголек вблизи посмотреть пробовали? Я с восьми лет собирал уголь, просыпанный из тачки. А отец каждый день по десять часов трудился. К сорока годам у него легкие отказали, надышался угольной пылью. И за что? Шахтерам обязаны покупать товары только в магазинах своей фирмы. А там специально гниль, деваться-то некуда! Нет уж, кончено. Меня деньги в банке ждут.

— Этих полторы-две тысячи, что у каждого отложены, если в семью уже не ушли, надолго не хватит, — пробурчал Лайс.

Стен сделал паузу, переводя дыхание. Сама идея была достаточно хороша, но это со временем и начинать в одиночку он не мог. Требовалось убедить.

— Сегодня на острове таких как мы за двести тысяч. Демобилизованных, растерянных. Ищущих за что зацепиться. Вот и надо от этого идти. Создать Лигу Ветеранов. Вместе мы сила!

— И зачем это большинству? Уж в земле ковыряться возможность найдется. Мы же не будем каждому помогать поле обхаживать, — скептически отмахнулся Рудов.

— Правильно! У Лиги должна быть цель, иначе все впустую! Понятная всем. Улучшить жизнь. По одиночке все бесполезно. Наша земля принадлежит все больше чужим шиольским ордам, не имеющим понятия о нуждах арендаторов и не желающих ничего о них знать. Большинство и не посещает свои владения. Повышение аренды неминуемо будет и это шанс заявить о себе. Важно потребовать установления определенного уровня 'справедливой' арендной платы, устойчивого срока арендного договора, разрешения свободной продажи земли. Земля должна принадлежать работающим на ней.

— И что конкретно может сделать группа людей? — Блэр больше не жрал, а внимательно слушал. — Он-то как раз из такой семьи. Всю жизнь на грани. Голода на острове, охватывающем всю территорию, никто не помнил, но это не означает хорошего урожая во всех концах. Фермеры нередко еле сводили концы с концами, а многие не имея возможность платить лорду, уходили в города. К отнюдь не намазанной маслом жизни.

— Если арендная плата будет повышена, а это обязательно случится в ближайшее время, убедить фермеров отказаться платить. Вот для того чтобы не согнали мы и должны присмотреть. На первый порах никакого насилия. Любой, согласившийся взять чужой участок должен стать изгоем. С ним не говорят, ему не продают, у него не покупают, к нему не нанимаются на работу и не оказывают помощь в любом виде. В Храме никто не встанет рядом и не отдаст в его семью дочь. Никакого общения!

— Ха! А ведь может сработать. Тут и жандармы не помогут. Преступления нет.

— Мне любопытно прозвучавшее 'на первых порах', - осведомился Дубравин. — Это к чему?

— Лорды могут набрать собственных головорезов для запугивания. Они обязательно попробуют заставить правительство предпринять резкие действия. Рано или поздно кровь будет, — спокойно сказал Стен. — Я не хочу криминала и чем сильнее мы станем, тем больше шансов удержать стихию.

— В каждой истории есть два участника и точка зрения у них может различается кардинально, — подхватил Макс. — Любой считает правым исключительно себя. А у нас ведь Патра. Может мы и выступаем вместе против чужаков, но грыземся по страшному. Религия, горцы с долинными жителями, фермеры со скотоводами, кланы, племена.

— Только вместе мы можем добиться победы. Всем хорошо не будет никогда, — Стен поморщился, — хотя это лучше на площадях не говорить. Мне лично плевать на все вышеперечисленное и насколько это будет зависеть от меня, я буду соблюдать баланс интересов. Лига ветеранов обязательно включает всех. Потребности разных групп не всегда совпадают. Втянуть в борьбу каждого трудового человека. Не только земля, еще и профсоюзы. Просто это начало. Конкретное и всем понятное. И дальше не стоит отодвигать остальных. Ветераны — ядро. А Движение — общенациональное. Если необходимо будем сотрудничать и с прогрессистами, и с популистами, но только отдельной силой.

— Партия? — не удивился Макс. — И где-то впереди маячит знакомый лозунг: 'Предоставления стране самоуправления и создания автономного парламента'.

— Да! Шаг за шагом, вплоть до собственного управления. Это плохо?

— Это сомнительно. Никогда нам не дадут свободу.

— Невозможное всегда удаётся. Самое невероятное — это и есть самое верное решение. Я гарантирую: не завтра, не через год, возможно через кровь, но самоуправляемость мы получим при моей жизни! При одном условии — идти вместе.

К сидевшим неуверенно приблизился незнакомый солдат. Форма на нем была не морпехов. В транспорте собрали для отправления домой не только пятую. Были еще из 29-й пехотной.

На лице у него было написано: 'Разрешите обратиться', а в трех шагах в качестве группы поддержки торчало еще несколько с уважительно-вопросительными лицами. После Гриффина и тюрьмы к Шаманову стали относиться с нескрываемым почтением и показательной предупредительностью.

Очень многие прекрасно поняли что произошло, а уж про капитана говорили практически в открытую. Никто не сомневался в убийстве зарвавшегося садиста. Официальную версию в расчет не брали. Всеми своими подвигами и наградами Стен не сумел себе сделать столь известного имени. Теперь его знали не только в морской пехоте и не одни офицеры.

Армия и флот в стороне не остались. И одобряли не только патраны или простые шиольские солдаты. Многие офицеры считали происшедшее правильным. Честь выше всего. Гриффин себя откровенно замарал низкими поступками. Шаманов повел себя как благородный человек. Дал сохранить лицо родственникам и наказал виновного. Это заслуживало похвалы и поднимало над многими, задавая планку поведения. Пойти на деяние, прекрасно зная о негативных последствиях для карьеры, да и дальнейшей жизни, не всякий решится.

— В чем дело? — спросил Стен доброжелательно. Слышать солдат все равно толком ничего не мог. Говорили они негромко, да и уловил что — какая разница? Он надеялся опереться на проверенных и заинтересованных сержантов в новом деле, но люди лишними не бывают.

— Там, — помявшись, доложил незнакомец, — моряки курс новый прокладывают. Мы идем не в Натмук. Прямиком к Синенду. Вы б сходили, выяснили, что к чему. Чего это домой не везут.

— Один Мрак, — поднимаясь, сказал Шаманов, — обязаны обеспечить бесплатный проезд до места принятия на службу. Не по морю, так по железной дороге. Ну пойдем, спросим.

— Это удачно получилось, — дождавшись пока толпа во главе с бывшим офицером повалит наружу, веско уронил Лайс. Всем в трюме вдруг стало страшно интересно, куда направляется делегация. Минут пять назад никто о столь прозаичных вещах и не задумывался.

— Зачем нам давление авторитета начальства? Сбор сержантов сам решит. Итак, я по любому пойду за Шамановым. Жены не имеется, детей тоже. Никто не ждет и жить мне негде. Идти в снова в сцепщики вагонов? В депо все места наверняка заняты. Спасибо, не хочется. Вот Таран назад в шахту горбатиться не желает и я схоже думал. Только куда деваться не знал. Тысяча в год зарплаты и пить без просыпа в выходные? Хочу чего поинтереснее. Стен предлагает цель в жизни. Выгорит или нет, Мрак его знает, но это хороший шанс. Ну? Кто как думает? Блэр?

— Я с вами, — заявил Садов. — Правда у меня то жена с ребенком имеется, но нам же база нужна? — он ухмыльнулся. — Почему не с моей деревни начать? Уж я точно знаю, кто и чем дышит. Кому требуется слово сказать, а кого и придержать за штаны.

— Макс?

— Я съезжу домой на пару недель, а потом вернусь. Все одно надо ведь пощупать настроения, да и всем с родичами повидаться.

— Таран?

— Нет парни. Политика, сельское хозяйство, самоуправляемость… Все это, — он точно обозначил ругательствами, что думает. — У меня еще старые знакомства сохранились.

— К Морио-стрелку пойдешь?

— Осуждаешь?

— С какой стати, — удивился Лайс. — Каждый выбирает свою дорогу. Мы столько убили за эти годы, что репутация страшного бандита, — он смачно плюнул на пол.

Сержанты дружно рассмеялись. Сколько там, на бандите, может висеть покойников — пять, шесть, десять? Любой из них навалил гораздо больше. И в основном это были не беспомощные гражданские, а такие же военные готовые тебя убивать.

— Он контролируют шлюх и игорные притоны, — серьезно сказал Таран. — С собачьих и лошадиных бегов зашибает немаленькие деньги. Наверняка бывалый человек подойдет.

— Ага, — подтвердил Глен, — и пустит вперед в качестве мяса. Нет, если серьезно, то предпочтительнее создать свою банду, а от вашего Морио избавиться. В море, только привязать чего потяжелее, чтобы не всплыл. Ха! — он подумал, — мы бы смогли, только не мой это путь. Убивать за деньги? Нет! А вот за правильную идею — да.

— Может это хуже? — зло спросил Таран. — За короля, за самоуправляемость, за независимость. Ты убиваешь, а потом опять остаешься ни с чем, и кто-то другой считает прибыль. За себя хоть честно. Я сделал — я отвечу. Не за принцип, а за возможность хорошо жить.

— Ха и еще раз ха! Одно не отменяет другого. Не важно, Лайс прав — неизвестно как упадут кости. Удача вещь капризная, но это гораздо интереснее, чем сидеть в деревенской лавке и отвешивать три конфетки ребенку, тщательно пересчитывая медные сантимы из потной ладошки. Я пошел в добровольцы в надежде найти другую жизнь. Не такую, как у моего отца. Может, это было глупо, но вернуться назад даже сержантом и с двумя орденами? Исключительно похвастаться. Я хочу другой жизни! Рисковой.

— А я нет, — отрезал Киран Дубравин. — Мне кровь уже поперек горла. Хочу в конюшню и не слышать больше никогда криков раненых лошадей, — его передернуло. — Людей не так жалко. Он хоть понимают, на что идут. А лошадь и возмутиться не может. Все! Пока меня не трогают, я просто развожу породистых скакунов и стригу овец.

— А тронут? — вкрадчиво спросил Лайс.

— Мы не арендаторы и ничего ужасного родичи не писали. Хорошие кони всегда нужны. Вы не думайте, если проблемы я всегда помогу, но лезть в эти политические дела… Без меня. Возьмете на себя слишком много и пойдете на каторгу. Без вины. Найдут причину. Земля — это власть. Кто ж ее добровольно отдаст?

— Вот и решили, — подвел итог Рудов. Трое за Лигу, двое сами по себе. Без обид парни, выбор честный. Пути расходятся, но это не значит, что необходимо смотреть на товарища зверем. Патра большая, а человек с человеком бывает встретится. И никто нам не мешает, — провозгласил, извлекая из мешка бутылку без этикетки под общее оживление, — выпить с ветераном Сводного отряда за прошлое. Спорим, лет через двадцать война будет вспоминаться как замечательное время?

— Мне вряд ли, — заверил Дубравин, в свою очередь, предъявляя дополнительную бутыль и два стакана.

— Ерунда! Молодой, здоровый, почти не пострадавший. Сквозная дырка не в счет. Девки любили и здоровья навалом. И свобода! Никаких обязательств, за тебя командиры думают. Кормят, поят, одевают, а ты вечно недоволен. Мало, плохо и невкусно. Дома-то ту же кашу жрал без масла за ушами трещало. Если сравнить, ха! В пятьдесят держишься за поясницу прямо с утречка и жена пилит за отсутствие денег. А дети на твои указания потихоньку плюют и от рук отбились. Как мы, — подумав, добавил, — под общее ржание. А что? — он обвел всех взглядом. — Кто-то хочет похвастаться, что его родители радовались идее пойти добровольцем? То-то! — поднимая стакан, провозгласил, — чтоб наши дети не были хуже нас!

Интерлюдия