Миновав пост, четверка оказалась на перекрестке с улицей Рымарской. Данька во все глаза смотрел вокруг. Направо, вдалеке, виднелись перегораживающие улицу завалы, слева бурлил рынок.
Чуть дальше возвышалось нечто вроде очередной баррикады, сооруженной из шести или семи рядов сложенных друг на друга мешков с непонятным содержимым. С двух сторон укрепления уставили длинные стволы в небо крупнокалиберные пулеметы. Мальчику грозное оружие было знакомо: в их поселении тоже имелся один такой «Утес», к сожалению перед самым падением форта пришедший в негодность и не сумевший защитить обитателей Холодногорского от нашествия мутантов.
Один из пулеметчиков, наблюдавший за небом в большой бинокль, вдруг встревожился и, повернувшись к солдату, приказал:
— Ну-ка, Степаныч, убирай отсюда своих гавриков!
— А что такое?
— Кажись, очухавшиеся после спячки гости пожаловали.
И, уже обращаясь к остальным бойцам, крикнул:
— Внимание! Нужно срезать их еще над Пушкинской. Тоовсь!
— Уходим, уходим, пацаны! — заторопился Семен Степанович.
В небе и впрямь показалось три черные точки, медленно приближающиеся к Площади Конституции.
— Летуны! — выдохнул Вонючка. — Вот же…
Затрещали пулеметные выстрелы, заглушив его последние слова.
Удивительно, но разношерстная толпа на рынке даже не обратила на пальбу внимания. По всей видимости, к подобным вещам здесь давно уже привыкли.
Перепуганный до полусмерти Ромка пулей помчался от баррикады. А вот его старшие приятели покинули укрепление не без сожаления. Ими овладел охотничий азарт.
* * *
Неподалеку от стерегущей небо баррикады находилось большое старинное трехэтажное здание из красного кирпича. Стрельчатые окна первого и второго этажей заложены мешками, на крыше примостилась парочка «Утесов», у тяжелых металлических дверей 122-миллиметровая гаубица Д-30. По обе стороны от пушки застыли грозные гвардейцы в длинных шинелях, островерхих суконных шлемах и с автоматами Калашникова на груди.
Здесь, как пояснил солдат, размещалось руководство Торговой Конфедерации, а также силовые органы и санчасть. Отбитым у рейдеров детям предстояла спецпроверка и медицинское освидетельствование.
Пройдя, как выразился конфедерат, «фейс-контроль» у гвардейцев, вошли под высокие и мощные своды сооружения, где прежде располагался городской исторический музей, а еще раньше — ломбард. Толстенные стены здания вызывали невольное уважение. Такие ничем не возьмешь. Не удивительно, что уцелели после бомбежки.
Сначала их отвели в военную комендатуру, где суровые дяденьки в строгой форме с синими петлицами расспрашивали каждого по отдельности, кто он, кто его родители, чем занимаются и так далее.
Быстрее всех прошел «чистку» Роман, как самый маленький и несмышленый. К тому же сирота. Отец умер во время недавней эпидемии в Холодногорском, а мать погибла на той самой «женской» дрезине во время боя с мутантами. Так что он почти сразу получил разрешение на постоянное проживание на территории Конфедерации с размещением в местном детском приюте.
Едва Данька сел напротив кряжистого, с очень усталым лицом мужика, как тот выпятил в сторону паренька квадратную челюсть и принялся буравить тяжелым колючим взглядом. Мальчик насупился, но глаз не отвел. Игра в гляделки продолжалась довольно долго, пока, наконец, взор военного не прояснился. Заулыбавшись, мужчина подмигнул и сказал:
— Что, совсем не страшно, малец?
Данька отрицательно покачал головой: мол, не страшно. А чего бояться, все страшное осталось позади. В родном форте, в кишащих мутантами подземельях метро…
— Ну, раз так, то рассказывай, — велел военный.
— О чем?
— Обо всем. Начни с самого рождения…
— Ладно, — пожал плечами и стал рассказывать.
Пока он говорил, его не перебивали. Сидящий напротив внимательно слушал и время от времени что-то записывал. Лишь когда пошла речь о поразившей население Четвертого форта эпидемии и исходе остатков холодногорцев в метро, военный напрягся и стал задавать дополнительные вопросы. О болезни, о смерти коменданта крепости, о роли отца в тех событиях. Паренек отвечал без утайки.
— Да, как видно, совсем уж вы были в полном отчаянии, раз решили в метро спуститься. Из двух зол, как говорится… Гм… Значит, ты не видел, как твой отец погиб во время захвата рейдерами?
— Нет.
— И полагаешь, он жив? — усомнился мужчина. — После всего того, чему ты стал свидетелем?
— Обязательно! — с жаром подтвердил Данька. — Вы его не знаете. Он у меня такой, такой…
Не подобрав нужных слов, мальчик вдруг заплакал.
Военный смягчился. Хотел было встать, чтоб успокоить ребенка, но потом сдержался. Лишь подал ему стакан воды.
— Хорошо, — подвел итог, когда рыдания допрашиваемого прекратились. — Считай, что мы тебе поверили. Поскольку ты не сирота и пока не нуждаешься в постоянном виде на жительство, я тебе выпишу временное разрешение на пребывание во владениях Торговой Конфедерации. С ним ты можешь беспрепятственно передвигаться по всей нашей территории. Жить же пока будешь…
Он заглянул в лежащую на столе бумагу.
— У Семена Степановича Бурого, друга твоего отца. Он предоставляет временный кров и пищу, пока не найдется твой батя. Вопросы есть?
— Нет, — ответил Данька, которого удивило то, что почти незнакомый человек оказался столь гостеприимен и добр к нему.
— Тогда шагом марш в медпункт! — скомандовал мужчина. — Это на втором этаже, третья дверь направо от лестницы.
Дважды повторять не пришлось. Мальчик пулей вылетел из комнаты.
В медпункте его долго и внимательно рассматривали, приказав раздеться догола и для начала принять душ. Когда он обсох, одеться не позволили, а, вооружившись увеличительным стеклом и пинцетом, оглядели чуть ли не каждый миллиметр кожи, заглянули в уши, рот, нос. Осмотрели стыдные места. Потом взяли кровь на анализ, больно уколов палец.
Пока врачи колдовали над микроскопом, Данька, дрожа от холода и стыда, переминался с ноги на ногу.
— Ну, как ты тут? — заглянул в кабинет Семен Степанович.
Завидев его, один из врачей, по всей видимости главный, махнул рукой:
— Заходите.
Солдат зашел и принялся бесцеремонно пялиться на паренька. Тому сделалось неприятно. Что за новости? Нашли, понимаешь, диковину!
— Одевайся, — разрешил врач.
Мальчик потянулся за одеждой, но медик покачал головой:
— Нет, возьми вот это.
Пожилая медсестра протянула Дане ворох не новой, но видно, что чистой одежды, из которого парень выбрал подходящие по размеру трусы, майку, свитер и брюки. Старую одежду, обработанную специальным дезинфицирующим раствором, ему вернули. Само собой, не забыл он и свое сокровище — захваченную отцом из погибшего форта книгу о Пустынном Лисе. Сунул за пазуху, поближе к сердцу.
— Удивительно здоровый ребенок, — развел руками врач, протягивая Семену Степановичу бумагу с печатью. — Просто поразительно! В таких-то условиях…
— Можно забирать? — справился Бурый.
— Да, конечно. А вот его приятелям не повезло — у обоих признаки кожных инфекционных заболеваний. Придется их недельку-другую подержать в карантине.
Солдат легонько подтолкнул мальчика к двери. Доктор смотрел ему вслед, продолжая твердить:
— Поразительно, поразительно!..
* * *
Выйдя на улицу, Семен Степанович сказал, что до вечера Данька может погулять, осмотреться на новом месте. А вечером, часиков в шесть, пусть приходит вон в то здание, «Дом под градусником», и спросит его, Семена Бурого. Там и поговорят в спокойной обстановке, решат, что им делать дальше и как побыстрее разыскать Музыканта. Сам Бурый пока жутко занят, но к шести непременно освободится.
— А почему здание называется «Под градусником»? — спросил мальчик, не заметив на изувеченном войной фасаде ничего похожего на измеряющий температуру прибор.
— Да раньше, до Катастрофы, здесь висел самый большой в городе градусник. Можно сказать, городская достопримечательность. Потом, во время бомбежки, когда часть дома осыпалась, прибор разрушился. Но по привычке старожилы продолжают называть здание прежним прозвищем.
— Понятно!
— Ну, бывай, — протянул руку солдат. — До вечера.
«Какая-то она у него влажная, — отметил юный следопыт, отвечая на рукопожатие. — Будто сильно переживает из-за чего-то. Может, на службе неприятности?»
Впрочем, вскоре мальчик отвлекся на более интересные предметы.
Перед ним снова бурлила Площадь Конституции. Непривычно, завораживающе огромная. Куда там их Холодногорскому форту! Здесь три или даже четыре такие крепости поместились бы.
Сама Торговая Конфедерация состояла из нескольких разброшенных по всему городу фортов. Здесь же располагались главные. Один из них, по левую сторону от ломбарда-музея (старая облезлая многоэтажка), другой был обозначен Бурым как «Дом под градусником». Фасад «Дома под градусником» частично обрушился, а вот стены, выходившие во внутренний прямоугольный дворик, сохранились. Внутрь двора вела арка, прикрытая мощными, хорошо укрепленными чугунными воротами. Еще один форт, направо от главного административного здания конфедератов, находился на территории бывшего Покровского монастыря. По всей окружности площадь охватывали высокие мрачные стены, образованные уничтоженными во время Катастрофы домами. Впоследствии эти «естественные» укрепления кое-где подправили, усилили, и получилось очень даже мощное фортификационное сооружение.
Покружив по площади и не найдя ничего любопытного, паренек подался в сторону Покровского форта. Его окружали стены метров в пять-шесть высотой, тоже образованные из бывших домов. Окна, выходившие на площадь, как и почти всюду здесь, заложили.
На воротах Данька показал патрульным временный пропуск, и мальчика пустили внутрь.
Большое желтое двухэтажное здание по центру, маленькое красное — справа, а налево — голубое, с острой башней, увенчанной крестом. «Ага, — догадался паренек, — это называется „церковь“». Неподалеку от Холодногорского тоже находилось похожее сооружение, только сильно разрушенное. Это вот сохранилось.
У входа в церковь скопилось немало народу. Подойдя поближе, Даня невольно содрогнулся от отвращения. Несчастные люди перенесли какую-то жуткую болезнь. У многих отсутствовали глаза, на месте которых темнели багровые провалы. Некоторые лишились носов и ушей. У троих не хватало ног. И почти все безволосы.
Несчастные калеки жалко скулили, выпрашивая у прохожих «милостыньку Христа ради». Люди почти не останавливались и, хмуря брови, проходили мимо. Какая там милостыня, если самим на пропитание едва хватает.
Вдруг у красного здания мелькнула тощая мальчишеская фигура, показавшаяся Даньке знакомой. Оттолкнув протянутую к нему трехпалую руку, Данька бросился следом. Парень скрылся за углом.
Данила, подойдя к дому, осторожно выглянул из-за угла, стараясь рассмотреть, что там происходит. Пятеро ребят лет по тринадцать-четырнадцать кучковались под стенкой, увлеченно о чем-то споря. Самый крупный и упитанный, чуть ли не в три раза больше самого Даньки, щелкнул одного из мальчишек по лбу.
— Эй, Амбал, мы так не договаривались, недовольно пропищал потерпевший. — Гони сюда мой патрон, я его честно заработал! Меня чуть не поймали!
— Отвянь, Длинный. Я тут старший, значит, мне больше нужно, — отрезал здоровяк.
— Ну хоть один отдай, я ведь целых шесть у того дурачка стащил! — продолжал гнуть свою линию худосочный паренек.
— Ладно, лови! — подбросил в воздух патрон старший.
Длинный бросился вслед за драгоценным кусочком металла, стараясь поймать его на лету. Вот мерзавец! Это был тот самый прохвост, свистнувший пригоршню патронов у Вонючки. Не долго думая, Данька незаметно подставил малолетнему воришке подножку, да так, что тот аж перекувыркнулся в воздухе от неожиданного препятствия. Сын Музыканта тихонько засмеялся.
— Эй, парни, тут кто-то есть! Хватай его! — растянувшийся на земле Длинный поднял истошный вопль. — Скорее!
Трое мальчишек, по пути поднимая товарища, рванулись искать обидчика. Будь у Даньки ноги чуть подлиннее, он бы, может, и удрал. Но, к сожалению, самому низкому из местных босяков он едва доходил до уха, что уж тут говорить о тощем воришке, который был его выше больше чем на голову. Потому-то и погоня длилась недолго. Схватив Даню за запястья, парни потащили его к главарю.
— Ты кто такой и что здесь делаешь? — полюбопытствовал Амбал, с интересом рассматривая мальчишку.
— Даниил, — пролепетал тот, отчаянно пытаясь вырваться из цепких рук. — Вот этот, — указал он на Длинного, — украл патроны у моего друга. Отдайте их сейчас же!
Босота дружно захохотала, тыкая в наглеца грязными пальцами. Ишь, какой умный выискался, патроны ему назад подавай!
— Э нет, дорогой, так дело не пойдет, — противно хихикнул толстяк. — Ну-ка, хлопцы, обыщите героя.
Паренек, державший Даньку за запястье, потянулся к его карманам. Ладно насмешки, но такой наглости он уже вытерпеть не смог. Перенеся вес на кисти противников, что держали его за руки, мальчишка подпрыгнул, пребольно стукнув ногой того, что был справа, по коленной чашечке. От боли босяк разжал захват. Сильный рывок в сторону, и вот Данька уже на свободе.
— Остолопы, вы что, с этим сопляком белобрысым справиться не можете!? — выкрикнул из-за спины Амбала Длинный, видимо решивший переждать потасовку в безопасном месте. Замешкавшийся было главарь заметил наглеца и грубо выдернул из «убежища».
— Ты что, вообще охамел, худосочный? — просипел толстяк, выталкивая воришку вперед. — Давай, хватай гниду!
Длинный, опасливо озираясь на главаря, осторожно двинулся на Даньку. Сжавшись, как кошка перед прыжком, малолетний преступник бросился мальчишке в ноги, пытаясь сбить на землю. Тот попытался увернуться, но остальные беспризорники уже отошли от мимолетного замешательства и вновь рвались в бой, сжимая невесть откуда взявшиеся палки.
Ситуация оборачивалась не в пользу Даньки. Единственное правильное решение — бежать, пока бока не намяли.
— Ах ты ж сучий потрох! Ну держись!
Даньку снова схватили, приложив кулаком по защитившему нос респиратору. На этот раз руки за спину выкрутили так, чтоб даже дернуться не смог.
Амбал подошел поближе, перекидывая из руки в руку внушительную толстую палку.
— Ну что, ублюдок мелкий? Будем ребра считать?
И, не дожидаясь ответа, обрушил резкий удар на левый бок Дани. Звук вышел каким-то глухим.
— Что это у тебя там? — нахмурил брови толстяк и тут же велел приятелям: — Гляньте-ка, чего он туда напихал.
Несмотря на все попытки Даньки вывернуться, Длинный рванул пуговицы его ватника и выхватил из-за пазухи мальчика книгу.
— Ты гляди… — разочарованно протянул Амбал. — Так он еще и ученый. Ученый, ученый, съешь кирпич толченый…
Компания лоботрясов снова издевательски загоготала.
— Отдайте! — набычился пленник.
— Ишь чего захотел! — высунул язык Длинный. — Самим нужна. На подтирки сгодится.
И долговязый принялся грубо щупать листы книги.
— Хорошая бумага… Мягкая!
Темная волна захлестнула Даньку. Из груди вырвался дикий рев раненого зверя. Звук вышел таким страшным и пронзительным, что у державших его парней заложило уши. Руки врагов непроизвольно разжались.
Ощутив свободу, мальчик бросился на Амбала, не ожидавшего атаки, и сбил его с ног. Вырвав из рук толстяка палку, он пару раз огрел лежащего, не разбирая, куда бьет. Послышался громкий крик, перешедший в бульканье. Не мешкая, мститель метнулся к Длинному и обрушил оружие тому на голову. Худосочный, ойкнув, осел на землю, пытаясь прикрыться книжкой. Даня вырвал бесценное сокровище из мерзких лап и сунул назад, за пазуху. Потом, нанеся еще пару ударов по голове и плечам жирдяя, обернулся к остальным подросткам, застывшим на месте и не решавшимся вмешиваться в это побоище. С ужасом смотрели они на желтоголового мальчишку, сжимающего окровавленную кривую палку. На лбу мстителя выступил пот, синие глаза полыхали опасным огнем. Ребятня поежилась. Такой и убить может.