Планета Земля. Космодром имени Элтона Джона. Лето 2144 года.
Пролог
Кислотный дождь поливал мертвую, безжизненно–коричневую спекшуюся землю вот уже вторую неделю подряд. С темных небес летели капельки отравы, которые, повинуясь силе притяжения, падали вниз, соприкасались с почерневшим высокопрочным бетоном, камнем, пластиком, металлом и одеждой людей. Эта несущая медленную смерть и болезни влага пыталась проникнуть в каждую, даже самую маленькую щель, просочиться в кожу людей, напитать ядом тело и уничтожить его. Таким образом, мать–природа мстила своим созданиям за то, что ведомые алчностью, глупостью и жаждой потребления, они почти убили ее.
Но, не взирая на это, огромнейший космодром, один из самых больших на планете, по периметру в шестьдесят километров был окружен людьми. Огромные массы беженцев из России, Скандинавии, Средней Азии и Европы обосновалась вдоль высоких решетчатых пятиметровых стен внешнего периметра сваренных из толстой арматуры, и ждали только одного — возможности получить вожделенную «зеленую карту», по которой можно было войти на территорию космодрома. Затем, по этой же карте, пройти квалификационный отбор на полезность, загрузиться в чрево транспортного корабля и навсегда покинуть свою прародину.
Люди мечтали умчаться туда, где их ждали новые девственно чистые и нетронутые человеком неосвоенные планеты, где они смогут дышать без респираторных масок и не опасаться дождя. Однако хозяйка космических кораблей корпорация «Спасение», никого просто так, ради человечности и гуманности спасать не желала. И единственная надежда беженцев была на то, что сверху, из космоса прилетит сообщение, где будет сказано, что корпорации нужны новые рабочие руки для самого неквалифицированного и низкооплачиваемого труда. Пока, такого сообщения не было, и собравшиеся возле космодрома имени Элтона Джона граждане планеты Земля, прятались от дождя под самодельными навесами из толстого брезента, и ждали того, что им, наконец–то, улыбнется удача.
Километрах в трех от забора, под одним из таких брезентов полукругом расположилась группа из двух десятков человек: пять мужчин, шесть молодых женщин и девять детей в возрасте от трех до девяти лет. Все как один, они были завернуты в груды пластиковой одежды и сидели вокруг маленького костра, в котором догорали рваные армейские ботинки, обрывки одежды и мусор. Вонючая резина, кожзаменитель и синтетика нещадно чадили и никого не обогревали, а свежий прохладный ветерок, проникающий под рваный брезент, моментально выносил наружу даже иллюзию тепла. Кажется, зачем бы тогда разводить костер, если толку от него никакого? Не зачем. Но, порой человек совершает что–то неосознанно, вот и сейчас, огонь не столько согревал беженцев, сколько давал им возможность, глядя на пламя, отвлечься от той безвыходной ситуации, в которой они все оказались.
Очередной порыв ветра ворвался под брезент, осыпал всех собравшихся в этом укрытии людей брызгами, и один из мужчин, судя по уверенным и ловким движениям, молодой и крепкий, подскочил к задравшемуся пологу и придавил его к земле большим куском кирпича. После этого, он вернулся на свое место возле огня и, ни к кому конкретно не обращаясь, выдохнул только одно слово:
— Ненавижу!
— Что именно? — лениво спросил его сипловатым мужским голосом, сидящий рядом сгорбленный силуэт.
— Все ненавижу! Правительство, которое бросило нас. Корпорацию, которая монополизировала полеты в космос. Мерзкую погоду. Кислотный дождь. Охранников за забором космодрома. Олигархов и воров, сумевших купить себе билет в светлое будущее. Военных, «выполнивших приказ» Верховного Главнокомандующего и вместе с семьями поспешивших драпануть с обреченной планеты. А больше всего себя…
— Себя–то за что?
Из кармана мужчины с сиплым голосом появился толстый грязный конверт, набитый чем–то мягким, и он бросил его в огонь. Языки пламени жадно схватились за новое топливо, вскрыли конверт и в нем оказались бесполезные сейчас денежные купюры банка Российской Федерации, которые вот уже несколько лет ничего не стоили, точно так же как доллар, иена или евро. На миг от костра повеяло теплом, и люди немного взбодрились.
— Пару лет назад, — глядя на огонь, продолжил молодой, — я в Архангельском филиале корпорации работал. Совершил ошибку, и меня выгнали. Теперь ругаю себя каждый день и кляну свою глупость последними словами.
— Да, дурак ты, парень… — протянул сиплый и спросил: — Кем работал? Какая специализация?
— Охранник внешних периметров, компания «Чаплин Лимитед», дочернее предприятие концерна «Спасение». Завод охранял, на КПП стоял и следил чтобы работяги не вздумали какую–нибудь ценную детальку стырить. До старшего смены дослужился, заочно учиться начал, и на внеочередное повышение шел, но видать не судьба мне…
— А на чем залетел?
— Девку пожалел. Красивая, зараза. Ходила каждый день мимо и улыбалась, а как только я размяк, и перестал ее обыскивать, так она под одеждой один приборчик утянула. Я прозевал, но и помимо меня охранники имеются. Все вскрылось, девушку в тюрьму, а меня под зад коленом. Два года псу под хвост, и теперь я здесь, жду счастливого случая.
Сиплый мужик подвинулся к бывшему охраннику поближе и спросил:
— Слышь парень, раз ты в корпорации работал, так может быть, расскажешь, как мы все в такой глубокой попе оказались?
— Я немногое знаю, только то, что старожилы рассказывали, и что в корпоративной информационной сети нарыть смог.
— Плевать. Все равно это больше, чем по телевизору говорили, пока он еще работал. Опять же мальки наши, — сиплый мужчина кивнул на подростков, прислушивающихся к разговору, — ничего не знают, так им интересно будет.
Парень прокашлялся в кулак, и начал:
— Тридцать пять лет назад группа независимых ученых, выходцев из преподавательского состава Московского Государственного Университета разработала и доказала совершенно новую теорию о возможности сверхсветовых полетов. Они предлагали свои исследования на продажу всем правительствам Земли, но никто их трудами не заинтересовался, и в первую очередь по той причине, что постройка и испытание на практике гиперпространственного двигателя стоила астрономических сумм. И только австралийский миллиардер Дженкинс, на это повелся. Он смог собрать самых лучших ученых, инженеров и конструкторов на планете. Они пахали пять лет подряд, совершили множество прикладных научных открытий, построили корабль, сделали принципиально новый термоядерный реактор, смогли выйти в космос, а затем совершить полет к Альфа Центавре и обратно. Так была открыта первая пригодная к жизни людей планета под названием Альбертина.
— Слышал про это, но почему Альбертина, а не Новая Земля или Новая Австралия?
— Дженкинса Альберт звали, чуть подправил свое имя, и вот вам название.
— Понятно. А что дальше?
— Дальше все было как в поговорке: кто женщину в ресторан приглашает, тот ее и танцует. Дженкинс вернулся на Землю, заручился поддержкой крупных финансовых компаний и промышленных синдикатов, которым так или иначе подчинялись все земные правительства, и создал мега–корпорацию «Спасение». Олигархи сообразили, какие перспективы маячат в связи с открывшимися возможностями, и стали действовать. Откупили все космические технологии и космодромы. Плесецк теперь «Элтон Джон», Байконур называется «Барак Обама», Канаверал носит имя Дженкинса, ну и так далее. Заводы планеты стали работать в основном на космос, и все самые лучшие представители человечества, на новеньких кораблях устремились покорять межгалактические пространства и стали переселяться в новые миры. Про экологию уже никто не думал, всех волновал только конечный результат, и сейчас мы имеем, то, что имеем. Озоновый слой истончился дальше некуда, леса вырублены под корень, ресурсы израсходованы, реки загрязнены, а города превратились в мусорные отстойники и бандитские притоны.
— Но почему нам, гражданам России никто ни о чем не сказал? — вскрикнул сиплый.
— А кто ты такой, гражданин, чтобы тебе о чем–то говорить? — горько усмехнулся парень. — Для тех, кто наверху у власти окопался и к денежным потокам присосался, мы все вместе взятые, просто быдло, которому можно крутить по зомбоящику тупые «смехопанорамы» и давать возможность употреблять легкие наркотики. Кто сообразил, что к чему и попытался шум поднять, того или купили, или прибили в темном углу. А для остальных программа простая. Люди работают, а что производят, не знают. Куда летят корабли, не понимают, и верят тому, что это экспедиции на Марс. Да и некогда «простому человеку» на звезды смотреть. По телеку очередное ток–шоу идет, а поп–звезда себе новые сиськи нарастила. Это ведь более важно. Так вот и получилось, что обслугу, верных холопов, ядерное оружие и ценности властьимущие с собой забрали, заводы демонтировали, а нас, народы планеты Земля, все двенадцать миллиардов, бросили на убитой планете и теперь отбирают как племенной скот. Позволяет тебе здоровье на урановых рудниках пахать или господину прислуживать, добро пожаловать на борт спасательного транспорта, а имеешь дефект или рожей не вышел, так и нет никакого смысла тебя в космос тянуть, и ресурсы на такого человека тратить.
— Да уж. Вот так живешь как все, работаешь на заводе, получаешь зарплату и детей растишь, а потом вдруг узнаешь, что ты никто и зовут тебя никак, — сиплый порылся в карманах, ничего не нашел и окликнул собравшихся под брезентом людей: — Ну, чего, есть еще у кого, что спалить можно?
Беженцы нехотя зашевелились и в костер полетели куски пластика, поломанная игрушка одного из детей и кусок чьей–то одежды. Пламя вновь начало пожирать топливо, и мужик, протянув из под плаща руку в направлении бывшего охранника, представился:
— Юра Тарасов.
— Миша Ветров, — пожимая шершавую ладонь сиплого, ответил парень.
— И чего теперь будет, Миха? — спросил Тарасов. — Ты ведь по любому, не зря сидишь, и на что–то надеешься?
— Надеюсь, — согласился Ветров. — Кораблей на космодроме семь штук, и сдается мне, что больше колониальных транспортов не будет, а значит, на всех мест не хватит. В каждый транспорт вмещается тридцать тысяч человек под завязку, а нас здесь, вокруг «Элтона Джона», около двух миллионов и с каждым часом людей все больше и больше. Есть думка, что вот–вот начнется отбор самых лучших рабов и слуг для высшей касты, и может быть, мы попадем в их число.
— А если не попадем?
— В таком случае здесь останемся, и будем пытаться прожить последние деньки так, чтобы хотя бы умереть как люди.
— И какой смысл жить рабом?
— Человек всегда надеется на лучшее, и я считаю, что монополия Дженкинса и его товарищей на космос долго не продлится. Всегда найдется кто–то, кто пожелает жить по своим правилам и сможет отбиться от стаи хищников. Надо надеяться и верить, а больше ничего и не остается.
Ветров замолчал, Тарасов вопросов больше не задавал, а все остальные беженцы впали в некую прострацию. Рваный брезент над их головами хлопал под напором ветра, костер прогорел и затух, и только два десятка сутулых фигур завернутых в полиэтиленовые плащи, время от времени зябко ежились и ждали сигнала с КПП космодрома.
Прошел час, и такой сигнал был дан. Протяжный вой сирены разнесся по всем окрестностям и десятки тысяч людей, вылезая из своих укрытий, направились к ближайшему к ним контрольно–пропускному пункту. Километровые очереди выстраивались перед широкими металлическими воротами. Под прицелом танковых пулеметов и автоматчиков беженцы быстро проходили на территорию «Элтона Джона». Большая часть из желающих попасть на борт колониального транспорта заворачивалась обратно еще в отстойнике, где людей пропускали через медицинский биосканер. А вот Ветрову, Тарасову и двум молодым девушкам из их группы повезло. Бывший охранник обладал крепким здоровьем и имел корпоративный паспорт, хоть и просроченный, но все же официальный документ. Тарасов, не смотря на свои сорок лет, оказался неплохим слесарем, то есть ценным кадром. Что касается девушек, то молодые и здоровые женщины нужны любому обществу.
Спустя час, пройдя дезинфекцию и сменив свои одежды на серые одинаковые робы, все четверо присоединились к тридцати тысячам таких же счастливцев, как и они сами. Лишенные любых личных вещей, и имеющие при себе только новенькие корпоративные паспорта, беженцы поднялись на борт колониального транспорта. Повинуясь командам корабельных матросов, они заняли свои места, узкие противоперегрузочные пеналы на одного человека. По внутренней корабельной связи прозвучали команды капитана межзвездного корабля о необходимости соблюдать спокойствие и пристегнуться, а затем, легкий толчок, тяжесть во всем теле, не очень сильная перегрузка и невесомость.
Очередной корабль покинул матушку Землю. Он оставил позади себя слезы, горе, болезни и умирающую планету, вышел в открытый космос и перешел в гиперпространство. Курс: звездная система Альфа Центавра, звезда Центавра А, планета Альбертина, расстояние 4.37 световых лет, время полета трое суток.
Надежда согревала сердца и души людей, но до места назначения, колониальный транспорт DF-57, построенный в большой спешке и с нарушениями технических регламентов, так и не долетел. Служба Космического Контроля корпорации «Спасение» ждала его ровно месяц, но звездолет так и не появился. Транспорт, как и некоторые другие пропавшие в гиперпространстве корабли, списали в расход, а вся документация на DF-57 была передана в архив.
Центральная Корпоративная Лига. Планета Альбертина. 2925 год.
Альфред Дженкинс-9 был не в духе. Сегодня его разбудили как никогда рано, а все потому, что был День Совета. Это мероприятие проводилось каждый первый день нового месяца по календарю Альбертины, и Дженкинс, был обязан присутствовать на нем в обязательном порядке.
«Гребаный Совет. Как же мне скучно», — подумал правитель ЦКЛ и потомственный президент корпорации «Спасение», которая за почти восемьсот лет после того, как человечество покинуло прародину, трансформировалось в Центральную Корпоративную Лигу.
— Господин, вы уже встали? — в приоткрытую дверь огромной спальни, не спрашивая разрешения войти, проскользнула Бобби, совершенно голая гибкая и красивая девушка с полными губами, высокой грудью и толерантным темно–коричневым оттенком кожи.
Кого–нибудь другого, за такую наглость глава ЦКЛ приказал казнить, но Бобби была его секретарем, любовницей и фавориткой, а потому ей многое прощалось. И как это часто с ним случалось, когда она была рядом, настроение Дженкинса заметно улучшилось, и сев на шикарную кровать из слоновой кости, он улыбнулся и произнес:
— Конечно, встал.
— Вам помочь одеться?
— Разумеется.
— Что принести?
— Строгий черный костюм из тех, что мы на прошлой неделе в Новом Лондоне купили.
— Фи-и, — поморщилась Бобби, — как это старомодно.
— Глупышка, — Дженкинс встал, — это классика: ручная работа, натуральный хлопок, шерсть и лен. Синтетика и яркие тряпки для низших слоев общества и простолюдинов, не имеющих никакого понятия о вкусе, а хозяин всегда официален и одет в одежду самого наилучшего качества согласно традициям прошлого.
Сказав это, глава ЦКЛ подошел к стене и посмотрел на себя в старинное зеркало, которое досталось ему по наследству от первого Дженкинса, легендарного человека спасшего человечество от вымирания. Увиденным, он остался доволен. Подтянутый тридцатилетний мужчина, рельефная мускулатура, молочно–белая специально осветленная кожа, мужественное лицо, еще в далеком детстве подправленное самыми лучшими пластическими хирургами, ровный правильный нос и модный в этом сезоне среди высшей корпоративной верхушки волевой и немного раздвоенный подбородок.
«Красавец, — отметил Дженкинс. — Настоящий лидер миллиардов людей и кумир для амбициозной молодежи на всех семидесяти трех планетах Лиги в пятидесяти звездных системах».