Кстати, запаха от трупов драконоборец не слышал, несмотря на жаркую погоду, балующую селян последние дней пять. Выходит, иконоборцев недавно убили. Самое позднее — сутки тому назад. А значит, если погнать коня, то можно настичь хэвру и попытаться покарать беспощадных убийц, вычеркнувших отвратительным поступком свои имена из списков рода людского. Звери, а не люди. Да и звери так не поступают! Звери убивают защищаясь или для еды, а убивать ближнего своего, да еще стараясь причинить побольше мучений, могут только двуногие нелюди. Или не люди, потому что настоящие нелюди иногда совершают благородные поступки, способны на самопожертвование, на дружбу, на товарищество. И самым ярким примером тому служит погибшая у драконовой пещеры навья, отдавшая подобие жизни за его, Годимира, шкуру.
— Думаю, они умерли счастливыми, — раздался вдруг глубокий голос.
Годимир чуть не подпрыгнул. Дернулся, рванул повод игреневого.
— А? Кто тут?!
— Что может быть лучше, чем принять смерть подобно Господу, Пресветлому и Всеблагому. На колу, в очищающих душу и просветляющих разум муках.
Да что ж это такое! Голос знакомый!
— Кто здесь? — завертел головой молодой человек.
— Не туда смотришь, пан Годимир герба Косой Крест. Годимир из Чечевичей, если мне не изменяет память.
Не может быть! Ведь это же отец Лукаш…
Годимир поднял глаза. И встретился с черными горящими, как уголья, очами старшего иконоборца.
— Святой отец! — в замешательстве воскликнул драконоборец. Нет, не может быть, и все тут!
— Я, сын мой, я… Не ожидал? — Отец Лукаш взмахнул рукой, отгоняя от лица наиболее назойливых мух.
Рыцарь еще раз сотворил знамение. Потом ущипнул себя через портки. Боль подтверждала, что он не спит, но тогда как…
— Если ты поможешь мне, сын мой, занять положение, более подходящее для неспешной беседы, а с радостью удовлетворю твое любопытство. — Иконоборец, кажется, улыбался, чего раньше за ним не замечалось.
Да он же выть должен от боли, самого себя зубами грызть… Или разум помутился? У казнимых медленной смертью такое случается. Опять неувязка! Говорит-то он вполне связно, разумно и, главное, совершенно спокойно, словно не на колу висит, пронзенный подобно каплуну, а ведет светскую беседу где-нибудь у камина или за корчемным столом.
— Ну же! — требовательно дернул головой монах. — Ты намерен что-либо делать? Или предпочитаешь разговаривать со мной подвешенным? Тогда, не обессудь, я умолкаю. — Он горделиво вздернул подбородок, нахмурился и прикрыл глаза.
Словинец попытался подъехать поближе, но конь, напуганный запахом крови, заартачился и даже взбрыкнул чуть-чуть.
— Погоди, святой отец, — примирительно произнес Годимир. — Я сейчас коня привяжу и вернусь к тебе…
Он спешился, взял игреневого под уздцы и повел к навесу.
В спину донеслось едкое:
— Только ты уж решись — помогаешь ты мне или просто любуешься…
Годимир решился.
Пока он привязывал коня и ослаблял подпруги, мысли вертелись в голове стаей ласточек-береговушек — неподалеку от батюшкиного маетка в Чечевичах река Друть выгнулась дугой, подмывая песчаный берег и в нем-то и рыли норы веселые юркие ласточки. Не может человек выжить, будучи посаженным на кол. Точнее, жить-то он какое-то время будет, но мыслить, разговаривать… Это вряд ли. Значит, здесь таится загадка, тайна с двойным дном и хорошо еще если не опасность.
— Отец Лукаш, ты человек? — задал Годимир вопрос напрямую, вернувшись к кольям.
Иконоборец хмыкнул. Почесал большим пальцем нос — видно, особо наглая муха попыталась забраться внутрь. Сказал:
— А от моего ответа будет зависеть, снимешь ты меня или нет?
— Нет, — не покривив душой, ответил драконоборец. — От твоего ответа будет зависеть, чего я от тебя буду ожидать.
— Молодец, — помолчав, кивнул монах. — Честный малый. С таким приятно иметь дело. Вернее, было бы приятно, не торчи в моей заднице хорошо оструганная береза.
— Ну, так как же с моим вопросом?
— Хорошо. Я отвечу. Ты, пан Годимир, кажется, странствующий рыцарь и обетом своим выбрал очищение лика земли от всяческих чудищ кровожадных и прочей нечисти? Так?
— Ну, так…
— Не «нукай», сын мой, не красиво… А хорошо ли ты читал всяческие бестиарии и монстрологии?
— Я читал много книг! Всю монастырскую библиотеку в Хороброве. — Даже обиделся слегка рыцарь. Да за кого непонятный монах его принимает? — И «Физиологус» архиепископа Абдониуша, и «Монстериум» магистра Родрика, и «Естественную историю с иллюстрациями и подробными пояснениями к оным» Абила ибн Мошша Гар-Рашана, прозванного…
— Брехуном бы его прозвать, — бесцеремонно перебил речь драконоборца отец Лукаш. — Вот это в самый раз! Нет, о некоторых зверях он, конечно, написал довольно правдоподобно и, не побоюсь рифмы, подробно. Но в большинстве случаев… Нет, его «Естественная история» не выдерживает никакой критики…
— Не может быть! — с жаром заступился Годимир за любимую книгу. Не так за автора, басурманского ученого, которого никогда не знал, как за тот фолиант, страницы которого трепетно перелистывал при свете масляного каганца — на свечи у него тогда денег не было.
— Может, сын мой, может. Ибо я — одно из тех чудовищ, при описании коего Абил ибн Мошша допустил, пожалуй, наибольшее количество ошибок. Согласись, одно дело подойти к предмету изучения как настоящему ученому — пытливо и тщательно, а совсем другое — собрать вымыслы, досужие сплетни, которым местные басурманки обмениваются у водоема, когда приходят за водой… Ты кстати, знаешь, пан Годимир, что тамошние женщины укрывают от посторонних взглядов лицо до самых глаз?
— К лешему басурманок! — довольно резко отмахнулся рыцарь. — Я не понял — ты хочешь сказать, отец Лукаш, что ты…
— Вампир я, вампир… — как-то буднично произнес монах. Но именно от равнодушного голоса, которым он сообщал будто бы саму собой разумеющуюся новость, у Годимира зашевелились волосы и мороз пробежал между лопаток.
— Как?!
— Да вот так! Уродился таким. Тебя же не смущает, что ты человек?
Словинец затряс головой. Бред, бред и еще раз бред. Если перед ним вомпер, то…
— Ты вомпер, отец Лукаш?
— Что за просторечные названия?! А еще рыцарь-драконоборец! Правильно говорить — вампир.
— Да какая, к лешему, разница! Вомпер, вампир… Кровосос.
— Вынужден тебя разочаровать, пан Годимир. Я — вампир. Но я не кровосос. В том, конечно, понимании, которое вкладывается кметями и мещанами. Не будем вдаваться в подробности, но я обещаю, что твою кровь пить не стану.
Рыцарь насупился:
— Положим, я еще так просто не дамся…
— Обещаю, что даже не буду пытаться.
— Хорошо. Придется тебе поверить.
— Вот и чудно. Снимай меня.
Годимир подошел к основанию столба. Примерился. Рубить или толкнуть, чтобы сломался? Если рубить, то только мечом. Можно, само собой, попытаться разыскать топор, только…
— Ты не заснул там, сын мой?
— Не заснул, — непочтительно отозвался молодой человек. Называть вомпера «отец мой» как-то не хотелось. — А почему ты, раз уж такой бессмертный, сам с кола не слез? А?
— Сюда погляди, — Лукаш постучал пальцем по острию кола. Расколов потемневшую от крови древесину, там торчал длинный ржавый гвоздь. — Сыдор — лопух, сам бы не догадался. А вот Вукаш Подован по этой части знаток. Ему пальца в рот не клади — откусит…
— Кто б уже говорил про «откусит»!
— Давай не будем, пан Годимир, заниматься мелочными склоками… — сварливо произнес вомпер. — Ты собираешься меня снимать? Если да, тогда учти — еще один такой гвоздь у меня под задницей. Удовольствие, должен признаться, невеликое.
Но драконоборец не спешил:
— А скажи-ка, не тот ли ты инкуб, про которого кмети болтали?
— Ты меня разочаровываешь, пан Годимир. Уж если в Хоробровском королевстве такие малообразованные странствующие рыцари, что ж тогда говорить о горожанах и селянах?
— Не увиливай, говори, как есть!
— Должен заметить, пан Годимир, что инкубы и суккубы такое же отношение имеют к истинным вампирам, как, скажем, кочкодан[43]… Знакомо тебе это слово?
— Знакомо, знакомо, не переживай.
— Да я не переживаю как-то. Просто после того невежества, которое ты проявил… А впрочем, ты не виноват. Эх, Абил ибн Мошша Гар-Рашан, большой вред ты причинил своей книжицей любительской…
— Не отвлекайся. Я жду ответа.
— Хорошо, хорошо. Экий ты суровый. На самом деле это я должен тебя подгонять, что ты поскорее меня с насеста снимал. Ладно, больше не отвлекаюсь. Так вот, инкубы и суккубы соотносятся с истинными вампирами, как кочкоданы с вами, людьми. Так же и тех, кого вы вомперами зовете, мы почитаем дикарями, необузданными в желаниях, отлавливаем и судим их. И караем. По-своему…
— Да?
— Если не веришь, твое дело. Но может быть, во имя Господа, продолжим разговор в более удобной обстановке?
Рыцарь махнул рукой, пошатал кол. На совесть, гады, крепили. И все же, если подналечь плечом, не придется портить благородное лезвие меча.
— Потерпи. Сейчас может быть больно, — предупредил он Лукаша.
— И посильнее боль терпели, — небрежно отмахнулся тот, впрочем, поднимая руки и сцепляя пальцы на затылке. — Шею не хочу повредить, — пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Годимира. — Пойми, что мне все равно, но сломанные позвонки помешают нам поговорить всласть.
— Да? Ну, хорошо, — согласился словинец. Налег плечом. Сильнее. Кол зашатался, что-то хрустнуло у самого основания.
— Раскачивай, раскачивай, — советовал с высоты вампир.
Ну что ж, раскачивать так раскачивать!
Молодой человек рванул изо всех сил.
На себя!
От себя!
На себя!
В сторону!
От себя!
С треском и шуршанием основание кола выворотилось из земли. Ясное дело, удержать его на вытянутых руках рыцарь не смог — не в человеческих это силах.
С лягушачьим кваканьем Лукаш ляпнулся оземь.
Сплюнул сгустком крови:
— Через легкие прошел! Вот мерзавцы! Знали что делали.
Годимир, не слушая его разглагольствований, зашел со стороны острия и, стараясь не испачкаться в черной, сгустившейся крови, схватил двумя пальцами гвоздь за шляпку.
Пошатал. Крякнул… И вытащил.
Брезгливо отшвырнул железку в заросли черники.
— Молодец, — одобрил вампир. — Телесной силушкой Господь тебя не обделил…
— Слушай, что ты все время Господа поминаешь? — возмутился человек. — Не стыдно тебе имя его трепать всуе? Да еще языком нечестивым.
— Обидеть хочешь? — хмыкнул Лукаш. — Давай! Ты в своем праве. Спаситель, как-никак.
— Ну, почему же сразу и обидеть? Я просто узнать хочу. Раз ты вомпер…
— Вампир.
— Ну, хорошо! Не все ли равно?
— Тебе все равно, а мне неприятно.
— Ну, ладно. Меня всегда учили, что если вампир или, скажем, волколак, то это нечисть. А нечисть имени Господа боится. И отогнать ее можно знамением и молитвой вслух. А ты сам через слово Господа поминаешь и хоть бы что…
— Объясню. Пожалуйста. Или мне жалко? Только вытащи ты ради всего святого эту деревяшку… Я сейчас руками за кол брата Наволода схвачусь, а ты тяни.
Годимир кивнул. Поплевал на ладони. Схватился. Потянул.
Отец Лукаш напрягся, выгнулся, надо полагать, от боли. Сквозь плотно стиснутые зубы раздалось шипение пополам с рыком.
Кол вышел сравнительно легко. Возможно, не последнюю роль сыграла смазка из крови и содержимого кишечника, а попросту, дерьма.
Когда острие выскользнуло из зияющего провала между ягодицами иконоборца, он облегченно расслабился и перевалился на бок.
— Не принимай близко к сердцу, пан Годимир, а то решишь, что вампиры и вправду ужасные и кровожадные твари, — проговорил он вполголоса, шумно переводя дыхание. — Но за те занозы… Что там занозы? Целые щепки! Так вот, за те щепки, что они на колу оставили, я Сыдору голову скрутил бы так, чтобы нос в задницу уткнулся. Да защемил бы его там. А Вукашу Подовану… Впрочем, тут дело обстоит сложнее. Не буду хвастать, с Вукашем я не справился в первый раз, боюсь, что не справлюсь и во второй. Если только не придумаю какой-нибудь неизбитый ход…
Годимир хотел вытереть ладони — как ни берегся, а все же испачкался — о штаны, но передумал, захватил пригоршню палой листвы.
— Тебе помочь? — спросил он, поглядывая на белеющее в сумерках костлявое тело вампира. — Сесть там, встать?
— Нет уж, спасибо, — ворчливо откликнулся тот. — Учитывая состояние моей задницы, желание посидеть на ней вернется ко мне не скоро. Не в ближайшую седмицу, это уж точно.
— Тогда…
— Просто разведи костер. Во-он там, где рогульки. А я подползу. Мне нужно время, чтобы восстановиться. И, кажется, больше, чем я предполагал сразу.
Молодой человек пожал плечами. Что делать после кола виднее тому, кто на нем побывал. И с костром Лукаш прав. Так или иначе, а заночевать здесь придется и лучше поесть-попить чего-нибудь горячего перед сном.
А вот стоит ли спать, имея под боком вомпера… тьфу ты, вампира, еще неизвестно.
К своей великой радости, Годимир обнаружил целую кучу хвороста, наломал сухих веточек, высек искру. Когда язычки пламени весело запрыгали по прутьям, он пошел к коню за котелком, который вез во вьюке. У коновязи он задержался, расседлывая игреневого, и кинул ему охапку сена из основательно разворошенной копны. После зачерпнул воды из родничка, замеченного раньше, еще при свете солнца.
У костра уже копошился вампир. Приполз и теперь кутался в прихваченную по пути рогожу. Сидеть он, как и предупреждал, опасался. Полулежал на боку, подбрасывал веточки в огонь.
— Тебе найти что-нибудь из одежды? — предложил Годимир, пристраивая котелок на рогульке.
— Нет, спасибо. Ближайшие несколько дней одежда будет только мешать, — откликнулся Лукаш.
— Мешать чему? — Рыцарь уселся так, чтобы видеть суровое лицо иконоборца — черные пронзительные глаза, нахмуренные седые брови, высокие залысины.
— Восстанавливаться. У нас говорят — регенерировать, но боюсь, что Гар-Рашан таких слов не использовал в своей книге.
— Не использовал.
— Еще бы! Он их просто не знал… — Лукаш сморщился. — Начинает заживать — свербит в заднице немилосердно.
— Думаю, многие люди отдали бы половину жизни за возможность, как ты говоришь, восстановления. Особенно те, которым побывать на колу светит чаще, чем погулять на свадьбе.
— Хотеть они могут все что угодно. К счастью, наши свойства не являются благоприобретенными.
— Почему? Абил ибн Мошша писал…
— Погоди, сейчас угадаю. Он писал, что укушенный вампиром сам становится вампиром?
— Ну да.
— Серьезная ошибка. Я иногда поражаюсь, как ему удалось написать такую книгу. Ведь не везде он врет так бесцеремонно. Кое-где и правду пишет, сообщает абсолютно точные сведения…
— Почему ты так настроен именно против «Естественной истории»? Разве другие книги…
— Потому, что я предлагал Гар-Рашану помощь. Совершенно бескорыстно, прошу заметить. Он отказался. В итоге имеет то, что имеет. Как говорил один мой хороший знакомый… Человек, а не вампир, обрати внимание. Не можешь срать, не мучай жопу… Ох, опять я о ней. Что ж, у кого что болит…
Годимир усмехнулся. Несмотря на пышущие ужасом и отвращением строки многих, повествующих о вомперах, фолиантов, его собеседник не вызывал никакого иного чувства, кроме любопытства. Ну, слегка жалость. Но только самую малость, ведь трудно жалеть человека, иронизирующего над собственным увечьем.
Иконоборец заметил улыбку рыцаря.
— Вижу, ты уже освоился. Общение с отвратительным кровососом тебя более не смущает, не так ли?
Словинец пожал плечами:
— И да, и нет. Страшновато, конечно, но я привык перебарывать страх. Тем более, что меч при мне, а ты…
— А я в столь жалком состоянии, что наброситься молниеносно, как подобает ужасающей нечистой твари, не сумею. Так?
— В общем, так.
— Что ж, — задумчиво проговорил вампир, — не стану тебя разубеждать. Конечно, я мог бы скорчить страшную рожу, оскалиться и прорычать: «А ты уверен, что я не притворяюсь, человечишко!» Или что-то в этом роде… Но я не стану. Отчасти оттого, что это означало бы уподобиться дикарям, которые большего названия, чем ваше «вомпер», не заслуживают, а отчасти от того, что ты прав — меня в самом деле сильно покалечили. Поэтому, чтобы скоротать время, я готов ответить на любой твой вопрос. Обещаю отвечать честно, не лукавить и не прятаться за туманными намеками. В конце концов, ты заслужил знание, которое можешь получить.