Мне было горько. Горько от сознания собственного бессилия. Горько от понимания того, что только крепкая рука и верный ствол могут защитить меня и мое достоинство. Мое. А их? На моих глазах начал рушиться привычный мне мир. Да, мы их найдем. Да, мы нанесем такой удар, что содрогнутся даже видавшие виды и убеленные сединами. Мы отомстим! Но для того ли мы от века умирали в дни во-йны и годы мира? Для того ли мы безропотно клали свои жизни на алтарь мощи и славы Империи? Для того ли мы молча шли на смерть, чтобы нас начали убивать свои же подонки?
Немало речей было сказано над укутанным флагом гробом. Я молчал. Мне сказать было нечего. За меня скажут стволы моего «нокка», и слово их будет весомо.
И я думаю, что все согласятся с красноречивыми стальными ораторами. Их слаженный квартет поставит точку в прощании с Яргом Максимилианом Фаржем — воином моей Империи, кем бы он там еще ни был…
Наконец выговорились все, кто имел что сказать. Оркестр взял нижнее ми, хрипло взревел барабан, и над кладбищем поплыл боевой гимн Империи, гимн человеческой расы, бросающей вызов Вселенной. И тогда все, у кого было оружие, вытащили стволы. Гроб медленно пошел вниз, и вслед ему оглушительно грохнул нестройный троекратный залп.
Поминки, разумеется, носили характер светского фуршета. Так уж у нас принято. Фишер сразу потерялся среди сверкающих камзолов и синих мундиров (у Фар-жа, оказывается, было много друзей в В КС), а я оказался в компании милорда Касьяна и Томаса Фаржа.
— Дядюшку доставят только послезавтра, — сообщил мрачный мастер Томас. — Господи, двойные похороны, такого семья не знала даже в войну…
Он тяжело вздохнул.
— Неужели вы их не найдете, мастер Алекс?
— Найдем, — твердо ответил я. — Найдем и накажем. Но… мастер Томас, я понимаю ваше состояние, но все же: не могли бы вы ответить на несколько вопросов?
Томас поднял на меня измученные глаза.
— Конечно, что вы… Спрашивайте.
— Скажите, генерал не мог иметь каких-либо конфликтов с местными правоохранительными силами? Быть может, какие-то вопросы относительно деловой жизни семьи? Вы понимаете, о чем я.
— Но… — мастер Томас удивился, — он нечасто бывал здесь, вы же знаете. Само собой, он был в курсе всех моих дел, но, поверьте, мои отношения с местной юстицией вполне безоблачны. Да и у всех остальных… нет, здесь не было никаких проблем.
— В последнее время не казался ли он вам чем-то озабоченным или удивленным?
— Да нет… я бы даже сказал — наоборот. Он был весел, постоянно пропадал на охоте с сыновьями и, по-моему, никаких сложных дел не вел. В эти дни он даже не пользовался спецсвязью. Он выглядел совершенно безмятежным, я не думаю, чтоб его что-то тревожило.
К вечеру я успел познакомиться с двумя десятками мафиози и таким же количеством генералов. К некоторому моему удивлению, очень часто упоминалось имя полковника Детеринга — всегда с некоторым, я бы сказал, трепетом. Мафиозные деятели знали его как родного. Все считали его личностью в высшей степени незаурядной и непостижимо смертоносной. Кое-кто, оказывается, краем уха слышал и обо мне — как о новой креатуре Детеринга, само собой. Я подозревал, что знакомства эти могут весьма пригодиться мне в будущем, тем более что общался я в основном со своими сверстниками — большинство семей прислало сюда младших сыновей.
Фишер вырвал меня из толпы прямо посреди разговора — я еле успел извиниться перед собеседниками. Рядом с ним мчался донельзя серьезный милорд Касьян.
— Мотаем, Алекс, быстро…
— В чем дело? — по спине моей вдруг пополз холодок.
— Борман, — ответил Фишер. — Борман, похоже, нашел того, кто звонил Майкрофту.
— Абонента Майкрофта?! И кто?..
— Пока ничего не понятно. Какой-то местный педик. Главное — он связан с Лафроком.
Пилот с ходу погнал во весь дух. Коптер мчался в темнеющем небе на предельной скорости. Милорд Касьян нервно поглядывал на часы.
— Я надеюсь, Борман все сделал чисто, — выдавил он.
— Какого черта!.. — махнул рукой Фишер. — Это уже не имеет значения. Важно, что это рыло нам сможет рассказать. В любом случае ему одна дорога…
До отеля мы добрались меньше чем за час. Пилот не глушил двигатель. Фишер вынырнул из кабины и исчез в лифтовой башенке. Вернулся он через три минуты с плоским чемоданчиком в руке, и коптер снова поднялся в небо.
Машина промчалась над деловыми кварталами, снизилась где-то на окраине огромного мегаполиса, и темным призраком, без единого огня опустилась на территории чьей-то усадьбы. Шасси еще не коснулось дерна, а Фишер уже сдвинул вбок дверь салона и спрыгнул вниз. На желтой пожухлой траве стоял Росс Борман в окружении нескольких молодых парней.
— Все нормально? — быстро спросил Фишер.
— Порядок, босс, — довольно осклабился Борман. — Идемте.
Мы быстро миновали темный старый сад и вошли в большой, сложенный из серого булыжника дом времен начала бума. Борман провел нас в комнату на втором этаже и включил свет.
На роскошном ковре валялся коротко стриженный молодой мужчина с мягкими чертами лица типичного примерного сыночка. Лицо его было в синяках и кровоподтеках, дешевая одежда в стиле «мальчишечка» — широченные брюки, цветастый свитер и короткий приталенный пиджак — изодрана. По рукам и ногам он был довольно профессионально опутан прочной клейкой лентой.
— Развяжите этого красавца, — скомандовал Фишер, бросая на туалетный столик фуражку и стягивая с рук перчатки. — Зачем вы его так избили?
— Так получилось, — пожал плечами Борман, — орал громко.
— У тебя всегда так получается… рассказывай.
— Этот Тим — довольно известный тип, живет на содержании у своих любовников… м-мм, да. Одно время он жил с Лафроком.
— Короче, — оборвал его Фишер.
— В тот день его видели в порту, возле центрального блока гражданской дальней связи… где-то за полчаса до разговора. Когда я об этом услышал, то сразу насторожился. Решил проверить. Сперва никто из служащих ничего путного сказать не мог — там, само собой, миллионы людей проходят… ну а потом его вдруг совершенно точно вспомнила одна дама из бюро кредитов. Он требовал связь с Метрополией в кредит и при этом ей нахамил.
Фишер кивнул.
— Ладно… пойдем самой простой дорогой. Усадите его в кресло и держите. Крепко держите.
— О Боже, — полным слез голосом произнес Тим, — что вы со мной хотите делать, офицер?
Фишер молча раскрыл свой чемоданчик и достал из него сверкающий пистолет-инъектор. Зарядил в него какую-то ампулу и подошел к пленнику.
— Держите ему голову.
Двое амбалов прижали брыкающегося Тима к креслу.
— Голову, олухи, держите! Вот так…
Инъектор прижался к шее. Клацнул. Фишер вынул пустую ампулу и уложил аппарат обратно в чемоданчик.
— О, — вдруг медово пропел Тим, глядя на меня, — а ты мне нравишься. Ты милый парень, верно? Хочешь меня? Я буду нежным, как маленький мальчик…
— Чего это он? — удивился Борман.
Я испытал дикое желание врезать Тиму ботфортом в пах.
— Дайте свет, — приказал Фишер. — Свет ему в глаза.
Кто-то принес яркую лампу. Фишер встал перед креслом, пощупал пульс допрашиваемого, потом медленно, с расстановкой спросил:
— Ты знаешь милорда Майкрофта Фаржа?
— А-аа, дядю Майка?.. Конечно. Я был тогда еще мальчиком, нежным мальчиком… я в него страшно влюбился… я так плакал тогда… а он меня не хотел любить… а потом я ночью пришел к нему… а он был с бабой… с противной бабой… а потом она ушла… и я его соблазнил… и он меня любил… и любил еще несколько раз… и делал мне подарки… такие дорогие подарки… а потом… он… уехал…
— О чем ты с ним говорил по телефону?
— А… это Матье мне сказал… он чем-то недоволен… он сказал, что у меня будут неприятности… я его боюсь…
— Что тебе приказал Матье?
— Он… он сказал, я должен поговорить с дядей Майком… чтобы дядя Майк никому ничего… не говорил… а иначе я дам интервью газетчикам… расскажу… как я его любил… и он меня любил…
— Что именно никому не должен был говорить дядя Майк?
— О… что шкип Олаф и прокурор Лемберг встречались здесь с Эгоном… обо всем этом… а он… он сказал, что не понимает, о чем я… ему говорю… сказал… не знает никакого Олафа… а я тоже не знаю… а я сказал, что если он не знает, то я иду к этим… к газетчикам… я все расскажу, мне… мне так Матье сказал…
— Кто такой шкипер Олаф?
— Это Матье… он так и сказал: шкип Олаф, с Эгоном и Лембергом… я их не знаю…
— Когда это было?
— Я… не знаю… так сказал Матье…
Фишер выпрямился и вытер вспотевший лоб.
— Все, больше мы от этого придурка ничего не добьемся. Труп упрячьте с концами — ну да вы сами знаете… Милорд! Мне нужно видеть всех — милорда Харриса, Беркова, всю нашу команду. Не на вилле, разумеется.
Мы быстро покинули дом и сели в коптер, который тотчас оторвался от земли.
— Что-то многовато сюрпризов, — пожаловался Фишер, — подумать только: милорд Майкрофт, соблазненный мальчишкой! Дурдом какой-то. Я, конечно, сто раз такое видел, но тем не менее… никогда бы не подумал. Но вот кто этот Олаф? И что это они могли придумать в компании с Лембергом, Миллером и этим Лафро-ком?
— Лемберг — это тот самый Элиас Лемберг, помощник по прессе в Генпрокуратуре Метрополии? — спросил я.
— Да, — кивнул Фишер, — и меня это не удивляет. За ним водились кое-какие грешки, и мы его держали на мушке… но вот эту историю, видишь, прохлопали. Но о каком же Олафе речь? И какого ж черта милорд Майкрофт… суть-то по-прежнему ни хрена не понятна! Ну молчал бы, коли дело плохо. Что-то здесь не так. Что-то не так, джентльмены.
Вернувшись наконец в номер, я заказал бисквиты и вино, а в ожидании заказа вытащил кофр, достал свой «нокк», проверил прицел и загнал в гнездо тяжелый сдвоенный магазин на триста выстрелов. Вошедший с подносом официант, увидев меня — голого по пояс и с массивным оружием в руках, — слегка побледнел.
— Все в порядке, — успокоил я его, — решил вот проверить.
Попивая отличное старое вино, я снова и снова прокручивал в голове складывающуюся картинку. Если один из высших чиновников Генпрокуратуры водит дружбу с местными чинами… и с каким-то коммерческим шкипером… пиратский клан они учудить, что ли, собираются? Некисло. Но неправдоподобно. Нет, здесь игра покруче будет, не те здесь ставки. О чем же прознали Фаржи? Впрочем, конечно, все это вопрос времени. В Метрополии сейчас возьмут за жабры этого Лемберга, а мы возьмем Миллера… и можно писать отчет о проделанной работе, а также присылать сюда ораву дознавателей с целью ликвидации полицейской кормушки. Фишер запишет себе в актив еще одно громкое дело, копы всей Галактики начнут пугать его именем своих детишек, а я… а я навещу Натали. То есть, тьфу, Ольгу. Даже если она сдерет с меня за визит по элитарным расценкам. Думаю, что, если мы наведем здесь порядок, милорд Харрис не забудет нас своей милостью.
Я глянул на часы. Пора. Рубашка, галстук, китель, «сбруя». Ха, цивильное так и не пригодилось. Не страшно. Хорошо, что, похоже, не пригодится и боевое.
Я прошел по коридору, спустился на пол-этажа вниз по боковой лестнице и свернул направо, где располагался пол ароидный «фонарь» крохотного бара. Сейчас, конечно, его выпуклая наружная стена была угольно-черной. В помещении горел мягкий свет, за стойкой хозяйничала мисс Минарди, так как все служащие остались снаружи. Фишер, как ни странно, уже присутствовал — он сидел перед стойкой на высоком табурете и меланхолично тянул виски. Рядом с ним стоял Берков. Борман, Гречко и Касьян сидели за одним из столиков. Ждали, вероятно, милорда Харриса.
— Ага, — ухмыльнулся Борман, узрев мою скромную особу, — вот и он. Что это вы так понравились мастеру Тиму, а, дорогой кавалер?
— Дружище Борман, — любезно улыбнулся я. — Вам когда-нибудь пробивали голову?
— Ну-ну, — отшатнулся он. — Я ж шучу, ты что, юмора не понимаешь?
— Так он, вероятно, тоже пошутил, как ты считаешь?
— Да ну его, — заржал Гречко, — а то точно бубен разнесет, знаю я его… Таких, как ты, Бор, он на завтрак ест.
— Что вы к парню пристали? — оторвался от стакана Фишер. — Подумаешь, делов куча — ну приглянулся он покойнику. Вы б зато видели, какие дамочки его лобзали — вам, шпане, такие и не снились.
В бар вошел милорд Харрис.
— Итак, — Фишер слез с табурета. — Леди и джентльмены! Дело близится к концу. По крайней мере его кассанданский этап. В ближайшее время будет произведен ряд арестов — я в данный момент жду официального приказа, — и некоторым чинам правоохранительных сил Кассанданы будет предъявлено обвинение…
Черная стеклянная стена брызнула во все стороны фейерверком осколков. Так как я смотрел на Фишера, то в первые секунды именно Фишера я и видел. Он упал на стойку с развороченной грудью… на лице его застыло выражение полнейшего безразличия к происходящему. А следующий выстрел разнес его голову в куски.
Через вынесенную стену в бар деловито запрыгивал народ в полицейских комбинезонах. Надо сказать, шока у меня не было: я кубарем кувыркнулся за стойку и быстро, как на полигоне, превратил в кровавые лохмотья тех, кто оказался у меня на линии огня. А оказались все. Получив пару секунд на размышление, я осмотрел поле боя. Харрис, Гречко, Борман и Минарди были убиты еще при проломе стеклянной стены, вместе с Фишером. Касьян, каким-то чудом успевший укатиться за угол, изысканно матерился у меня под ногами, пытаясь перезарядить свой бластер.
— Хана, — простонал он. — Слышишь стрельбу? Они, похоже, везде. Нам не уйти.
Налет был произведен тактически грамотно: полицейские смяли внешнюю охрану раньше, чем она успела поднять шум. Пытаться от них отстреливаться я не имел желания. Если это таки полиция, от них не отобьешься. Их много. Только здесь я укокошил четырнадцать человек. А сколько их по всему отелю? Конечно, боеприпасов у меня, пожалуй, хватит, чтобы отправить в преисподнюю всю полицию столицы, но потом?..
— Что с вами? — спросил я у Касьяна.
— Нога, — ответил он, — выше колена.
Мне было совсем не до его ноги, поэтому я схватил милорда за шиворот и осторожно выглянул в коридор. Тотчас из противоположного конца по мне ударили три ствола. Мой «тайлер» стоял на стрельбе очередями, и я, недолго думая, врезал по обидчикам длинной искрящейся струей огня. Ответом было истерическое верещание. Я подкинул добавки и подождал. Тишина. Волоча за собой милорда, я почти бегом добрался до своего номера и бросился к сейфу. Одеваться не было времени — у меня вообще не было ни намека на свободное время, я отчетливо понимал, что тут сейчас начнется. Поэтому я надел шлем, схватил «нокк» и защелкнул кофр.
— Вам придется тащить мой чемодан, — сообщил я Касьяну, — потому как я потащу вас. Сознание не потеряете?
— Нет, — поморщился он, — а что там, в чемодане? Драгоценности?
— Там мое снаряжение, — ответил я. — Без него я голый.
Убедившись, что в коридоре наступило затишье, я выволок из номера милорда, который вцепился в кофр, как в спасение души, и быстренько поволок его к лифту. Это было форменным идиотизмом, но иных вариантов я в тот момент не видел. Лифт вынес нас наверх… дверь его ушла вбок, и тут настал черед моего доброго друга по имени «нокк-601». Куча копов на крыше меня, конечно, не ждала. Да еще с таким фейерверком. Недаром я засадил двойной магазин. Четыре ствола ударили слаженным квартетом, сметая с плоской крыши всех и вся. Это было забавно. Копы вообще хороши только тогда, когда имеют подавляющий огневой перевес, а противник их — испуган и деморализован. Здесь же перед ними находился какой-никакой, а имперский рейнджер, вполне готовый к любому поединку и абсолютно уверенный в своей правоте. И в руках он держал не жалкую пукалку из магазина, а сгусток самой передовой военно-технической мысли, рассчитанный на моментальное и безоговорочное поражение весьма громоздких целей.
— Ага! — заорал я. — Получи, сучье племя! Нравится вам такая игра?
Зрелище, конечно, было жутковатое. Крыша была почти не освещена, поэтому я — в шлеме — их всех видел, а копы меня нет. Я бил короткими прицельными очередями, и спасения от них не было. По мощности моя пушка не уступала иным стационарам, и людей просто рвало в клочья, сносило с крыши пачками. Кто-то пытался спрятаться за стоящим на посадочной площадке коптером, но вот и он полыхнул ослепительно белой вспышкой, разлетаясь на мелкие кипящие фрагменты… Тут почти на голову нам упал еще один полицейский аппарат, который я не успел заметить — а не успел потому, что не было времени толком настроить шлем. Из него полезли разного рода малосимпатичные люди, которые чрезвычайно плотно палили во все стороны, и поэтому я почел за благо оттащить Касьяна в какую-то яму рядом с башенкой лифта. Там мы и залегли. Стрельба утихла, и я услышал очень любопытную беседу.