Едва я вышел из машины, как двери бара распахнулись и выплеснули на тротуар троих мертвецки пьяных типов. Я оказался в метре от них и, видно, чем-то им не понравился. Один из пьянчуг подошел ко мне и попытался схватить меня за волосы. Это ему не удалось. Раньше, чем я успел занести руку для удара, вся троица была уложена на бетон лицом вниз людьми, выскочившими из второй машины. Мы же с Детерингом быстро обогнули строение, вбежали в подъезд и по удивительно аккуратной лестнице поднялись на второй этаж. Здесь уже любой шум был крайне нежелателен.
Возня с замком заняла у Детеринга несколько секунд. Обитая светлым мохнатым пластиком дверь распахнулась, и в глаза нам ударил свет.
— О, черт, — прошептал я.
Снаружи света, конечно же, не было видно, так как в окнах стоял полароидный материал. Но мы этого не ждали. Детеринг быстро обернулся, закрыл входную дверь и рванулся в глубь квартиры. Но я, видимо, был не столь тих, как хотелось.
В дальнем конце коридора раскрылась дверь, и из комнаты вышла милая девушка в длинной юбке и светлой кофточке, на ногах у нее были мягкие домашние тапочки. Признаться, я опешил. Я видел транссексуалов обоих типов, и обычно наши спецы-хирурги вместе с прочими спецами здорово делают свое дело, но лицевые кости — это порой нечто нетрансформируемое. А передо мной стояла очаровательная, я бы сказал — трогательно прелестная девуля лет двадцати, и в ней не было ничего, ну ничего мужского! Я даже усомнился — а наш ли это клиент? Детеринг, видимо, тоже был порядком удивлен. Но ствол в его руках не сдвинулся ни на миллиметр.
— Лейтенант Маркус Эйген? — спросил он.
— Да, это я… что с-случилось? Я…
Голос у нее (него?!) был мягкий, чуть грассирующий. Лейтенант, и до того не шибко румяный, побледнел как смерть… Детеринг не дал ему договорить.
— Один звук — и конец. Вперед.
— Господи… — слабо простонал он (или, дьявол его раздери, все-таки она?), — зачем я вам нужна? Позвольте мне хоть туфли…
— Они вам уже не понадобятся, — спокойно ответил Детеринг. — Повторяю: один звук — и конец.
Она пошатнулась, но все же спокойно вышла с нами. Детеринг шел спереди, я — сзади. Улица была пустынна.
— Что с твоим лицом? — спросил, не оборачиваясь, Детеринг.
— Где? — удивился я.
— На скуле.
Я коснулся рукой лица. Вся правая щека была в крови. В моей, как я понял. Скула была разворочена до кости. Боли я не чувствовал, и это было странно. Вероятно, ее следовало ожидать с минуты на минуту.
К счастью, у Детеринга была аптечка. Я, кстати, спорол такого идиота впервые в жизни — у меня ее не оказалось. Привычка к кибердоктору дала о себе знать.
— Тебя придется чуточку подклеить, — сообщил мне шеф, прилепив к скуле блокадер, — но это позже.
Через полчаса мы въехали в давешнюю усадьбу на окраине. Машины остановились возле входа в старинный, чуть мрачноватый дом. Хлопнули дверцы.
— Девушку не трогать, — распорядился Детеринг, — ею мы займемся позже.
Мы поднялись наверх. Все в той же комнате, где покойный Фишер допрашивал когда-то покойного же (хм!) Тима, сидел в кресле столичный шериф. Детеринг выгнал охрану и плотно затворил дверь.
— Ну здравствуй, Ник, — произнес он, доставая сигару.
— А, Танк, — разомкнул разбитые губы Казаков, — это таки опять ты…
— Да, Ник, это я. Ты помнишь, Ник, я говорил тебе: человек, не играй с огнем, доиграешься. Доигрался.
— Аты не меняешься, — криво усмехнулся шериф, — ха. Слышал, крутенек ты стал? А впрочем, ты всегда был… тварь. Я — да, я человек, хомо, мать твою. А ты? Ты — человек?
— Какая теперь разница? Это уже ничего не меняет. По крайней мере для тебя. Твои игры кончились. Скажи-ка, ты знал, что твой Лафрок уложил Фаржа?
— Лафрок был идиот из идиотов. Но это, ха, темная история.
— Может, поделишься?
— Я рад, что тебя это зацепило, Танк, ха… — Казаков пошевелился в кресле. — Я рад… Так вот, супермен: все концы знал только Миллер. Этот Миллер… о-оо, это был тип. Ты можешь обколоть меня всякой дрянью, но я действительно мало что знаю. Я тебя не боюсь, чего уж мне бояться? Но… единственное, что я могу тебе сказать четко — это, Танк, вот что: кто-то нашел бомбу. Бомбу, Танк! Миллер крутил что-то сумасшедшее… один из Фаржей, похоже, об этом пронюхал. Ну и Лафрок…
Детеринг прошелся по комнате, задумчиво качая головой. Потом вдруг остановился перед креслом шерифа.
— Я верю тебе. Но скажи, на кой черт надо было убивать людей в отеле? Зачем нужно было посылать лейтенанта Эйгена с целым дивизионом?
— Эйгена? — захохотал Казаков. — Эйгена? Да Эй-ген торчал в коптере, над городом в патрульном эшелоне, стала бы эта сопля лезть на рейнджеров, ха! Это Миллер… когда он узнал, что Лафрока вычислили, он навалил полные штаны. И примчался ко мне за визой. А я не хотел переполоха… зачем он мне? А Эйген вообще ни при чем, дивизион вел Боровой… а от Борового, ха, одни яйца остались. Когда я понял, что один из ваших все-таки ушел, у меня возникли дурные предчувствия… как тогда, помнишь?
— Я помню. Именно поэтому ты должен умереть. Это будет справедливо, как ты считаешь?
— Да мне плевать. И на тебя, и на твою справедливость.
— Ну уж и плевать. Кстати, Эйген… он что-то об этом знает?
— Эйген? Ха, да это дерьмо, просто куча дерьма. Это, ха-ха-ха, честный коп, Танк, ты видел такого? Мне чихать на его личную жизнь и на его дупло, но, Танк, каким нужно быть идиотом, чтобы испортить отношения со всеми начальниками: оно, понимаешь ли, принципиальное! Это здесь-то, Танк, ха!
— Ты серьезно?
— Ну уж я тебе врать стану, ха!
— Ладно, верю…
Детеринг вздохнул и вытащил из набедренного кармана небольшой бластер.
— Это тебе, Ник.
Шериф посмотрел на индикатор заряда и ухмыльнулся:
— А ты не боишься, что я грохну вас обоих? Тут ведь полный магазин.
— Не успеешь, Ник.
— Да, пожалуй что не успею. Не твой ли это паренек порешил прорву народу в отеле? Он, он, вижу холодные глазки. Х-ха!.. Ты поступаешь со мной благородно, Танк, но я все-таки испорчу тебе настроение. Слушай и запоминай. У Миллера есть родич в Метрополии — Лемберг.
— Был, — хмыкнул Детеринг, — дальше.
— Но Лемберг — не главный в этом шоу. Лембергу держал крышу очень сильный человек, и человек этот попал в большую задницу. А Лемберг с Миллером взялись его вытащить… я не знаю подробностей.
— Подожди, Ник. Ты слышал о шкипере Олафе?
— Нет. Кто это?
— Я сам хотел бы знать, кто это. Хорошо. Имя?
— Имя? Ха-ха, — Казаков дернул затвор и упер ствол бластера себе в подбородок. — Прощай, Танк. Увидимся в аду. Имя — Курлов…
Сухо щелкнул выстрел. Голова шерифа откинулась назад.
— М-мм, — простонал Детеринг, — и здесь он мне напакостил… ч-черт! Курлов! А-ах, черт! Саша, иди потолкуй с этой… с этим лейтенантом. Мне нужно подумать. И позови громил — пускай унесут труп.
Я вышел в коридор и подозвал двоих парней, куривших на лестнице.
— Займитесь трупом. Куда вы сунули девушку?
— Она в том крыле, — махнул рукой один из охранников. — Там комнатка в углу.
Я кивнул и двинулся по указанному адресу. Найдя нужную дверь, я без стука вошел в небольшую, хорошо обставленную комнату. На широком диване сидел наш пленник с заклеенным липкой лентой ртом, а в огромных креслах перед журнальным столиком рубились в карты двое охранников.
— Идите погуляйте, — распорядился я, швыряя на столик свою пушку. — Принесите мне красного… и что-нибудь сладкое типа бисквитов. Есть в этом доме что-то похожее?.. Жрать хочу, как перед смертью.
— Найдем, — улыбнулся парень. — Идем, Стэн, доиграем потом.
Его напарник вежливо кивнул мне, и они вышли в коридор. Я сбросил с плеч окровавленную куртку и посмотрел на нашу добычу:
— Сними эту штуку со рта. Как тебя звать?
— Мэрион… мне нравится это имя.
— Хорошо, — я нашел в кармане смятую пачку сигарет и бросил ее на стол: — Пусть так. Кури, если хочешь.
Она протянула руку, вытряхнула из пачки сигарету и посмотрела на меня.
— Огня? Сейчас.
Я бросил ей зажигалку. Она не сумела поймать ее дрожащей рукой, зажигалка упала на диван. Прикурив, лейтенант осторожно положила ее на стол и откинулась на спинку дивана.
— Скажите, зачем я вам нужна?
Я не ответил. Я осторожно потрогал блокадер на щеке. Боли я, само собой, не чувствовал, но ощущение все равно было противное. Еще и клеить потом это дело. Шрам опять же. Потом шрам своди. Вот тебе и маскировка, могли и голову снести.
В дверь постучали.
— Да! — рявкнул я.
Вошел молодой паренек с подносом, на котором стояла пыльная пузатая бутылка, бокалы и коробка с десятком пирожных.
Я кивнул и отпустил его взмахом руки. Раскупорил бутыль, налил два бокала до краев и пододвинул один к девушке.
— Спасибо, — прошептала она.
Я впился зубами в пирожное и окинул ее внимательным взглядом. Формы уже женские, гормональная стадия, видимо, позади. Да и вообще — девица, и все. Хрен его, что там мужского осталось у нее под юбкой, но воспринимать это испуганное сероглазое существо как мужчину мне было сложно. Честный коп. Феномен. Гм…
Съев три пирожных, я допил бокал вина и спросил:
— Сколько тебе лет?
— Двадцать три. А что?
— Да так, ничего. Ты понимаешь, из-за кого это все?
Она опустила глаза.
— Понимаю.
— Перестань трястись. Лучше выпей. Ты знала, что он натворил?
— Да. Знала.
— Почему ты оказалась… с ним?
Мэрион взяла со столика бокал, отпила половину, покрутила его в пальцах.
— Вы не поймете.
— Ну почему же? У меня высшее гуманитарное образование. Попробуй.
— Какое, если не секрет?
— Академия Службы безопасности в Метрополии. Прикладная и аналитическая ксенология, полный курс.
— Я должна была догадаться, — она поставила бокал на стол. — Ну что ж… Матье был единственным человеком, который хорошо ко мне относился. Единственным, за всю мою жизнь. Может быть, вы сможете понять меня, если попытаетесь. Что такое жить в чужом теле? Вы думаете, это здорово? Терпеть издевательства родителей, изнасилования сокурсников… Вы знаете, сколько раз меня насиловали?..
— А Лафрок тебя пожалел?..
— Может быть, и пожалел, не знаю, что это такое, меня никто никогда не жалел. Даже тогда, когда у меня уже не было сил плакать… Можно еще сигарету?
— Пожалуйста, — я протянул ей пачку и заглянул в ее печальные серые глаза. Нет, она не играла. Так не играют. Она говорила совершенно искренне, уверенная в том, что живой ей отсюда не выбраться.
— Ты была в курсе его дел?
— В принципе я ими не интересовалась. А что касается…
Хлопнула дверь, вошел Детеринг. Сел в кресло, глотнул вина прямо из бутылки, элегантно вытер рот перчаткой и посмотрел на умолкшую девушку:
— Продолжайте, лейтенант. До рассвета мы вас не съедим.
— Что касается убийства генерала Фаржа… За три недели до этого появился следователь Эгон Миллер из прокуратуры планеты, и они о чем-то долго говорили с Матье. Я их разговора не слышала. Матье после разговора выглядел очень довольным. А потом Миллер пришел с каким-то странным человеком… они называли его Олафом.
— Вот как? — аристократически изогнул бровь Детеринг. — И что ж в нем было странного?
— Даже сложно сказать, что именно… так, вообще. Он явно нездешний, одет был… я не знаю, где так одеваются. И еще — у него были разные глаза. Один черный, другой голубой. Я решила…
— Один черный, другой голубой? — Я едва не выронил из пальцем пирожное. — А… послушай, с ушами у него все было в порядке?
— С ушами? Подождите… да — у него не было верхней части левого уха. Вы его знаете?
— Высокий, полноватый и смуглолицый?
— Да, это он.
— А, дьявол! — я стукнул ладонью по подлокотнику. — Шеф, я его знаю. Это ухо ему отрубил я.
— Да? — удивился Детеринг. — И кто он?
— Это Юнг Ройтер, мой бывший сокурсник. Его выперли с восьмого курса, когда всем стало ясно, что он не тянет боевую подготовку. Он не мог справиться с весом. Да и характер у него не очень-то. Мы с ним дрались на восьмом курсе, незадолго до его исключения.
— Сабли? — хмыкнул Детеринг.
— Нет, он предпочел эсток. Тогда-то я и снес ему верхушку левого уха. Ройтер — это действительно странноватый тип. Курса с четвертого он свихнулся на астроархеологии. Читал все, что только мог найти по этому вопросу. Бредил сокровищами древних миров. У него была идея фикс — раскопать древние архивы Айоре, он считал, что где-то они все-таки уцелели. Ройтер был уверен, что можно найти что-то, что враз сделает его богатым человеком.
Детеринг закинул ногу за ногу, выдернул сигарету из моей пачки.
— Он не первый в этих поисках. Но коль так, то мы этого Олафа найдем, да… Продолжайте, лейтенант. Нам очень интересно — ведь не каждый день убивают генералов СБ.
— После разговора с Олафом и Милнером Лафрок был в ярости. С ним вообще это часто происходило, но в тот раз это было бешенство пополам со страхом. Он пропал на несколько дней. Просто пропал, ничего не объясняя. Потом появился — какой-то такой сосредоточенный, знаете… Ас утра… Я до самого вечера ничего не знала. Днем объявили о ЧП — убийстве генерала Фаржа. Вечером ко мне пришел один из его людей — из его бригады — и сказал, что Фарж убил Матье. Больше ничего. Я все поняла… но зачем — я до сих пор не понимаю.
— Не понимаете? Гм, прекрасно. А какова, простите, ваша роль в налете на отель «Интерстар»? Если мне не изменяет память, налет производился под вашим руководством?
— Под моим руководством? Н-да… формально, — она опустила глаза, — формально. В тот день меня с утра вызвали в прокуратуру к Милнеру. Милнер долго ходил вокруг да около, даже пытался со мной заигрывать, а потом вдруг сказал, что над всеми нами нависла огромная опасность и мы должны принять соответствующие меры. Он вообще ни о чем не говорил конкретно. Сказал только, что я должна быть готова отомстить за Матье. Я не согласилась. Он сделал вид, что не понял моих возражений, и отпустил меня. Я была очень удивлена.
— Чем же, — спросил Детеринг, — ухаживаниями милейшего следователя?
— Нет… Мстить за Матье? Кому? — Она пожала плечами. — Вечером я заступала в наряд по городу. Вскоре после принятия наряда мне пришел приказ от самого шерифа Казакова о проведении штурмовой акции силами дежурного дивизиона.
— Ну и?..
— Я отказалась от проведения. Акция не имела законных оснований. Санкция прокурора отсутствовала. Тогда дивизион повел унтер-офицер Сергей Боровой. Несмотря на мой протест, мне пришлось вылететь к месту проведения. Я видела все. Сейчас я удивляюсь, — Мэрион посмотрела на меня, — что не узнала вас сразу. Сперва я действительно решила, что в отеле преступники. Потом, когда вы выбежали к полицейскому коптеру и я разглядела на вас мундир офицера СБ, я все поняла. Вместе с дивизионом вылетели люди из бригады Матье — это они преследовали вас до самого космопорта. Когда вы подняли свой звездолет, я поняла, что творится что-то ужасное, но было уже поздно.
— Много ж ты поняла! — вырвалось у меня.
— Что я могла сделать?
— Ничего, — Детеринг закрыл глаза и вытянулся в кресле. — Ничего.
Он задумчиво потер лоб и произнес, не открывая глаз:
— Останетесь здесь до утра. Утром с вами побеседует милорд Иоахим Касьян и предложит два варианта вашего будущего.
— Вы что же, оставите меня в живых?
— Вам я не судья. Я не Бог, чтобы оспаривать приговор судьбы. Свою участь вы выберете сами. Либо вы будете жить, и жить неплохо — либо бластер с одним зарядом… Остается один вопрос. Бригада капитана Лафрока участвовала в налете полным составом?
— Да, все пятеро. Они неразлучны.
— Хорошо. Королев, не спускай с нее глаз. Точнее, поспи до утра — но здесь. Никого не впускать, никого не выпускать, да… как в сказке. Отдыхайте. Я распоряжусь, чтобы вам принесли одеяла.
Он встал, поправил на себе смятый десантный комбинезон, поднял с пола валявшийся рядом с креслом излучатель и вышел. Я налил полный бокал вина, выпил до дна и поднялся. Снял с кресла мягкую подушку, бросил ее на диван. Вторую такую же кинул на пол. Взял со стола свой «нокк», поставил его на предохранитель и положил на пол рядом с подушкой.