Внезапно раздался грохот, подобный раскату грома, и солнце закрылось огромной тенью, словно облаком. Мы отскочили друг от друга, чтобы посмотреть, что случилось. Во время боя мы забыли обо всем на свете. Я услышал радостный крик:
– Брат по мечу!
Это был голос Казрака.
– Тэрл из Ко-Ро-Ба! - послышался другой знакомый голос - голос моего отца.
Я взглянул наверх. Небо кишело тарнами. Тысячи огромных птиц, удары крыльев которых были подобны грому, спустились на город, который уже не был покрыт проволочной сетью. Вдалеке пылал лагерь Па-Кура.
Через рвы к мостам в город вливались реки воинов. В Аре люди Марленуса достигали главных ворот, и они медленно закрывались, отрезая гарнизон от орды. Орда, ошеломленная нападением, была неспособна к бою. Ее охватила паника. Многие тарнсмены Па-Кура летели прочь от города, спасая свои жизни. Орда намного превосходила нападавших числом, но не могла понять этого. Она видела лишь ряды организованных войск, устремившихся на них неожиданно с тыла, и вражеских тарнсменов, без помех опустошающих свои колчаны. Ворота закрылись и город не мог укрыть их, они были пойманы между стенами, загнаны, как скот на бойню, не в силах развернуться в боевые порядки.
Тарн Казрака приземлился на крышу, а за ним и мой отец. Позади Казрака, одетая как тарнсмен, сидела прекрасная Сана из Тентиса. Убийцы Па-Кура бросали мечи и снимали шлемы. Воины отца вязали их.
Па-Кур тоже видел это, и вскоре мы вновь повернулись друг к другу. Я указал мечом на крышу, предлагая сделку. Па-Кур зарычал и бросился вперед. Я спокойно встретил атаку. А через минуту яростного боя мы оба поняли, что я могу противостоять его лучшим приемам.
Тогда я захватил инициативу, и стал теснить его. Шаг за шагом мы приближались к краю крыши. Я спокойно сказал:
– Я могу убить тебя.
И это была правда.
Я вышиб меч из его рук. Он зазвенел по мрамору.
– Сдавайся, - сказал я. - Или дерись.
Как кобра, в прыжке Па-Кур схватил свой меч. Мы снова стали сражаться и я дважды ранил его. Еще несколько ран, и убийца ляжет к моим ногам.
Внезапно Па-Кур, понимающий это не хуже меня, швырнул свой меч вперед. Тот пронзил мою тунику и я ощутил кровь, текущую по коже. Мы переглянулись, не чувствуя уже больше ненависти к друг другу. Он с прежним высокомерием, хоть и без оружия, выпрямился передо мной.
– Я не буду твоим пленником, - сказал он, и, не говоря больше ни слова, повернулся и прыгнул вниз.
Я медленно подошел к краю цилиндра. Там была лишь гладкая стена, из которой торчал шест для тарнов в двадцати футах внизу. От убийцы не осталось и следа. Его разбитое тело подберут на улице и публично заколют.
Па-Кур мертв.
Я вложил меч в ножны и, подойдя к Талене, развязал ее. Мы обнялись и кровь из моей раны окрасила ее мантию.
– Я люблю тебя, - сказал я.
Она подняла глаза, полные слез.
– Я тоже люблю тебя, - сказала она.
Львиный рык Марленуса раздался позади нас. Мы отпрянули друг от друга. Я положил руку на меч. Рука убара легко удержала меня.
– Он уже достаточно поработал сегодня. Пусть отдыхает.
Убар подошел к дочери и взял ее голову в свои руки, повернул ее вправо - влево и посмотрел Талене в глаза.
– Да, - сказал он, как бы впервые увидя дочь. - Она годится в дочери убару. - Он хлопнул меня по плечу. - Смотри, чтобы у меня были только внуки! - сказал он.
Я оглянулся. Сана была в объятиях Казрака, и я понял, что бывшая рабыня нашла человека, которому может отдать себя не за сотню тарнов, но за любовь.
Мой отец одобрительно посмотрел на меня.
Вдалеке дымились остатки лагеря Па-Кура.
Гарнизон города сдался. Орда за стенами побросала оружие. Ар был спасен.
Талена посмотрела мне в глаза.
– Что ты сделаешь со мной? - спросила она.
– Я возьму тебя в свой город Ко-Ро-Ба.
– Как рабыню?
– Хочешь ли ты избрать меня своим свободным спутником?
– Я выбираю тебя, Тэрл из Ко-Ро-Ба, как Свободного Спутника!
– Если бы ты не сделала этого, я бы бросил тебя через седло и отвез бы туда силой.
Она рассмеялась, а я подхватил ее на руки и посадил в седло. Она обняла меня и поцеловала.
– Ты настоящий воин? - лукаво спросила она.
– Посмотрим, - ответил я.
Затем, в соответствии с брачным обычаем Гора, несмотря на ее притворную, но ожесточенную борьбу и отчаянное сопротивление, я привязал ее поперек седла, связал ей руки и ноги. Но теперь она была пленницей моей любви. Воины рассмеялись, и Марленус - громче всех.
– Кажется, я принадлежу тебе, храбрый тарнсмен, - сказала она. - Что ты будешь делать?
Вместо ответа я потянул за первый повод, и огромная птица поднялась в воздух, взлетая все выше и выше, пока мы не достигли облаков.
– Вот теперь, воин, - крикнула она, и когда мы миновали укрепления Ара, я развязал ее и бросил ее мантию вниз, на улицы города, чтобы народ знал, какая судьба постигла дочь их убара.
20. ЭПИЛОГ
Настало время одиноко завершить свой рассказ, без горечи, но и не без грусти. Я не питаю надежды вернуться на Гор, наш двойник. Эти строки я пишу в маленькой комнате на шестом этаже в Манхеттене. Я не стал возвращаться в Англию из страны, откуда несколько лет назад отправился на далекую планету, ставшую моей любовью. Я вижу яркое июльское солнце, и знаю, что за ним, напротив нашей планеты, есть иной мир. Интересно, думает ли одна из женщин этого мира обо мне, и может быть о том, что я рассказал ей о планете, лежащей за ее солнцем, Тор-Ту-Гором, Светом над Домашним Камнем.
Моя миссия окончена. Я послужил Царствующим Жрецам. Мир был изменен, его история потекла по другому руслу. Я стал не нужен. Возможно, Царствующие Жрецы, кем бы или чем бы они не были, решили, что такой человек, как я, опасен, ибо он может организовать собственную империю, возможно они понимали, что я один на всем Горе не почитаю их и никогда не поклонюсь в сторону Сардарских гор; возможно, они завидовали моей любви к Талене, либо не могли простить мне, что такой уязвимый и слабый человек счастлив больше их, всемогущих и всезнающих.
Благодаря моим аргументам и престижу, к сдавшейся орде Па-Кура было проявлено необычайное снисхождение. Домашние Камни двадцати покоренных городов были возвращены, их жители радовались. Пленники стали на один год рабами, чтобы засыпать рвы и осадные тоннели, отремонтировать стены Ара и построить здания взамен разрушенных или сгоревших во время боев. После этого они будут возвращены в свои города. Офицеры Па-Кура, к своему облегчению или гневу, подверглись той же участи, вместо того, чтобы быть заколотыми. Члены Касты Убийц, самой ненавидимой на Горе касты, были закованы в цепи и проданы на Воске на галеры торговых судов. Кстати, тело Па-Кура так и не было найдено у подножия цилиндра. Вероятно, его разорвали на части разъяренные жители Ара.
Марленус, несмотря на роль, которую он сыграл в освобождении города, подчинился арскому Совету Высших Каст. Был отменен смертный приговор, вынесенный ему правителями Посвященных, но опасаясь его имперских наклонностей, его изгнали из города. Марленус никогда не согласился бы быть вторым в городе, ариты же не хотели, чтобы он когда-нибудь стал снова первым. Поэтому, со слезами на глазах, он публично отверг хлеб и соль, и под страхом смерти ему запретили появляться на расстоянии ближе 10 пасангов от города.
С пятьюдесятью последователями, которые любили его больше, чем стены родного города, он улетел на Вольтан Рейндж, с вершин которого всегда видно далекий Ар. Там, мне кажется, и по сей день находиться его королевство, там, в пурпурных горах Вольтан, до сих пор правит этот ларл среди людей, изгнанный король, Убар Убаров, среди своих сторонников.
Свободные города назначили Казрака, моего брата по мечу, временным правителем Ара, ведь это он с помощью моего отца и Саны из Тентиса сумел склонить города к снятию осады. Его назначение было утверждено Советом Высших Каст Ара, и его популярность среди населения была такова, что уже не исключено, что вскоре его изберут постоянным правителем. В Аре, давно забывшем демократию, к этому способу правления нужно приучать заново.
Когда я вернулся с Таленой в Ко-Ро-Ба, в нашу честь был устроен огромный пир. Был объявлен праздник, и город наполнился огнями и песнями. С воздушных мостов свисали гирлянды разноцветных фонарей, по ветру разносился звон колокольчиков. Этой ночью исчезло даже различие между рабами и хозяевами, многие из несчастных увидели рассвет свободными людьми.
К моей радости, даже Торн, писец, появился за столом. Маленький писец оторвался от своих любимых рукописей, чтобы разделить мое счастье. Он был одет в новую мантию и сандалии - впервые за много лет. Схватив меня за руки, он плакал, а потом, повернувшись к Талене, выпил символическую чашу ка-ла-на за ее красоту.
Мы поклялись почитать этот день всю жизнь. Я стараюсь сдерживать это обещание, и знаю, что она делает тоже. Той ночью, полной цветов, огней и вина, мы заснули в объятиях друг друга.
Через несколько недель я проснулся в холодных горах Нью-Хэмпшира, около той самой плоской скалы, на которую садился серебристый звездолет. На мне была старая туристическая одежда. Человек не может умереть от разбитого сердца, но я хотел бы этого. Я был все равно, что мертв. Я думал, что сошел с ума и все это мне приснилось. Так, сидя в горах, я уже начал верить, что все это было сном, но самым жестоким сном, который я когда либо видел. В этом убедил меня рассудок.
Я поднялся и вдруг у своих ног увидел маленький круглый предмет. Я упал на колени и схватил его, плача и зная, что все было правдой. Это было кольцо из красного металла - кольцо моего отца со знаком Кэботов. Я порезал руку об него, но боль от раны и текущая кровь радовали меня. Все было наяву - и Двойник, и Талена.
Сойдя с гор, я узнал, что отсутствовал семь месяцев. Пришлось разыграть амнезию - ведь не мог же я просто рассказать об этих месяцах? Несколько дней я провел под наблюдением врачей в госпитале, потом меня выпустили. Я решил поселиться в Нью-Йорке. Я послал своему другу в колледж чек за туристическое снаряжение, сгоревшее в голубом пламени вместе с коробкой. Он был так добр, что прислал по новому адресу мои книги и вещи. Когда я зашел в банк, то был удивлен, хотя и не слишком, что мой счет значительно - весьма значительно увеличился. Я мог бы не работать всю оставшуюся жизнь после возвращения с Гора. Конечно, я работал, но только над тем, над чем хотел и сколько хотел. Я много путешествовал, читал, вступил в фехтовальный клуб, чтобы держаться в форме, хотя то оружие, которым мы упражнялись, по весу не шло ни в какое сравнение с мечами Гора. Странно, но хотя прошло уже шесть лет, я нисколько не изменился, не постарел. Я был удивлен этим, пытаясь связать это явление с письмом, датированным семнадцатым веком, которое послал мой отец. Возможно, к этому причастны врачи Гора, но об этом я ничего не могу сказать.
Два-три раза в год я возвращаюсь в горы Нью-Хэмпшира, гляжу на плоскую скалу и остаюсь здесь на ночевку, как бы надеясь, что я снова смогу увидеть серебряный диск и Царствующие Жрецы снова призовут меня на Гор. Но если это случиться, они должны знать, что я не буду пешкой в их игре. Какое право они имеют распоряжаться жизнями других людей, править планетой, терроризировать города, уничтожать людей Огненной Смертью, разлучать влюбленных? Не важно, что они всемогущи, у них следует потребовать ответ. И если мне снова придется бродить по зеленым полям Гора, я попытаюсь решить загадку Царствующих Жрецов, я войду в горы Сардар и поспорю с ними, кем бы они не были.
ИЗГОЙ
Глава 1
ЗАЯВЛЕНИЕ ХАРРИСОНА СМИТА
Мы впервые встретились с Тэрлом Кэботом в небольшом колледже в Нью-Хэмпшире, куда нас обоих пригласили преподавать. Он читал курс лекций по английской литературе, а я, желавший заработать деньги на трехгодичный курс обучения в школе юристов, был принят в колледж в качестве инструктора физического воспитания.
Мы много общались, болтали, спорили и, как я надеялся, стали друзьями. Мне нравился этот молодой обходительный англичанин. Он всегда был спокойным, хотя иногда погружался в себя и забывал об окружающих. Он не желал разрывать ту оболочку формальной вежливости, за которой таилось его сердце, несомненно такое же сентиментальное и пылкое, как и у любого другого человека. Но он усиленно скрывал это.
Молодой Кэбот был высок, хорошо сложен и двигался с какой-то звериной грацией, которую приобрел скорее в доках Бристоля, чем в аудиториях Оксфорда, в одном из колледжей которого он получил образование. У него были чистые, голубые, и к тому же прямые и честные глаза. Непослушные буйные волосы были рыжего цвета, и хотя некоторым из нас они нравились, именно этот самый рыжий цвет приводил в тихое бешенство респектабельных джентльменов, преподающих в колледже. Я сомневался, что у него была расческа, а если и была, то он ей никогда не пользовался. И при всем этом Тэрл Кэбот был мягким, спокойным, вежливым и обходительным оксфордским джентльменом. Единственным исключением были его волосы. Но затем нам пришлось усомниться в нашей оценке.
К моему великому сожалению, Кэбот исчез после окончания семестра. Я уверен, что это произошло помимо его воли. Кэбот был человеком, который не пренебрегает своими обязанностями.
К концу семестра Кэбот, как и все мы, устал от академической рутины и хотел каких нибудь перемен. Он решил один пойти в горы. В лежащие поблизости Белые горы, которые в это время года прекрасны.
Я одолжил ему кое-какое снаряжение и отвез его в горы, где и высадил на обочине шоссе. Он просил меня, и я уверен, что вполне серьезно, встретить его здесь через три дня. Я вернулся в назначенное время, но Кэбот не пришел на рандеву. Я ждал несколько часов, а затем уехал и вернулся на следующий день в то же время. Он не появился. Я встревожился и сообщил властям. Начался поиск.
Вскоре мы нашли пепелище его костра у большого плоского камня в десяти часах пути от шоссе. Но все наши поиски были бесплодны. Правда, через несколько месяцев я узнал, что Тэрл Кэбот спустился с гор живым и здоровым, но, вероятно, подвергся действию сильного эмоционального шока, который вызвал амнезию, по крайней мере на то время, которое он отсутствовал.
Он больше не вернулся к преподаванию в колледже. Некоторые старшие его коллеги вздохнули с облегчением и признались, что всегда считали его неподходящим. Через некоторое время я тоже решил, что не подхожу, и оставил колледж.
Вскоре я получил чек от Кэбота в уплату за потерю моего снаряжения. Это был благородный жест, но я предпочел бы встретиться с ним лично. Тогда я схватил бы его за руку и заставил бы рассказать о всем, что с ним произошло.
В отличие от своих коллег, я считал амнезию слишком простым объяснением. Скорее всего она была лишь уловкой, чтобы отделаться от расспросов о том, как он провел все эти месяцы, где был, что делал.
Прошло уже семь лет с того момента, когда вдруг я встретил Кэбота на улицах Манхеттена. К тому времени я уже заработал деньги на обучение, перестал преподавать и обучался в школе при одном из лучших частных университетов Нью-Йорка.
Кэбот мало изменился. Я бросился к нему и схватил за плечо. То, что случилось потом, я никак не мог ожидать. Он рванулся, как тигр, яростно крича на незнакомом мне языке. Стальные руки схватили меня и распяли на колене в совершенно беспомощном положении. Мой позвоночник чуть не треснул, как спичка.
Но затем он отпустил меня, сконфужено улыбаясь, но наверняка все еще не узнавая. Я с ужасом понял, что его действия были чисто рефлекторными. Так дергается колено при ударе молоточка врача. Это был звериный инстинкт - убить, пока не убили тебя. Это был инстинкт человека, живущего там, где требовалось убивать быстро и жестоко, иначе сам будешь мертв. Я вспотел, поняв, что был на пороге смерти, но неужели это тот самый мягкий и вежливый Кэбот, которого я знал?
– Харрисон! - воскликнул он. - Харрисон Смит! - Речь его была быстрой и сбивчивой. Он старался успокоить меня. - Прости меня, старина!
Он протянул мне руку, я ее принял и мы обменялись рукопожатием, хотя, боюсь, что с моей стороны оно было весьма вялым. Тэрл же крепко, от души, сжал мои пальцы.