Михаил Ходорковский,Наталья Геворкян
Выпускающий редактор Ильин А.М.
Предисловие
Михаил Ходорковский
Признаюсь, что написать мемуары или хотя бы развернутую автобиографию впервые мне было предложено еще в 2004 году, когда я уже почти год провел в тюремной камере.
После недолгих размышлений я отказался. Дело в том, что для меня мемуары – это прежде всего некое подведение итогов жизненного пути, неминуемо связанное (если, конечно, оставаться честным перед самим собою) с раскрытием того сокровенного, что несешь всю жизнь в себе, а я не считал тогда, что время для этого настало.
Волна арестов сотрудников ЮКОСа, вынужденный отъезд партнеров и многих близких друзей из России, запредельные налоговые претензии, приведшие в результате к принудительному банкротству и разрушению компании, – все это было еще слишком «горячо», и мне казалось, что моя откровенность может «подставить» тех, кто еще оставался на свободе. А больше всего я не люблю нарушать обязательства.
Не могу сказать, что у меня были перед кем-то однозначные обязательства по неразглашению каких-либо договоренностей, содержания бесед, разговоров и т. п. Просто, окунувшись тогда в практическую политику, я с некоторым, быть может наивным, удивлением убедился, что морали тут действительно не место, что здесь не в чести даже элементарная порядочность, а предательство и ложь – всего лишь обыденные нормы поведения. В политике врут постоянно, врут по поводу и без, врут, потому что «так надо», и чем выше человек во властной пирамиде, тем глубже засасывает его этот водоворот лжи.
Вот и сейчас, на девятом году лишения свободы, находясь в карельской колонии и наблюдая по телевидению за так называемым «выборным» процессом, не могу не отметить возникновения некоего порочного круга лжи – «лжи в квадрате» и даже «в кубе», немудреные хитросплетения которой видны заключенному даже без доступа к Интернету.
Депутаты Госдумы с умным видом слушают выступления руководителей страны о состоянии коррупции. При этом они отлично знают, что коррупция проникла во все стороны нашей жизни и что от слов даже самых «ответственных» лиц ничего не изменится до тех пор, пока не произойдет смена режима и не будет изменена та система управления, которая сложилась в России.
Выступающий с высокой трибуны Госдумы тоже все прекрасно понимает про коррупцию, а еще он понимает, что депутаты ему не верят, но просто делают «умное лицо». Телезритель, наблюдающий за очередным витком вранья, уже не может выносить все это и, если есть такая возможность, переключается на сериалы.
Но самое ужасное, что и выступающий с трибуны «борец с коррупцией», и депутаты Госдумы, и все правительство в целом и по отдельности знают прекрасно, что телезритель им не верит и что народ не хочет все это смотреть. А уж в эффективность такой «борьбы» с коррупцией не верит никто, но все успокаивают себя тем, что вранье – это неотьемлемая часть политики и по-другому не бывает.
Для меня, в бывшей моей бизнес-жизни, врать было невозможно: несмотря на многочисленные слухи о моей так называемой «недоговороспособности» (а это один из любимых кремлевских мифов), все, с кем я вел прямые переговоры за годы занятия бизнесом, знали, что я – переговорщик непростой и готов переговоры вести долго. Но никогда – никогда! – я не нарушал обязательств, которые на себя принимал. Даже не могу себе представить, как можно заниматься бизнесом, если нарушаешь договоренности: ведь в этом случае ты либо не вылезешь из судов, либо не умрешь собственной смертью… В общем, «окунание» в политику меня потрясло: слова и обязательства политики давали и брали легко и так же легко их нарушали.
И хотя, как уже сказал выше, у меня не было каких-то четких обязательств по неразглашению договоренностей и т. п., я исходил и исхожу из того, что, прежде чем рассказывать о ком-либо, кроме себя (а в мемуарах без этого не обойтись), в первую очередь необходимо спросить, хочет ли он общественной огласки своих деяний или еще не время.
Вторая причина того, почему я был не готов к написанию мемуаров (автобиографии) в 2004 году, заключалась в том, что только попав в тюрьму, начал заниматься литературным творчеством. Сначала было очень тяжело. Статьи – это не интервью, здесь обдумываешь каждую фразу. С учетом специфичности своего положения я понимал: читать будут не только друзья, иные будут искать слабые места, чтобы потом побольнее «ударить». После первых статей было много сомнений: сам ли я пишу, зачем я это делаю, и вообще… вопросов было много. Тем ценнее для меня была помощь тех изданий («Ведомости» и «Новая газета»), которые первыми поверили в меня и опубликовали.
В то же время много сомневающихся было и среди моих близких и друзей, так как в написанных мною статьях Ходорковский-автор не всегда соответствовал тому публично распиаренному образу Ходорковского, который был сформирован до моего ареста. Непросто мне было все это про себя читать и слышать…
Именно тогда, в 2004 году, я решил для себя, что время для мемуаров или автобиографии еще не пришло. Спешу огорчить или обрадовать читателя – не пришло оно и сейчас. Еще не время!
Когда я буду готов к полноценной автобиографии, сказать пока не могу. Не в последнюю очередь это связано с моим нынешним положением и, конечно же, с тем, что не только не считаю нынешний период своей жизни «подведением итогов», но надеюсь и живу будущим!
Решился же я на эту книгу в том числе и потому, что давно, уже больше 15 лет, знаю Наташу Геворкян как прекрасного, честного журналиста и просто хорошего человека. Наташа, будучи одним из журналистов, чье мнение для меня крайне важно, поначалу сомневалась в том, что я и есть автор первых статей, опубликованных в газете «Ведомости» под моей фамилией. И именно ее критическое отношение к моим литературным «талантам» и авторству, высказанное в 2004 году, использовали и до сих пор используют кремлевские пропагандисты. Поэтому, когда она обратилась ко мне с предложением написать совместную книгу, я понимал, что это будет нелегкий труд.
У книги два автора, поэтому нередко наши мнения не совпадают в оценках, трактовках и описании некоторых событий. И это нормально. У авторов есть расхождения и в части доверия к словам тех или иных персонажей книги. Каждый из нас отвечает за свою часть, за то, что говорит сам. В работе над книгой (по переписке) мы с Наташей много спорили, и в целом то, что увидит читатель, – продукт компромисса.
Главное, что объединяет авторов этой книги, – верность общим ценностям европейской цивилизации, неотъемлемой частью которой является и моя страна, несмотря на бесплодные попытки больших и малых политиков и политиканов на различных этапах российского развития столкнуть ее с однажды выбранного пути.
Сейчас, когда вы читаете эту книгу, мы с Платоном Лебедевым, полностью отбыв первый восьмилетний срок заключения, получили второй и теперь ждем 2016 года, давно уже не являясь богатыми людьми. Владимир Путин снова сам себя назначил в президенты. Главный юрист компании и адвокат Вася Алексанян погиб, не дав нужных следствию показаний. Прокуроры, судьи и следователи, участвовавшие в нашем деле, получили очередные повышения, звездочки, денежные премии. Список российского Forbes не сильно изменился, и в целом по России богатые стали еще богаче, а бедные – еще беднее.
Но есть еще одно наблюдение – даже из окошка тюремной камеры в Сибири или Карелии это видно: честных, совестливых людей, которые хотят перемен, становится больше с каждым годом, месяцем, днем. Вопрос Перемен – это вопрос времени, хотя я, видимо, слишком заинтересованное лицо.
Со своей стороны я намерен работать во благо тех поколений, которым совсем скоро достанется наша страна. Поколений, которые хотят настоящих перемен. Поколений, с которыми придут новые ценности и новые надежды.
Вместо предисловия
Наталия Геворкян
Приближалось Рождество, и я отправилась выбирать рождественскую открытку. Одну-единственную, которую собиралась отправить. Хозяин магазина на Рю-дю-Жоффруа меня знал. Я обожаю этот парижский магазин. Он из какой-то другой жизни: с перьевыми ручками, вручную сделанной бумагой, наивными открытками. Он показал в тот угол, где были рождественские открытки, я присела прямо на пол и стала выбирать. Вдруг кто-то из стоящих рядом спросил: «Ну зачем, скажите, пожалуйста, отправлять открытки, если уже все пользуются мейлами?» Не поднимая головы, ответила: «Туда, куда я ее отправлю, мейлы не ходят». Девушка не унималась: «Куда же это, интересно, не ходят мейлы?» «В Сибирь, в тюрьму», – ответила я, не прерывая поиска. Пауза, и какая-то неожиданная тишина. Я наконец подняла голову и увидела, что вся немногочисленная публика в магазине, включая хозяина, смотрит на меня в некотором замешательстве. Девушка оказалась репортером France 2, рядом стоял парень с камерой и еще один с микрофоном. «Сибирь? ГУЛАГ?» – уточнила девушка. «Вот-вот», – кивнула я головой. Девушка попросила меня повторить это на камеру. У меня правило – не отказываю коллегам-журналистам. Я встала и повторила: «Я хочу отправить открытку в Сибирь своему знакомому. Он бизнесмен. Он там сидит в тюрьме. И я очень надеюсь, что он ее получит». Камеру выключили. Люди в магазине стали подходить ко мне и говорить, что все будет хорошо, что открытка обязательно дойдет, что его обязательно освободят. Любопытно, что ни один не задал вопрос, за что же сидит мой знакомый бизнесмен. Для этих людей Сибирь-ГУЛАГ – это символ несправедливости. Точка. Хозяин магазина отмахнулся от денег и добавил к открытке подходящий конверт и пару листов бумаги, украшенных вензелем ручной работы, для письма. Журналистка догнала меня на улице: «А можно спросить, как его зовут, этого вашего знакомого?» «Ходорковский», – ответила я. Девушка старательно записала сложную фамилию. Она ей ничего не говорила. Посмотрела на меня: «А он кто?» Я задумалась. Одни говорят, что гений, другие – что злодей.
Вводная глава
Русский народный Кафка
Наталия Геворкян
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
МБХ – так его все называют. Первые три буквы: Михаил Борисович Ходорковский. Да и сам он так подписывается. Друзья иногда называют его Хайдер. Еще его называли самым богатым россиянином, владельцем лучшей в стране нефтяной компании ЮКОС. Теперь его называют «главным заключенным России». Самую короткую историю про МБХ я случайно подслушала у французского экскурсовода, который рассказывал русским туристам о Фуке в принадлежавшем тому в середине XVII века замке Во-ле-Виконт под Парижем.
Это тот самый суперинтендант Фуке, которого по приказу Людовика ХIV арестовал Д’Артаньян. Экскурсовод рассказал примерно так: «И вот король приехал в этот роскошный замок. Увидел над входом девиз, который можно перевести с латыни так: “Нет таких высот, которых бы я не достиг”, увидел прекрасный парк, в котором в его честь устроили феерический спектакль. А Кольбер-то подзуживал по поводу нечестно нажитого богатства Фуке. Да еще поговаривали, что он на власть замахивался. Король погостил у Фуке, а потом отдал приказ его арестовать. А дальше все происходило примерно, как в истории про господина Путина и господина Ходорковского».
Правда, в XVII веке арестанту Фуке дали свидание с женой только через 15 лет после приговора. А арестант Ходорковский в ХХI веке получил свидание с женой всего-то через четыре с половиной года с начала второго уголовного дела. Мы как раз дописывали эту книгу, когда он смог, впервые за эти годы, обнять жену и детей – в колонии № 7 Сегежского района Карелии, где ему, если не произойдет чуда, сидеть оставшиеся пять лет из 13, которые он получил по второму приговору (минус семь, отсиженных на тот момент). Сегежа примерно в 700 километрах севернее Петербурга, температура колеблется от минус 25 зимой до плюс 25 летом. И все же это ближе к Москве и более щадяще по климату, чем в предыдущей колонии в сибирском Краснокаменске, где он сидел по первому приговору, вынесенному в 2005 году.
Инна, жена Ходорковского, рассказала мне как-то про их самое первое после ареста длительное свидание в Сибири: «Дочке было 12 лет, близнецам по четыре года, я их с собой туда не брала. Вот сейчас в Сегеже они повидались с папой. А в Краснокаменск… Туда почти как на оленях – добираться туда-обратно надо было трое суток. Октябрь, там уже холодно. Как это тебе объяснить… Прошло два года с его ареста. И когда мы оказались вместе, у меня впервые за два года появилось ощущение защищенности. И я все трое суток проспала. Я открывала глаза, слышала, что кто-то с ним разговаривает, и снова закрывала. Я просто не могла подняться. Он все понял. Жарил яичницу, кормил меня. И я снова засыпала. Я почувствовала, что мне можно расслабиться. Это был своего рода “отходняк” от того напряжения, которое не проходило с момента его ареста. И долго не проходило потом».
С декабря 2006 года и до июня 2011-го Ходорковский постоянно находился в тюрьме или в зале суда, когда свидания разрешены два раза в месяц. Два крохотных стульчика перед стеклом с решеткой, телефон. И он по ту сторону стекла. Раз в месяц приходили родители, в другой раз – жена: или с дочкой, или с сыновьями. Всей семьей уместиться в крохотном пространстве было просто невозможно.
Столько воды утекло с того момента, когда была задумана эта книжка. И лишь два радостных события. Вышла на свободу Света Бахмина. Мать двоих маленьких детей, родившая в колонии третьего, попавшая в 37 лет в жернова запущенной репрессивной машины, осужденная в 2006 году на семь лет за хищение непонятно чего и непонятно в пользу кого. Ее выпустили в 2009 году после просьбы о помиловании и тысяч подписей, собранных в Интернете за ее освобождение.
Зимой 2012 года освободили бывшего топ-менеджера ЮКОСа Владимира Переверзина, не признавшего свою вину, отказавшегося оговорить Ходорковского и Лебедева и отсидевшего более 7 лет.
В октябре 2011 года умер, не дожив до своего 40-летия, Василий Алексанян, красавец и умница, выпускник Московского университета и Гарварда, возглавлявший правовое управление компании ЮКОС. От него требовали показаний на Ходорковского и Лебедева. Не получили. И просто убили тюрьмой, в которой за два года он превратился в инвалида – почти ослепшего, больного раком, СПИДом, туберкулезом. Умирать его отпустили домой, под залог в 50 млн рублей.
За то время, что писалась книга, родилась и умерла надежда, что президент Медведев – полноценный президент и профессиональный юрист. Мне ясно, что Ходорковский был и остается пленником Путина, он отмеряет ему срок. И к праву вся эта история имеет не большее отношение, чем избрание Путина на третий срок к выборам в нормальном понимании этого слова.
Когда мы задумывали эту книгу, еще не прозвучало в зале суда последнее слово Ходорковского на втором процессе. Он еще не сказал «Мне стыдно за мое государство». И еще не произнес: «Я совсем не идеальный человек, но я – человек идеи. Мне, как и любому, тяжело жить в тюрьме и не хочется здесь умереть. Но если потребуется – у меня не будет колебаний. Моя Вера стоит моей жизни. Думаю, я это доказал. А ваша, уважаемые господа оппоненты? Во что вы верите? В правоту начальства? В деньги? В безнаказанность “системы”? Я не знаю, вам решать.
Ваша честь! В ваших руках гораздо больше, чем две судьбы. Здесь и сейчас решается судьба каждого гражданина нашей страны. Тех, кто на улицах Москвы и Читы, Питера и Томска, иных городов и поселков рассчитывает не стать жертвой милицейского беззакония, кто завел свой бизнес, построил дом, добился успеха и хочет, чтобы это досталось его детям, а не рейдерам в погонах, наконец, тех, кто хочет честно исполнять свой долг за справедливую зарплату, не ожидая ежеминутно, что будет под любым предлогом уволен коррумпированным начальством.