- Да не ной ты! – прикрикнула мать, – вот уже, горе моё, иди к себе, разберусь я с твоими обидчиками.
После того случая меня никуда и не выпускали, но я и сам не особо стремился, так как продолжал стесняться своего хвоста и «слишком смазливого для дьявола личика», как сказали мне те же обидчики. Не особо стремился, пока не подрос. И теперь меня невыносимо тянуло к сверстникам, да и любопытство разбирало, поглядеть, как же там, в других мирах-то дела обстоят. Ну, и потусоваться хотелось. Я ещё немного стеснялся своего хвоста, который хоть и вырос со временем, но стрелочки на конце так и не приобрел. Но любопытство было сильнее стеснения, к тому же, меня пробирало ещё что-то. Что-то, от чего мой второй хвост, ну, тот, который спереди, иногда становился значительно больше и толще. Собственно, даже не иногда, а очень часто. А иногда, по ночам, мне что-то снилось, от чего мне бывало особенно хорошо. Я не знал, что это именно, но я был уверен, что обрету это в нейтральном мире. Но матушка была непреклонна.
- Нет, я сказала! – категорично повторила она, – никаких гулек, учись лучше.
Глубоко вздохнув, я поплелся к двери. А если? Повернувшись и глянув на мать особым взглядом из-под ресниц, вобравшим в себя всё отчаяние и просьбу мира, закусив губу, еле сдерживая слезы, я умоляюще посмотрел на неё. И сердце матери дрогнуло. Всё же, кое-чему я всё-таки научился.
- Иди уж. Но ненадолго. Будь готов вернуться по первому зову.
Поблагодарив, я кинулся к двери и чуть не столкнулся со входящим в покои отцом. Пробурчав что-то, он посторонился, пропуская меня, а я, закрыв дверь, остановился возле неё, прислушиваясь к тому, о чём будут говорить родители.
- Тирания, куда он понёсся, как взбесившийся сперматозоид? – спросил отец.
- Отпустила на прогулку, ты-то чего припёрся?
- Да я вообще-то поговорить. Знаешь, меня очень беспокоит наш сын, – вот как? Я прислушался сильнее.
- Да меня тоже, честно говоря, – вздохнула мать, – его хвост… но это полбеды, а вот его внешность. Он совсем не похож на нас. Его лицо вообще, я бы сказала, ангельское.
Последнее слово она прошептала чуть слышно, как говорят самые страшные проклятия, даже стыдясь произносить их вслух.
- И эти шрамы между лопатками, – подхватил отец, – они не проходят. Уж сколько заклятий проводили, какими зельями не поливали, они вновь и вновь появляются. Тирания, это точно, мой сын?
- Да ты обалдел? – заорала мать, – конечно, твой! Это твой долбанный рецессивный ген вылез, скорее всего, на наше горе. Или ты забыл, кем был до того, как тебя изгнали в Ад? Забыл уже, все мозги растрахал, старый блудник!
- Да ты себе отдаешь отчёт в том, что говоришь? Сама-то! Ты думала, я не заметил, как очередной инкуб из твоего окна вылетал, а? Ты думаешь, я не знаю, чем ты тут занимаешься?
- Да чья б мычала!
Дальнейшая их перепалка меня не интересовала. Это я слышал неоднократно, а вот перед этим скандалом, какие-то непонятные слова… что такое рецессивный ген? Куда он вылез? И что это, получается, со мной что-то не так?
Но решив подумать об этом позже, а сейчас не тратить зря и так немного оставшегося мне времени, я поспешил в самый популярный клуб нейтрального мира – «Замогилье». Название как раз ему соответствовало, потому как, расположен он был аккурат за огромным погостом, где тусовались вампиры, вурдалаки и прочие подобные личности.
====== Ангел “Made in The_Rай” ======
Величественный мужчина, с горделивой осанкой восседал на небесном троне и хмурил брови, разглядывая мальчика лет трех, мирно лежащего в кроватке. Нянечка, старуха-повитуха, через которую прошли тысячи рожденных ангелов, теперь была приставлена к сыну самого великого на небесах, и должна была его растить, оберегать и поучать, пока он не достигнет девятилетнего возраста.
- А может, Квадисин? – задумчиво протянул Бог, бубня это имя по кругу себе под нос, – Квадисин, Кван, Квадик...
- Еще Клавесин назови. Совсем сдурел старый пень, – ворчала бабка-повитуха, абсолютно не стесняясь в своих выражениях.
Она одна совершенно не боялась небесного Босса, которого много-много веков назад вот так же растила, как родного.
- Ну, а как назвать сие дите, которое должно стать моим преемником, возглавить великую битву с сатанинским отродьем? Кстати, слыхал, их малец подрастает, уму-разуму учится. Надо бы и нашего, что ли, уже премудростям обучать.
- Погоди ты с науками своими, дитё еще совсем маленькое, едва говорит, каким премудростям? Ничего, догонит и перегонит их бесовского отпрыска. Так что, Босс, не нервничайте. А может, Габриэль?
- Хм, есть у нас один Габриэль, достал уже своими пьянками и выбрыками. Террорист хренов, все небеса довел до ручки. Недавно в дыру небесную провалился. Куда он там попал, где его носило, один черт знает, но вернулся весь в засосах, ссадинах, с набедренной повязкой на голове. Так что ненадушки нам такого счастья. Во, Пахадрон, может, или Асуриэль?
Бабка деликатно откашлялась и закатила к верху впалые глаза.
- Нам еще Пахадрона не хватало. Был один такой, веков пять назад. Ну и блядун был, Господи прости. Все небеса перет... простите Отец, перелюбил. Слава Богу, копыта откинул. Эх, доведешь ты меня до могилы, доведешь. Офаниэлем еще назови, Господи Боже, – бабка перекрестилась и призадумалась.
Стояла она так минут пять, глядя в одну точку, что даже мужчина стал немного нервничать.
«Может дух испустила?» – задавался он вопросом, намереваясь пойти проверить.
- Все, придумала! – громко воскликнула повитуха, да так, что Бог подскочил на своем троне от испуга, клацнул зубами и прикусил кончик языка.
- Ай, тысячи проклятий!!! – мужчина высунул язык, наблюдая, как на его кончике выступила капелька крови.
- Господи, горе то луковое. Как дите малое. Что ж язык-то под зубы подставил, дурень старый, – бурчит снова старуха-повитуха, вытаскивая из складок одежды белоснежный платок и прикладывая к Божьему языку. – Может, зеленкой залить? Да чего мычишь, ничегошеньки не пойму. Не надо зеленки? Да Господи, не надо, так не надо. Смотри, чтобы потом не разнесло еще больше. Так, я придумала короче как наречь этого мальчика. Называться ему – Абалимом.
Бабка торжественно улыбнулась и потерла сморщенные руки. Был один, когда-то, с таким же именем. Красавец до безобразия, во время безобразия и после этого дела. А умный был, а сильный – огненный страж. Вот это любовь была, бурная, незабываемая. Жалко, что погиб в битве, так бы, может, что-то из этого вышло у них.
- Не мычи, ничего не понимаю. Но сказала, Абалим будет, значит так и будет. Красавец вырастет еще тот, уж я постараюсь.
Мужчине оставалось только грустно вздохнуть и согласиться, так как лучше этого имени, он все равно ничего толкового не придумал.
Не помню, когда это во мне началось, желание быть первым и лучшим во всем, но наверное, я так думаю, с того момента, как меня стали дразнить. Дразнили, потому что с самого рождения я был хилым, худым и жутко болезненным. Великое имя Абалим никак не шло тому глисту, которым был я. А еще крылья. Да-да, точно, вспомнил. Именно они послужили самым большим моим несчастьем.
С самого моего детства они плохо росли, гноились, воспалялись. Чем только меня не лечили: пиявками, святыми примочками, маслами, слезами десяти девственниц. Все без толку. Все равно, они были не как у всех ангелов. Отчаявшись, нянька собралась, уж было, обратиться к конкурентам из Ада за какой-нибудь магической штукой или заклинанием, но вовремя спохватилась, убоявшись гнева Господнего. Так что крылья мои остались на прежнем уровне. Со временем, они, конечно, обрели более-менее ангельский вид, но всё равно отличались от большинства. За это меня жутко дразнили и обзывали тифозным, чумным, и никто со мной не играл.
- Ну ничего, попляшете вы у меня, – бурчал я себе под нос, делая в своей комнате жуткую смесь, из которой потом испек шоколадный тортик и всех угостил.
Ангельские отпрыски клюнули на мою удочку, что я хочу с ними дружить, и залопали весь тортик. Честно скажу, такой огромной очереди в туалет я не видел давно. Многие так и не дождались своей очереди. Зато я все задокументировал в свитках, а потом развесил по всему Раю, на обозрение всему живому. Ох, и ржака была. Не передать.
Меня, конечно, потом вся толпа хорошо отдубасила, да так, что я долго ходил с синяком под глазом. Но зато я потом отомстил всем и за это.
Как-то ночью, нарядившись в черные одежды, я пробрался к каждому в комнату и обычными ножницами слегка подправил им крылья. Немного там подрезал, немного сям подровнял. Веселуха была еще та. Стилист из меня получился охрененный, у некоторых крылья в сложенном виде напоминали дьявольские пиктограммы, за что они выгребли ещё и от нашего небесного Отца. Но клянусь, я не специально такой фигурной резьбой занимался, что эдакий конфуз получился. Я хотел попросту покромсать им их гордость, а вышло, как вышло. После этого меня больше никто не трогал, обходя десятой дорогой, но зато над моими крыльями больше никто не стебался, так как у всех они теперь были косые и кривые.
Как вы поняли, друзей я так и не приобрел, зато завел небольшого песика Рафа, с которым и проводил много своего времени, пока... пока за меня не принялись учителя. Жалко было расставаться с бабулей Митроней, но настало время моего учения-мучения.
Вот тут и началось. Целые тома священных писаний – читать, учить, знать. Песнопение, молитва, латынь, отпускание грехов, музыка, рисование... и т.д. и т.п. Ужас, кошмар.
Хотя, вот латынь мне понравилась, даже очень. У меня сразу же начали получаться рукотворные заклинания на ней. Простенькие, конечно, но мне хватало, чтобы сделать соседу пакость, а на сердце потом радость.
Музыку я любил, даже очень – рок, металл. У людей подслушал и сразу же влюбился в этот бешеный скрежет. Вот только мелодичное пищание учителя меня жутко выводило из себя, и я постоянно срывал уроки музыки, вопя совершенно недопустимые песенки, совершенно недопустимым голосом с абсолютно уж запрещёнными телодвижениями.
Рисовать я любил, жутко любил, на заборах и стенах. Чего я там только не “малякал”. Отлично получались карикатуры несостоявшихся друзей, которым я пририсовывал зубы и рога. А еще писал большими буквами всякие глупости, пока не был пойман и наказан. Меня заперли в своей комнате и заставили выучить наизусть писание о “Смиренности, скромности и послушании”. Длиннющая, я вам скажу, бурда, скучная до выноса мозга, но я это сделал – выучил. Меня даже похвалили и выпустили. Наивные.
Я, конечно, затих на время, даже исправно посещал ангельский хор, вводя всех в заблуждение, а тем временем строил коварный план по захвату лидерства в этом захолустье. Конечно, с этим пришлось подождать, но продвигался я к цели титаническими шагами.
Пока никто не видел, я занимался силовыми упражнениями, качал пресс, бицепсы, трицепсы и забил полностью на пластическую хореографию, на которую меня отдал Отец. Ща, разогнался я носочки тянуть и возводить нежно руки ввысь. Я и так на дух не переносил этих слащавых ангелочков, с их жеманными манерами. Буэ... гадость какая.
Отец только качал головой, иногда хватаясь за нее руками, и бубнил, в кого я такой непонятный уродился. Не дитё, а катастрофа. Не добрый, нежный и ласковый мальчик, а хулиган и забияка. Зато бабка-повитуха не могла нарадоваться, иногда ощупывая мои заметно вздувшиеся мышцы на руках.
- Красавец-то какой, мужчина-то растет, настоящий, красотинушка, восхитинушка...
Так вот, о чем это я? Ах, да. О захвате власти.
Только мне стукнуло 17, как я пустился выполнять и даже перевыполнять свой план. Первым делом я изменил свой имидж, припас барахлишка и стал частенько удирать в нейтральный мир и тусоваться там в знаменитом клубешнике “Замогилье”. Музыка что надо, контингент тоже ничего так, пойдет.
Кого там только не было: и вампиры, и вурдалаки, и демоны, и даже наши – ангелы. Вот кого-кого, а последних я там никак не ожидал встретить. Но, видимо, не одного меня тянуло в такие места. Меня там приняли как своего, особых вопросов не задавали, и уже через пару лунных месяцев я стал набирать обороты популярности.
Большой популярностью пользовались мои самодельные пилюли счастья, которые я втюхивал каждому, набивая свои карманы золотыми монетами. Немного ладана для аромата, чая-мочая, небесной манны – и вуаля, пилюльки, от которых начиналось просто улетное настроение. Заработанными монетами я угощал народ выпивкой, чему они были весьма рады и благодарны.
Прошло совсем немного времени, как на меня начали молиться, а при виде меня все радостно пищали. Отбоя от прекрасного и не очень прекрасного пола не было. Именно тогда я познал все радости, как я тогда понял, настоящей любви, и безмерно дарил ее окружающим и желающим. Ну, а почему бы и нет? Я счастлив, они счастливы, все счастливы... ну и так далее. А кто не счастлив, могу помочь пилюлькой. Совсем недорого.
Но вот в один прекрасный денек, который не предвещал ничего плохого, меня внезапно вызвал к себе Отец. Я без задней мысли, насвистывая веселую песенку, ввалился к нему.
- Сын, мне тут доложили, что ты, как вы говорите, тусуешься в междумирье, это правда? – грозно спросил Отец, нервно постукивая пальцами по подлокотнику своего трона.
Вот это на тебе, гром среди ясного неба. Я тут же позеленел, потом посерел, думая об одном, что найду этого предателя, который меня выдал, и тогда устрою ему веселую жизнь.
- Никак нет, Отец.
- А может, да?
- Нет.
- А я говорю – да! Ты знаешь, что ложь это тяжкий грех? – я опустил голову и кивнул. – Тогда зачем ты лжешь Отцу? А ну, прочти наизусть заповедь, “Отцу Своему”.
- Эм… Отче Наш... чёта там на небеси, да святится Царствие мое, да будет воля моя...
- Чего!? – я аж вздрогнул от вопля Отца, который эхом разлетелся по всему небесному залу. – Чёта там!? Царствие Твое!? Тебя чему все эти годы учили?!
- Уму-разуму, – боязливо произнес я и попятился назад. Мало ли, еще вздумает выпороть, кто их, отцов-то, знает?
- Видать, не научили… ни тому, ни другому, – мужчина устало вздохнул и подпер голову кулаком. – Так, значит вот, что я скажу. Ты наказан.
- Чего?!
- Не чегокай тут. Сказал, наказан, и точка. Никаких междумирий. Теперь будешь нести службу у Райских врат, препровождать души в наше царствие. Я скажу Сифилиусу, чтобы все тебе там объяснил, как отбирать нужные души, как не пускать плохие, и так далее. И кстати, там тебе придется играть на арфе, чтобы души не потерялись и знали куда идти.
- Чего?!
- Того! Я сказал, ты – сделал. Все, свободен.
Я гневно топнул ногой, нацепил черные очки на глаза и, с силой грюкнув дверью, пошел к себе в комнату. Там меня ждал мой единственный верный мне друг Раф, который облизал меня с ног до головы, прыгая на руки.
- Раф, не сейчас, я думаю, как пробраться в нейтральный мир. Сегодня там будет туса века, и я должен сто процентов туда попасть. Вот только как, если Отец приказал бабке следить за тем, чтобы я все время находился у себя в комнате?
Я сел на кровать и стал усиленно думать, чего бы такого наколдовать. Хорошо, что никто не знал об этих моих способностях к странным штучкам и колдовству, а то давно бы отправили в исправительный лагерь.
Сидел я в раздумьях где-то целых полминуты, когда внезапно радостно подскочил с кровати и понесся к своему столу.
- Так, так, где-то тут видел, где же оно? – бормотал я, шарясь по тумбочкам своего стола. – Вот оно, вот!
Я извлек небольшой мешочек, из которого вывалил на ладонь засохшую лапку курицы, хвост саламандры и порошок тарантула, не успевшего завершить свой коитус за полторы секунды до смерти. Думаете, самым сложным было достать этого жука или заставить его совершать коитус? Та фиг там! Самым сложным было найти лапку курицы, потому что всех курей давно перерезали на пир, по случаю моего дня рождения. Но у меня есть связи, и лапку мне достали местные барыги, у которых был налажен трафик с самой земли.