– Я ответственный! – Арсений предусмотрительно стоял в дверном проеме. – А если что, – он встал в бойцовскую позу, – дам отпор. У меня деньги, как в швейцарском банке.
И он улыбнулся самой широкой кошачьей улыбкой. Это его подвело.
– Эй, швейцарский банк. – Саша медленно пошла на брата, вглядываясь в его лицо – уголки губ у него были перепачканы чем-то буро-красным. Кетчуп. Либо пицца, либо… – В Макдональдсе был?
Арсений прыгнул в комнату.
– Растущему организму нужно питаться!
Дверь полетела навстречу Саше.
– Так купил бы сосисок, а не деньги просаживал!
Как будто с потолка рухнула музыка. Саша стукнула по закрытой двери и зашагала на кухню.
Папа! Почему так? С чего вдруг Сеня стал главным? Когда он что покупал? Очень хотелось сказать братцу что-нибудь обидное. Так, чтобы взвился там, у себя в комнате, пробежал по потолку, зацепился когтями за штору и повис вниз головой. Но не стала. Послала мысленный привет папе.
Кухня просторная, с большим овальным столом на шесть стульев, с высокой барной стойкой, с длинной столешницей, с черной панелью плиты. На стене ряд полок – и везде тарелки, приправы, баночки с крупами. Холодильник большой, вместительный. Сейчас ничего не вмещает, кроме пустоты. Сколько слонов можно положить в пустой холодильник? Одного. Второго уже придется класть в забитый предыдущим слоном холодильник.
Саша дернула пачку блинчиков, примерзшую к стенке морозильника. Холодильник покачнулся.
– Да отрывайся ты! – разозлилась она и выпала из морозильника. Задняя стенка упаковки так и осталась вмороженной в мохнатый лед.
– Разговор с неживыми предметами – первая стадия социопатии.
Арсений, умытый и даже причесанный, сидел за барной стойкой и из банки пил оставшийся рассол от огурцов.
– Живот заболит, – от всей души пожелала Саша.
– Не успеет. – Арсений поковырялся среди листиков лаврушки и, ничего не найдя, с сожалением отставил банку. – Я на сборы уезжаю.
– Надеюсь, в Непал.
– Ближе. Через неделю. Ты мне сумку соберешь?
– Мать попроси.
Масло на сковородке шкворчало и фыркало. Смерзшиеся блинчики не желали отклеиваться друг от друга.
– Она мне в прошлый раз десять носовых платков положила и ни одной футболки. Соберешь, да?
Ладно, будут жариться все вместе, им же хуже.
– Тебе сколько отец оставил?
– На поездку хватит.
Масло стрельнуло.
– Уйду я от вас.
– На необитаемый остров? – обрадовался Сеня. – Меня возьмешь?
– Ничего не забыл? – возмутилась Саша.
Сенька посопел, поерзал на табурете, поизучал грязный пол.
– Когда ты придешь на необитаемый остров, я там уже буду! – заявил брат. – И будет он носить мое имя!
– Ага! Сейчас! Какой же он необитаемый, если там кто-то топчется? – Деревянной лопаткой было очень удобно размахивать. – Я уйду на настоящий необитаемый остров!
– А я уже буду поблизости на дереве сидеть.
– Это я от тебя на дерево залезу.
– Ты можешь! – вдруг согласился Сенька. – Но давай сидеть там вместе.
– Дерево погнется.
– Саш! – заглянула мама. – Ты не знаешь, куда я записала телефон того дядьки, с которым должна встретиться?
– Говорила, что в записную книжку.
– В какую? У меня этих книжек…
Последняя попытка разделить блинчики не увенчалась успехом, и Саша прикрыла сковородку крышкой. Пускай им там будет дружно и тепло.
– Следи за блинами, Робинзон! – кинула она, отправляясь за мамой.
Сенька поднял над головой сжатый кулак.
Верхняя полка письменного стола была вывернута, и ее содержимое щедро разбросано по полу. На подставку прикреплен лист. Общие черты дома. Почти такой, как раньше. Экран компьютера выдает то же самое. Обе записные книжки на полу. Из одной валятся и валятся листочки. Саша их подхватывает, но они решили выпасть все и разом.
– Арсений уезжает на сборы. – Листочки шуршали и вырывались из-под пальцев.
Новое платье висело на дверце, выпячивая в ярком свете лампочек свою красоту.
– Он учиться собирается? – буркнула мама, отбрасывая карандаш. – Зачем заводить записные книжки, если в них ничего не записано? Или я в телефон записала?
– Здесь нет.
Листочки выглядели неубедительно. Вряд ли на них что-то написано.
Мама раздраженно перевернула толстый ежедневник. Из него осенним дождем посыпались записочки, билетики, пригласительные.
– Вот он, кажется. – Саша выудила из россыпи оборванный листок. – Валерий Александрович.
– Что бы я без тебя делала, Сашенька. – Мать сделала попытку обнять дочь, но ее что-то отвлекло. Она резко присела, заглядывая под стол. – Вот ведь он! Проект! И как он туда попал?
Это был какой-то другой лист, не тот, что она рвала. Нашла и сразу отвернулась к столу, стала гладить ватман, вглядываясь в линии.
– Я знаю, что мы без тебя бы делали, – проворчала Саша.
– Это-то понятно! Жили бы у бабушки, и у вас все было бы прекрасно. Как у всех нормальных людей. Она звонила?
– Звонила. Ругала тебя за то, что ты не мать, а…
– Ехидна, – закончила мама. – Знакомая песня. Она всегда правильная. А раз так, то кто-то должен делать неправильно. Для сравнения. Я согласна, чтобы это была я. У тебя что-то горит!
В комнату втянуло тяжелый запах.
– Арсений! – гаркнула Саша, выбегая в коридор.
Брат сидел на своем месте и сосредоточенно пилил блинчик. Одинокий хлебо-булочный собрат исходил угольками на сковородке.
– А этот чего не снял?
Оба куска исчезли в бездонной пасти.
– Это я для вас оставил.
Хозяйственный Арсений аккуратно положил тарелку в мойку.
– А остальные где?
– Я по-честному поделил! – крикнул Сенька, забегая к себе в комнату. – А будешь ругаться, у тебя последний пропадет.
Хлопнула дверь, подогнав сквозняк с запахом сгоревшего масла.
Пижамная вечеринка
– Месяц! Я сказала, открыть учебники, а не заглянуть в учебник соседа.
А учебничек-то тю-тю! Как не положила вчера вечером, так и не положила. Тьма галантно подвинул свой на середину стола. Не помогло.
– Что произошло?
И почему учителя любят задавать глупые вопросы? Где тетрадь? Что произошло? Как это называется?
– Тяжелые семейные обстоятельства, – отрапортовала Саша.
Разве вот так вдруг посреди урока все расскажешь?
Учительница не удовлетворилась таким ответом, но другого ждать не стала, распорядилась:
– Каждый нашел свой столбик. Решаем уравнение! И напоминаю, что это самостоятельная. Каждый делает сам. И пишет на своем листочке.
Тьма коснулся ее локтя, показывая, что сейчас напишет что-то. Саша пододвинула свой листок.
«Почему вчера не подошла к телефону?» – написал на полях Тьма и, дожидаясь ответа, побарабанил пальцами по столу.
«Потому что трубку стащил мелкий», – ответила Саша.
«Чего это он говорил по твоему мобильному?»
«Мне и самой хотелось бы узнать! Чего звонил?»
«А ты знаешь, что Варчук хочет устроить пижамную вечеринку? Где, кстати, твой учебник?»
«Мать взяла ватман подпереть, и он там прилип. Что следует из пижамной вечеринки? Что мальчиков не возьмут?».
«Мальчики тоже будут в пижамах. Прикинь! Отец уехал?»
«Уехал и оставил деньги Сеньке. Он их в три дня спустит на бигмагах».
«О! Великий «Русский Гулливер»! Какие акции проводит? Братает воду Нила с водами Ганга?»
«Журнал отца называется «Русский Робинзон». Он какие-то камни повез. Кажется, из Крыма».
«Ждать землетрясения?»
«Когда он камни из Аризоны привез в Африку, упал метеорит, но почему-то на Челябинск».
«Спасайся, кто может!»
– Сдаем работы!
Саша глянула на свой исписанный листок. Алгебраических задачек там не было. Скомкала, сунула в карман.
Тьма догнал в коридоре:
– Ну так что? Идешь на вечеринку?
Тьма от Тимофея. Он и правда темен волосом и смугл лицом. Совершенно черные брови и черные длинные ресницы. А еще он невысокий и полный. Тьмой он именует себя сам. В классе награждали кличками пообидней.
– Не могу представить тебя в пижаме, – фыркнула Саша.
– Фантазия не нужна. Хватит глаз. Я уже придумал, как все будет.
Будет, так будет.
Сильный толчок под локоть заставил сменить направление движения.
– Тебе уже донесли? – быстро зашептала Светка Варчук.
– На фига тебе пижамная вечеринка? Нельзя просто собраться?
– Хотелось кое от кого избавиться. – Светка посмотрела пристально и протянула: – Он толстый и неинтересный. Ску-ушный.
– Медленно бегает, зато метко бросает, – парировала Саша.
– Он не пойдет. Пускай худеть начинает.
– Я за него похудею. – И мысленно добавила: «С деньгами в руках Арсения еще и не так похудеешь».
– Только девочки. А тебя отпустили? – Светка недоверчиво поморщилась. Челка упала на глаза. Она махнула по ней рукой. Раз – промазала. Два – половина челки осталась. Три – все опять упало на лоб.
– Отпустили. Я платье купила. Кавалли. Все деньги потратила. Мне даже карточку заблокировали. А ты, пижама, пижама…
– А пижамы Кавалли не делают?
– Вот, не пришло им в голову! – вклинился в разговор Тьма.
– Катись отсюда, жиртрест! – отпихнула его Светка.
В то же мгновение со спины Тьму ударили. Мелкий пацан мчался по коридору. Тимофей качнулся. Прищурившись, посмотрел на убегающего обидчика. Казалось, он все делает медленно. Медленно сунул руку в карман, медленно вынул.
Убежать пацан не успел. Что-то темное четко вошло ему между лопаток. Пацан взвизгнул. По полу запрыгало круглое… круглое…
– Хорошо, что не нож, – наклонился к собственности Тьма. – Каштаны! – поднял он над головой шарик. – Созрели уже.
– Что ты с ним возишься? – сокрушенно покачала головой Светка.
– Помогать надо упавшему. Тот, кто встал, справится сам.
Светка зависла. Моргнула несколько раз. Ее некрасивое лошадиное лицо вытянулось. Но вот оно озарилось улыбкой:
– А! Это из твоего отца, да? Стихотворение?
Ну вот, теперь все, что говорит Саша, – из ее отца. Чтоб это родительское собрание горело синим пламенем!
О том, что отец у Саши поэт, владелец журнала и вообще большая знаменитость, стало известно недавно. По весне папенька пришел на родительское собрание, ужаснулся бессмысленностью происходящего и, чтобы побыстрее сбежать, пустил всем пыль в глаза. С тех пор Сашу полюбили родители. Еще бы – наследница гения. Папа обещал выступить, обещал привезти книг, обещал сделать ремонт в раздевалке. Не сделал, конечно. Вот бы он пообещал сотворить подкоп отсюда до Хьюстона. Тогда Саша могла бы чаще с ним видеться. Бегала бы по переходу до Америки, чаек с папой пила.
Нет, не попила бы. От папиных обещаний до их исполнений тоннель еще не прорыт. Рабочие ушли покупать лопаты и пропали.
Ничего этого Саша опять говорить не стала. Тьма доплыл до раздевалки и там завис. С кем-то болтает. Толстый. Неуклюжий.
– Приходи в платье, – уронила на Сашу свое благоволение Варчук. – Я время завтра уточню.
Светка ушла. Она высокая и неправильно худая, состоит из острых углов – локти, колени, плечи, торчащие ключицы, подбородок. Походка такая же острая. Идет, волосы, собранные в хвост, болтаются туда-сюда по спине.
Тьма тоже куда-то побрел. Чего он вчера звонил-то? О! Кстати о звонках!
– Мама! Привет!
– Сашка? – Голос у мамы в телефонной трубке теплый, тягучий. Так и видится кровать, легкое одеяло, скомканная простыня… И хочется туда, в тепло, в покой… – Ты чего? Сколько времени-то?
– Скоро десять. Утром баба Валя звонила. Просила, чтобы ты приехала.
– А что случилось? – Голос тянется как патока.
– Не знаю. Еще отец в почте появился. Написал, что все у него хорошо. Со слоном познакомился.
– С кем? Ах, ну да…
Все, ничего не забыла. Узнать бы только, отдал ли Арсений справку, что он из многодетной семьи, чтобы его бесплатно кормили, и надолго ли он едет на сборы – чемодан ему большой или маленький собирать.
По алгебре вышла двойка. Саша погоняла строчки электронного дневника. Пришло сообщение в чате от Тьмы:
«Математичка сказала, что у тебя пара за самостоятельную, и посоветовала взяться за… Забыл. Там какое-то иностранное слово было. Чего ты сейчас не на французском? Все сидят, а ты не сидишь? Трансгрессировала?»
Почти.
Бабушка
Вечером дома была бабушка.
Определяется это так. Если открываешь дверь, а на тебя летит стремянка, значит, дома бабушка.
– Баб! Привет! Хозяюшка ты наша!
Бабушку надо хвалить. Она это любит. Пропустишь пару похвал, схлопочешь веником по затылку.
– И что это вы тут устроили? – вместо приветствия начинает бабушка. – Вы вообще помните, как ваша квартира изначально выглядит?
– А это наша квартира? – Саша внимательно смотрит под ноги. Лампочка в коридоре не горит, поэтому вполне можно влететь, например, в ведро. Или в совок с мусором.
– Поговори мне! – грозит тряпкой бабушка. – Руки мыть и обедать. Почему холодильник пустой?
– Так мы Сеню отправили в магазин. Он еще не вернулся. Взял с собой спальник и палатку, обещал слать письма…
– Какой магазин? Парню всего десять лет! У вас голова на плечах есть? Он мне рассказал, как ты его вчера кормила. А папаша твой опять умотал? Все шлендрает. Никак не нагуляется…
Но все это уже шло фоном, потому что Саша заметила приоткрытую дверь в дальнюю комнату. Из нее слышалась легкая музыка с перезвоном колокольчиков. «Трам-пам-пам. Тари-ра-ра-ра-ра-ра-рам. Трам-пам-пам», – пела музыкальная шкатулка. «Три слепые мышки». У Агаты Кристи в детективе под эту музыку людей убивали.
– Варенька, – осторожно прикоснулась к двери Саша. – Варя, – позвала как можно ласковей.
Двухлетняя Варвара с сомнением покосилась на вошедшую сестру, крепче сжала плюшевого пупса.
– А кто это домой приехал?
Словно щелкнул выключатель, словно жар-птица махнула разноцветным хвостом – лицо Варвары озарилось улыбкой. Она радостно агукнула и поползла к сестре.
– Привет, родственница. – Саша подставила локоть, чтобы Варвара могла подняться.
– Ну что, что тискаешь ребенка, не помыв руки. Заразится она у вас здесь чем-нибудь, – тут же появилась на пороге бабушка. Не в пример всему семейству, бабушка невысокая, тоненькая. Буйные кудряшки, очки. Со стороны кажется невинным созданием. Но это пока не начинает говорить и двигаться.
– Яблоня от груши далеко не падает, – парировала Саша, осторожно поднимая невесомое тельце. – А кто у нас такой зубастый? – засюсюкала она.
– Ой, Сашка, не понимаю, как вы тут живете, – опустилась на стул бабушка. – Все-то у вас не как у людей.
– А люди бывают разные, да, Варюша? – Саша щелкнула языком, вызывая на лице сестры широченную улыбку.
– Мать-то где?
– Работает. У нее сегодня… – Саша огляделась, словно стены могли подсказать. – Встреча с заказчиком.
– Встреча! Восемь вечера, а у нее встречи какие-то! О детях не думает.
– Дети сами о себе думают. – Саша не могла налюбоваться на Варину улыбку. Какие у нее ямочки появляются! Как она беззащитно смотрит!
– О детях взрослые должны думать! Вы себе тут надумаете всякие беды.
– Была бы голова, мы бы надумали. Но, ба, ты же знаешь, с головами нынче напряженно. Выдают через раз.
– Ты, значит, на хозяйстве осталась. Я вижу, как нахозяйничала.
В Варваре Сашу всегда удивляют ее вроде бы бессмысленные, но на самом деле весьма целенаправленные движения, поэтому смотреть она на сестру могла бесконечно. Как будто просто так руками машет или топает к видимой только ей цели. Но она есть – цель. Даже когда идет в угол и там замирает. Жизненно важная цель. Из-за которой плачется взахлеб, если не дают дойти. И все по боку, все ваши «можно» и «нельзя».
– Чем меньше продуктов, тем легче хозяйничать.
Бабушку не переспоришь. Ей нужны правила. А если правила нарушаются, то в этом кто-то виноват. Сегодня – Саша.
– Ну кто, кто так живет? Ты посмотри на себя! Посмотри на других! Твой дневник мать когда последний раз проверяла? А я вот глянула! Двойка.