– Интересное, должно быть, дело, – вежливо отозвался Рышард
– Иначе бы я за него не взялся. – Эрлингмарк усмехнулся. – И знаешь, я занимаюсь этим почти восемь лет, и все равно индейцы, с которыми я общаюсь все это время, так и не стали считать меня своим! Они разговаривают со мной вежливо, но никогда не назовут другом и не откроют тайны до конца! Иногда это меня бесит, иногда просто заставляет еще больше увериться в своем мнении…
– Это в каком?
– В том, что мы, белые люди, выходцы из Европы, другие, чем они. Не лучше или хуже, а просто другие, и даже не столько биологически, сколько духовно, – сказано это было с искренним пылом. Пиво развязало профессору язык, и он начал изрекать мысли, опасно близкие к самому настоящему расизму.
Рышарду предстояло действовать с удвоенной осторожностью.
– Да, – проговорил он, изображая смущение, – это звучит несколько необычно, но схожие размышления одолевали и меня. Правда, не по поводу индейцев, их у нас нет, но зато большая община китайцев. Они живут между нами столетиями и тем не менее никак не интегрируются в социальную среду.
– Именно, – вздохнул Эрлингмарк. – Ладно индейцы, их мало, и участь их предрешена. А азиаты? Их все больше и больше…
Но тут в душе профессора пробудилась осторожность. Бросив опасливый взгляд на молодого коллегу, он резко оборвал фразу.
– По-моему, уже стемнело. – Рышард сделал вид, что не заметил неловкости собеседника. – Пожалуй, пора по домам?
Он зевнул. Давала о себе знать усталость после дня напряженной работы.
– Пора, – кивнул Эрлингмарк. Около столика, точно джинн, выскочивший из бутылки (учитывая специфику заведения, явно из пивной), возник официант.
– Всего хорошего, – сказал Рышард, когда коллеги вышли на улицу. – Интересно было поболтать!
– Мне тоже.
Они обменялись рукопожатиями. Виктор повернулся и зашагал в сторону университета, спиной ощущая внимательный и подозрительный взгляд Эрлингмарка.
17 августа 2219 года летоисчисления Федерации Земля, Сан-Антонио
Профессор Фонти обитал в особнячке старого колониального стиля неподалеку от университета. Приглашение сюда Рышард получил вчера, когда неожиданно встретил профессора в департаменте.
– … Добрый день, коллега, – сказал тот. – Как ваше исследование?
– Копаю, – доброжелательно улыбнувшись, ответил Рышард. – Пока вожусь со статистической информацией городского управления занятости и налогового управления. А вы же знаете, какой бардак у них в отчетности!
– Увы, мне это известно, – покачал головой Фонти. – Когда-то люди думали, что переход к электронному документообороту уничтожит хаос в делопроизводстве. Увы, они жестоко заблуждались! Причина беспорядка – в голове, а не в документах! Впрочем, я отвлекся. Заходите ко мне завтра. Расскажете о результатах.
– С удовольствием, – ответил тогда Рышард и вот теперь выполнял обещание…
Дверь распахнулась еще до того, как Крачковский успел коснуться звонка. Тут явно использовалась видеосистема, контролирующая пространство перед домом.
– Входите, – сказал Фонти, делая радушный жест. – Вот сюда, за мной…
Рышард вслед за хозяином прошел через большую гостиную, удивительно скупо обставленную, и оказался во внутреннем дворике. Густо растущие деревья создавали приятную тень, в которой разместился небольшой столик. В успокаивающее шуршание листьев вплеталось журчание крошечного фонтанчика.
– Чаю? – предложил Фонти. – Или чего покрепче?
– Лучше чаю, – чуть смущенно ответил Рышард. – Для алкоголя еще рано!
– Ох уж эта славянская привычка: если уж пить, то напиваться до умопомрачения! – усмехнулся Фонти, берясь за изящный чайничек из голубоватого фарфора (извивающиеся драконы, которые покрывали его выпуклые бока, пучили синие глаза, точно их мучила отрыжка). – Здесь, на американском континенте, пьют по-другому!
– Увы, социокультурные отличия в этой области сохраняются, – улыбнулся Рышард, с благодарным кивком принимая чашку.
– Пейте, – махнул рукой Фонти. – А я пока посмотрю ваши материалы!
Чай оказался зеленым. Пока Рышард смаковал его, профессор вставил принесенную гостем кассету в мобибук и теперь не отрывал глаз от виртэка.
– Неплохо, – пробормотал он, когда чайная чашка с легким стуком приземлилась на блюдце. – Весьма перспективно. К статистическим данным вы надеетесь добавить интервью?
– Да, и опросы по небольшим выборкам в каждой из целевых групп, – кивнул Рышард.
– Ладно, – проговорил Фонти, когда беседа на научную тему была закончена. – Я вижу, что вы на верном пути! Не желаете посмотреть мою коллекцию живописи? У меня неплохое собрание квазиреалистов.
– С удовольствием, – ответил Рышард.
Они миновали ту же гостиную и вступили в длинный коридор, тянущийся, судя по всему, вокруг всего внутреннего дворика. Лучи солнца с трудом протискивались сюда сквозь жалюзи, и освещение выходило чуть приглушенным.
– Вот «Жизнь» Тактарова… – хозяин представил первое полотно. На нем переливался всеми оттенками зеленого пейзаж, напомнивший Виктору (даже не ему, а Хуану Васкесу) джунгли Альвхейма. Сплошные заросли без единой прорехи. – Вот Ван Хегелен, его триптих «Победа разума».
Если честно, то картина знаменитого уроженца Амстердама показалась Рышарду бессмысленным скоплением разноцветных пятен. Но признаваться в этом было как-то неловко, поэтому Крачковский ограничился тем, что пробурчал нечто невразумительное.
Они переходили от полотна к полотну. Все картины были выполнены в яркой, кричащей манере квазиреалистов, завоевавшей признание в последние годы двадцать второго века.
– А вот это – жемчужина моей коллекции, – сказал Фонти, подводя гостя к картине, которая завершала ряд. Она была заключена в прозрачную пленку защитного покрытия и выглядела достаточно древней. – Ей больше двухсот пятидесяти лет.
– Ничего себе! – изумился Рышард.
К квазиреализму это полотно не имело никакого отношения. Громадная битва растянулась по всему его пространству, до самого горизонта, где терялась в дымке. На переднем плане бойцы были прорисованы отчетливо, с какой-то болезненной доскональностью. С одной стороны – высокие, могучего сложения воины с длинными прямыми мечами и в сверкающих панцирях, все как на подбор – светловолосые, а с другой – орда смуглых лохматых существ, вооруженных кривыми клинками. Фигуры сражающихся переплетались, образуя своеобразную черно-белую мозаику, и определить, кто кого одолевает, не было возможности…
– Это реликт искусства Третьего рейха. – В голосе профессора отчетливо звучало благоговение. – Ее обнаружили в замке Шаунберг, одном из оккультных центров СС в Австрии. Просто чудо, что она не погибла от рук распоясавшейся солдатни.
– И что же здесь изображено?
– Нацисты считали, что не все разумные существа на Земле являются людьми, часть из них – потомки блуда прародителей со зверьми, обретшие разум животные. Отсюда истинные люди и недочеловеки, вечно бьющиеся между собой. От первых произошла высшая раса – европейцы, от вторых – низшие, азиаты и чернокожие.
– Интересная теория, – проговорил Рышард, не позволив себе и намека на иронию.
– И самая забавное, что она подтверждается. – Черные глаза Фонти не отрывались от лица собеседника. – Посмотрите, кто правит бал в изобразительном искусстве?
И хозяин широким жестом обвел свою коллекцию.
– Тактаров, Ван Хегелен, Мак-Нил, Де Йонг – все это европейцы! – продолжил он, все более распаляясь. – Вот уже почти триста лет, как все обитатели Земли имеют равные возможности для художественного самовыражения, а кто по-прежнему двигает вперед культуру? Белые и только белые! Так и не появилось ни одного выдающегося композитора или писателя среди африканцев или азиатов!
– А Джойсон?
– Ему присудили Нобелевскую премию исключительно из политкорректности, – махнул рукой Фонти, – и точно по той же причине все ходят на концерты Ванг Хо! Это модно, но скрежетание и бурчание, которое он производит, – не музыка!
– Вы не любите негров и азиатов? – осторожно полюбопытствовал Рышард.
– Нет, клянусь чистотой крови! – усмехнулся профессор. – Просто считаю, что каждый народ должен заниматься своим делом!
– Эта идея кажется мне достойной внимания, – сказал Рышард, на мгновение задумавшись над странной клятвой, – хотя и несколько смелой.
– Увы, смелые идеи в наше время не приветствуются, – пожал плечами Фонти. – Приветствуются те, которые укладываются в общепринятые представления. Впрочем, мы заболтались. Пойдемте, я провожу вас.
– Спасибо, было очень интересно, – поблагодарил Рышард, вслед за гостеприимным хозяином шагая к выходу.
– Не за что, заходите еще, – ответил Фонти и распахнул дверь.
Снаружи ждал жаркий техасский вечер.
29 августа 2219 года летоисчисления Федерации Земля, Сан-Антонио
Сосиски на решетке, размещенной над углями, шипели и истекали жиром, а переворачивал их с помощью лопатки на длинной ручке сам декан Джефферсон. Облаченный в цветастую майку и шорты, он держал в свободной руке пластиковый стакан с пивом и время от времени выкрикивал:
– Кому сосиски? Жареные, вредные, холестериновые, но зато вкусные! Подходи, налетай!
Желающих отведать далеко не диетическое блюдо было немало, как среди преподавателей, так и среди студентов, которые тучей клубились в той части университетского парка, где проводилась традиционная вечеринка в честь начала учебного года.
Рышард, усевшийся прямо на земле под одним из деревьев, с интересом наблюдал за происходящим. Традиция подобных пикников сохранилась на американском континенте еще со времен существования США, и в Европе никогда не было ничего подобного.
Люди, которые вскоре окажутся по разные стороны учебных «баррикад», сегодня общались самым простым образом, как будто были старыми друзьями. Со стороны доносились взрывы хохота – там работал уникальный аттракцион. В кресло, установленное над небольшим бассейном, спиной к зрителям садился кто-то из преподавателей, а желающие из числа студентов могли попробовать попасть мячиком для тенниса в довольно большую красную кнопку. В случае удачного броска кресло опрокидывалось и преподаватель падал в воду, не зная, кто именно подстроил ему такую пакость.
Среди тех, кто веселился на пикнике, обязательно выискивались любители покидать мячик, и сухим обычно не уходил никто, даже ректор.
– Сидите? – К Рышарду приблизился Вильям Кокс, один из коллег по департаменту.
Улыбка на его круглом лице выглядела слишком радушной, чтобы быть естественной. К тому же Крачковский хорошо помнил, что рядом с ним не просто преподаватель, замеченный в связях с «Белым Возрождением», а доктор психологии.
– Ага, – ответил он непринужденно, – садитесь рядом! Будем разглядывать это безобразие вместе!
– Нет уж, я постою! – ответил Кокс со смехом. – Опасаюсь испортить одежду. Она несколько сыровата после купания, и не хватало еще и грязи! Как вам наш коллектив?
– Я мало кого знаю, – пожал плечами Рышард. По мимике и жестам собеседника он догадался, что тот подошел не просто так, что у него есть какой-то скрытый интерес. – Разве что был в гостях у профессора Фонти и пил пиво с Ральфом…
– И что вы скажете о Роберте?
– Он крайне оригинальный мыслитель, – ответил Рышард, – а вообще, этично ли обсуждать коллег за глаза?
– Не стоит беспокоиться. – Вильям улыбнулся, но чуть напряженно. – Они вам наверняка все косточки перемыли.
– Вот почему я чувствую себя таким чистым! – Шутка получилась не очень смешной, но позволила адекватно отыграть ситуацию.
– Как хотите. – Кокс улыбнулся. – Пойду, поболтаю с кем-нибудь еще. До встречи!
– Пока, – ответил Рышард, ощущая себя так, словно только что беседовал с акулой.
Поднявшись, он двинулся к палатке, где разливали пиво. Взял полный бокал и отправился к Джефферсону – за сосиской.
– Ага, вот и наш молодой друг! – Тот уже изрядно набрался пива. – Давай, бери тарелку!
На плоское картонное блюдце плюхнулась истекающая жиром поджаристая трубочка. Рышард прижал ее пальцем и собрался было вернуться на прежнее место под деревом, когда кто-то толкнул его в спину.
Сосиска соскользнула с тарелки и исчезла в траве. Крачковский с трудом сдержал ругательство, готовое сорваться с его уст.
– Прошу прощения, – сказал виновник происшествия пьяным голосом, который был полон чего угодно, но только не раскаяния, и на плечо Рышарду бухнулась тяжелая рука. – Сейчас все исправлю!
– Ральф, ты пьян! – Декан слегка нахмурился, но это не оказало никакого воздействия на шатавшуюся громадину. Обойдя Рышарда с таким креном, что становилось непонятным, как он вообще удерживался на ногах, доктор философии Ральф Эрлингмарк ухватил две сосиски прямо с пышущей жаром решетки. Одну сунул в рот, а вторую протянул Рышарду.
– Э, благодарю, – ответил тот.
– Ральф, прочь с глаз моих! – сказал декан с напускной суровостью.
– Есть, сэр! – Эрлингмарк заглотил сосиску, точно лягушка – муху, и даже не подавился. – Пойдем, приятель, побеседуем…
Последняя фраза была обращена уже к Рышарду. Положительно, сегодня он пользовался просто удивительной популярностью.
– Пойдем, – не стал сопротивляться Крачковский. Любой контакт с членами «Белого Возрождения» ему сейчас только на пользу.
– Что за жизнь! – рявкнул Эрлингмарк, брякнувшись на лавочку, прятавшуюся в тени акации. – Скоро начнется семестр, и вновь – семинары, лекции, курсовые работы – тоска, одним словом…
– Тебе не нравится преподавательская работа? – Вопрос был риторическим, но Рышард его все же задал. Когда нет иного способа поддержать разговор, то сгодится и этот.
– Скажу по секрету! – Лицо Ральфа рассекла кривая усмешка. – Нет! И дай-ка мне пива… А то от болтовни в горле сохнет…
Рышард не сразу понял, что профессор обратил внимание на пластиковый стакан в его руке.
– Да, конечно, – сказал он, отдавая посудину.
– Нынешняя наука выхолощена в силу того, что существует множество интеллектуальных табу, – продолжил Эрлингмарк, одним глотком опустошив стакан и отшвырнув его в сторону, – о которых никто не говорит, но все прекрасно знают.
– Например?
– Да их полно! – махнул могучей ручищей профессор. – Генная инженерия – как ее запретили в середине двадцать первого, так и все, даже вспомнить не смей о геноме человека! Расовый вопрос – поднимать его просто неприлично… А ведь со времен Розенберга и Этьена Балибара никто не занимался даже философией этой проблемы, не говоря уже об изучении реальных отличий между людьми разных рас, культурных, социальных и биологических! Как же, как такое можно? – воскликнет разгневанная общественность. Это неприлично! Тьфу!
– А ты бы взялся за это изучение? – осторожно поинтересовался Рышард.
– Мог бы, – пожал плечами Ральф. – Правда, моей подготовки не хватит. Тут нужен целый институт, да только кто его создаст…
– Профессор Эрлингмарк! Ральф! – Из-за деревьев появился Вильям Кокс. – Дуй к бассейну! Студенты требуют тебя!
– Еще и это на мою голову! – преувеличенно тяжко вздохнул Эрлингмарк, но с лавки поднялся. – Но надо идти! Счастье, что тебе, приятель, купание сегодня не грозит!
И профессор удалился, оставив Рышарда наедине с собственными мыслями.
10 сентября 2219 года летоисчисления Федерации Земля, Сан-Антонио
– Ну что, куда ты меня поведешь? – спросила Инга, улыбаясь настолько ослепительно, что Рышард пожалел о том, что не взял с собой солнечные очки.
– Гулять, – ответил он, предлагая подруге руку. – Точнее, поведешь меня ты, поскольку город я знаю еще плоховато! Походим, нагуляем аппетит, а потом поужинаем где-нибудь!
– Ты странный, – вздохнула она, – большинство мужиков сразу же хотят затащить меня в койку! Или это у вас в Европе все такие галантные?
– Не все, – вымученно улыбнулся Рышард. Уломать секретаршу декана на совместную прогулку было несложно, труднее оказалось выбрать время, которое устроило бы обоих. Ингу отвлекали многочисленные поклонники, а Крачковский был занят своим исследованием, да и преподавание отнимало у него немало времени.