— Это... — Джафар хотел крикнуть, но сил едва хватило на слабый шепот. Веки опустились сами собой, а последнее, что он увидел, была струйка дыма, извергавшаяся из стены прямо над его головой.
Виктор обнаружил, что «маска» исчезла, растворилась. На мгновение он растерялся, попытался вызвать другую, сконцентрироваться на «маяке», но ничего не вышло.
Вообще мыслить связно получалось с огромным трудом. Он ощущал собственное тело, но сосредоточиться не мог, не говоря о том, чтобы создать необходимый для вызова «маски» образ.
Сладко пахнущий дым причудливым образом воздействовал на функционирование мозга.
«Что они, интересно, жгут?» — умудрился подумать Виктор, и на этом поток мыслей оборвался. Он прекрасно слышал, как загудело сразу несколько вентиляторов, видел, что дым начинает редеть, но подумать что-либо по этому поводу не мог.
В голове царила гулкая пустота.
Хлопнула дверь, в зал прошел Смолянич, за ним Кобиашвили и Сагановски.
— Ну что, он готов? — спросил бывший «призрак».
— Сейчас проверим. — Смолянич подошел ближе, заглянул Виктору в глаза, холодными пальцами ощупал плечо. — Готов, можно начинать.
— Отлично. — Сагановски шагнул вперед и замахнулся для удара.
Тело Виктора все сделало само, безо всякого участия рассудка: правая рука взметнулась, чтобы поставить блок, а мышцы торса сократились, уводя туловище от удара.
Виктор спрыгнул с койки и стал в боевую стойку. Психиатры спешно отступили к стене.
— Уже неплохо, — пробормотал Сагановски и вновь ринулся в атаку.
В том, что происходило дальше, Виктор участвовал только в роли стороннего наблюдателя. Он прыгал, уворачивался, наносил ответные удары, но эти движения были столь же бессознательны, как рефлекс у собаки Павлова.
— Опа! — пробормотал Сагановски, получив чувствительный удар по ребрам. — Пожалуй, хватит!
Он отскочил, разрывая дистанцию, и тело Виктора, перестав ощущать опасность, тут же расслабилось. Руки опустились, а согнутые для броска ноги распрямились.
— Впечатляет, — покачал головой Смолянич. — Теперь что? Пистолет?
— Он самый, — кивнул Сагановски, вытаскивая из кармана кобуру. — Только отдайте ему оружие вы, доктор, а то на меня он бросится.
Смолянич фыркнул, забрал у Сагановски небольшой, стреляющий резиновыми пулями «Вальтер-500», и подошел к Виктору.
— Держи, — сказал он, протягивая оружие. — На, стреляй вон туда! В мишень!
Рука Виктора поднялась сама, ухватилась за ребристую рукоятку. Он поднял пистолет и, почти не целясь, спустил курок, потом еще и еще. Пули с чмоканьем впивались в стену, кроша штукатурку.
Он перестал стрелять, только когда закончилась обойма. Опустил пистолет и замер неподвижно.
— Очень хорошо, все в десятку, — сказал Смолянич. — Так, дружище, давай-ка сюда оружие...
Пистолет у Виктора отобрали, после чего подвели к кушетке и посадили на нее. В стене над головой заработал проектор и на развернувшемся посреди зала экране замелькали голографии: лицо пожилого мужчины... колонна танков на марше... полутемный подвал, заваленный мешками... незнакомый горный пейзаж с тремя лунами над горизонтом...
Виктор смотрел, не отводя взгляда. После полусотни голографий проектор отключился.
— Количество деревьев на изображении двадцать пять? — резко спросил Кобиашвили.
— Три, — ответил Виктор не задумываясь.
— Цвет волос человека на изображении один?
— Русые.
Вопросы следовали один за другим, и, чтобы ответить на них, Виктору не приходилось напрягаться, шевелить мозгами. Ответы рождались сами собой, приходя непонятно откуда, а язык и губы двигались самостоятельно, складывая звуки в слова.
— Ни одной ошибки, — сказал Смолянич, когда Кобиашвили замолчал. — Что я могу сказать? Все очевидно.
— Он готов. — Сагановски кинул.
Слушая их разговор, Виктор ощущал, как способность думать потихоньку возвращается, как оттаивает «замороженный» сладко пахнущим дурманом мозг, как возникают первые мысли.
Едва почувствовав, что может связно соображать, он вернулся к прежней игре, вызвав из подсознания один из «маяков» — образ утыканной гвоздями «лежанки».
Бернард Шосс не заставил себя ждать.
— Что за шутки? — проворчал он, оглядываясь. — И почему у меня так болит голова?
— Вот вы и очнулись, — проговорил Кобиашвили, широко улыбаясь. — А за голову не беспокойтесь — это последствия обследования, которое мы с вами только что провели. Все скоро пройдет.
— Да ну? — хмыкнул Шосс.
Ему помогли встать, но к двери Бернард пошел сам.
21-й день 98 года летоисчисления колонии Меру, лагерь «Острова Блаженных»
Обед принесли в то же время, что обычно, но Васкес сильно удивился, обнаружив вместо привычного изобилия лишь стакан воды и несколько кусков поджаренного хлеба.
— Это еще почему? — спросил он у медсестры.
— Сегодня вам предстоит очень серьезная процедура, — ответила та. — Наедаться перед ней нельзя.
Васкес угрюмо нахмурил брови и заставил себя проглотить то, что принесли. Привыкший к более основательным трапезам желудок бурчал и жаловался на жизнь.
— Вот и хорошо, — сказала медсестра, забирая посуду. — А теперь вымойтесь, пожалуйста. В три часа за вами придут.
— Ладно, — ответил Васкес.
Мыться он не хотел, да и не ощущал себя особенно грязным, но несколько минут постоял под теплым душем. В три часа ровно дверь с шорохом распахнулась, пропуская в жилой блок доктора Кобиашвили.
— Вы готовы? — спросил тот. — Тогда идемте.
Васкес шел за доктором, не особенно глядя по сторонам. Бывшего мусорщика не заинтересовало, куда его вели, и внутрь мрачного здания без окон он ступил безо всякого трепета.
Кобиашвили привел подопечного в маленькую каморку, где попросил раздеться догола.
— Зачем? — спросил Васкес, глядя прямо в усатое лицо доктора, в его бегающие глаза.
— Предстоит обильное потоотделение, — сообщил Кобиашвили, — так что если одежду не снять, то все промокнет.
Васкес разделся и сложил одежду на один из двух стульев, после чего улегся на крошечную лежанку.
— Отлично, — сказал доктор и вышел.
Через пару минут лампа под потолком ослабила яркость до минимума. Дверь распахнулась, пропуская кого-то в комнату, но все, что смог разглядеть Васкес, — высокую фигуру с двумя странной формы продолговатыми предметами в руках.
В ноздрях защекотало от сладкого запаха.
— Кури, — сказал пришелец, протягивая Васкесу один из предметов. Схватив его, уроженец Мехико понял, что у него в руках длинная трубка.
— Это же не табак? — возмутился Васкес.
— Кури, — повторил вошедший в комнату человек, и его голосу, мягкому, как мурлыканье, почему-то невозможно было не подчиняться.
Васкес затянулся раз, другой, закашлялся. Когда кашель прошел и сладкий дым свободно потек в легкие, бывший мусорщик понял, что стал видеть происходящее вокруг, хотя света в комнате не прибавилось.
Он успел разглядеть, что сидящий напротив человек наряжен во что-то украшенное перьями и металлическими бляшками причудливой формы, что он тоже курит трубку.
А потом ночное зрение исчезло. Вместе с самим Васкесом.
Виктор понимал, что его подвергли воздействию того же вещества, что и шесть дней назад, но в гораздо большей концентрации. Вновь пришло расслабление, поток мыслей замедлился, а потом исчез вовсе, оставив приятный, прохладный вакуум.
Начали неметь руки и ноги, он ощущал, что не в силах прекратить курение. А потом трубка сама вывалилась из рук. Виктор почувствовал, что падает, летит куда-то с огромной скоростью.
Он увидел под собой море, седое, бушующее, холодное даже на вид. Оно тянуло к себе, но кто-то заботливо поддерживал Виктора, не давая сорваться, упасть в пучину.
— Ты сейчас что мертвый, — проговорил мягкий голос над самым ухом. — И тебе предстоит путешествие в поисках новой жизни...
— Ты... кто? — Выпихнуть из себя слова удалось с большим трудом.
— Твой дух-помощник, — был ответ. — Не трать силы на болтовню, тут она тебе не поможет. Лети!
Поддержка исчезла, и Виктор камнем рухнул в воду. Волны с плеском приняли его в ледяные объятия. Некоторое время он сдерживал дыхание, а потом вдохнул и понял, что может свободно дышать под водой.
Осознав это, позволил себе достичь дна — и тут вновь обрел возможность двигаться.
— Иди вперед, — шепнул на ухо дух-покровитель.
Виктор огляделся, но ничего не увидел. И тогда он пошел, раздвигая колышущиеся сине-зеленые водоросли. Вокруг него сновали стаи серебристых и золотистых рыб, один раз над головой проплыло нечто огромное.
Дно повышалось, и Виктор вскоре выбрался из воды, чтобы упереться в отвесный, поднимающийся к самым небесам косогор.
— Лезь вверх, — подсказал дух-покровитель.
— Но я не скалолаз! — возмутился Виктор.
— Словами ты ослабляешь себя! — В мягком голосе прозвучала укоризна. — Действуй, а не болтай!
Виктор шагнул вперед и поставил ногу на одну из выемок в крутом склоне. Ухватился руками за выступ и немного подтянулся. Повел глазами, выискивая опору для второй ноги.
Лезть оказалось куда легче, чем представлялось поначалу. Виктор карабкался и карабкался, пока не понял, что ползет на четвереньках. Тогда он распрямился и позволил себе оглядеться.
Впереди на фоне неба четко выделялся силуэт громадной березы, а позади, далеко внизу, виднелся тянущийся до самого горизонта океан.
— Ты в центре мира, — сообщил дух-покровитель. — Перед тобой Мировое Древо, дающее жизнь всему. Иди к нему...
Виктор послушался и шагнул вперед. Чем ближе к дереву он подходил, тем громаднее оно становилось, а когда сделались видны домики рядом с темным, покрытым трещинами стволом, стали ясны его истинные размеры.
Дерево было толщиной с гору.
В домах кто-то жил, над ними поднимались дымки, Виктор разглядел даже человеческие фигурки рядом со строениями. Потом его стремительно понесло вперед и странная немота вновь сковала члены.
Когда опять смог видеть, он лежал, прижатый к земле невидимой тяжестью, а вокруг танцевали голые люди с изрисованными желтой и алой краской телами.
— Это колдуны центра мира, — сказал дух-покровитель, — они сожрут твою безумную плоть. Но ты не бойся, лучше быть никем, чем таким, как ты.
В руке одного из разрисованных появился нож. Колдун что-то бормоча, бросился к Виктору, и тот ощутил, как лезвие вонзилось ему в руку, вспарывая кожу, проникая в плоть...
Он закричал, и этот крик точно сдернул с места остальных. Десятки ножей вонзились в тело лежащего на земле человека, разрывая его на куски, а колдуны пожирали мясо и пили кровь, жадно дергая кадыками.
Кто-то из них отрезал Виктору голову и держал так, что тот все видел.
Кричать он больше не мог, только смотрел, как из-под плоти обнажается скелет, белый-белый и блестящий, точно отполированный.
— Кость к кости, — проговорил дух-хранитель, и тут же что-то рвануло Виктора за волосы на затылке.
Он дернулся и понял, что лежит в полутьме, весь мокрый от пота, но совершенно целый. Ныла голова, а появляющиеся мысли тут же исчезали, не успев оформиться.
— Отдыхай, — сказал сидевший напротив человек, забрал обе трубки и вышел.
Вместо него зашли двое других, они подняли Виктора и куда-то понесли. Он соображал плохо, еще хуже воспринимал происходящее, но все же понял, что его моют, одевают в чистое и укладывают в кровать.
Сил едва хватило на то, чтобы опустить веки.
22-й день 98 года летоисчисления колонии Меру, лагерь «Острова Блаженных»
Проснувшись, Виктор понял, что по-прежнему не в силах естественным образом воспринимать и осознавать происходящее, не говоря о том, чтобы сделать что-нибудь. Попытка встать привела к чудовищному приступу слабости и головокружению, на лбу выступил холодный пот.
Немного отойдя, он понял, что рядом кто-то есть.
— Пей. — И у лица оказалась тонкая трубочка. Виктор ухватил ее и принялся жадно сосать. Вода тонкой струйкой побежала в иссохшее горло.
— Все, — сказали ему, когда она иссякла. — Есть не проси, желудок должен быть пуст до самого окончания обрядов.
«Обрядов?» — это слово, тяжелое, будто скала, и какое-то чужеродное, ворочалось в мозгу, и Виктор, беспомощный, как младенец, не мог уловить его смысла.
Затем последовал провал, и очухался Виктор все в той же темной комнате, где побывал вчера.
— Кури, — сказал человек с мягким голосом, точно сгустившись из мрака.
На то чтобы взять гладкий чубук и вставить его в рот, сил у Виктора хватило. Он вновь ощутил вкус сладкого дыма, меняющийся от слабого дынного до приторного.
На мгновение появилась способность видеть во мраке. В этот раз Виктор чуть лучше разглядел одежду находящегося с ним в одной комнате человека: орлиный клюв та деревянной маске, перья на рукавах, причудливая накидка со множеством ленточек и металлических фигурок — костей, животных, людей...
В одной из рук незнакомец держал трубку, а в другой — нечто круглое.
Рассмотреть этот предмет не удалось — что-то тяжелое ударило Виктора по затылку, и он зажмурился от хлынувшего в глаза света. Подняв веки, обнаружил, что стоит на гладкой равнине, рядом горит костер, а за ним виднеется заполненная тьмой яма.
— Сегодня нам предстоит изгнать из тебя духов, — сказал мурлыкающий голос у него за спиной. — Танцуй!
Тяжкий удар, донесшийся снизу, заставил землю содрогнуться. Ноги Виктора сами пришли в движение. Он подскочил, взмахнул руками и неожиданно понял, что не может остановиться.
Это мало напоминало танец. Движения были резкими, судорожными, от них тряслись внутренности, а в голове екало. Но Виктор ухитрялся попадать в такт доносящемуся из-под земли ритмичному гулу.
Льющаяся откуда-то сверху заунывная мелодия сопровождала пляску.
Когда она смолкла, исчез гул, Виктор рухнул на колени и ощутил, что его скручивает чудовищной силы рвотный спазм. Будучи не в силах противостоять, он распахнул рот.
Так Виктора не тошнило даже после случившегося в далеком детстве отравления, когда он переел зеленых слив. Через горло рвался поток обжигающей жидкости, что-то неприятно покалывало гортань, болезненно сокращались мышцы живота.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Виктор закрыл рот, обтер мокрое от пота и слез лицо, после чего с изумлением уставился на восемь собственных копий, выстроившихся около костра.
— Вот они, те злые духи, что жили в тебе... — сказал дух-покровитель в самое ухо. — Теперь ты должен отказаться от них и низвергнуть каждого туда, откуда они пришли, — в Нижний мир!
Приглядевшись, Виктор понял, что восемь дублей выглядят по-разному. Разница крылась во взгляде, в выражении лица, в особенностях мимики, создающих неповторимый образ человека.
— Опиши каждого из них и изгони. — Голос духа-покровителя журчал, подобно ручью.
— Хуан Себастьян Васкес, — проговорил Виктор. — Ты родился в Мехико, твои родители...
Слова лились из горла сами, а факты биографии первой «маски» послушно всплывали из памяти.
— Я отказываюсь от тебя! — крикнул Виктор, закончив рассказ.
Первый из двойников, нахмуренный и угрюмый, со сжатыми в кулаки руками, покачнулся, как дерево под порывом ветра. Что-то подхватило его и поволокло сквозь взметнувшееся с ревом пламя костра.
То, что рухнуло в черную яму, мало походило на человеческое тело.
— Рышард Крачковский! — сказал Виктор, истово надеясь, что истошный, полный боли визг, прозвучавший на самом краю слышимости, ему почудился.
Он называл их одного за другим, рассказывал о них все, а потом отвергал.
— Бернард Шосс!
— Дмитрий Орлов!
— Авдей Борисов!
«Маски» уносились сквозь пламя, которое делало их похожими на обгорелые фигурки из дерева, и с воплями падали в полную мрака дыру, ведущую, похоже, в тот самый Нижний мир.