Билл только кивнул в ответ. Ну, не предлагать же помощь — этого бы они оба не выдержали. Флёр поднялась — медленно, без обычной грациозности, словно немолодой или тяжело больной человек; понурив голову, побрела в спальню. Но на выходе глянула в зеркало (разумеется, оно было даже в детской) и лёгким машинальным движением пригладила растрепавшиеся волосы. Билл устало привалился к резным прутьям кроватки. С Флёр всё будет в порядке. Пока она паковала вещи, он так и сидел в детской, вслушиваясь в дыхание Вики, запоминая её тёплый сонный запах. Прощался. Он знал, что дочка будет приезжать к нему на праздники, а позже, когда подрастёт, на каникулы. Он знал, что однажды они с Флёр проводят её на поезд, идущий в магическую школу, Шармбатон, скорее всего. И он точно знал, что будут дни, когда они соберутся втроём. Втроём, но не вместе. И комната, в которой он сейчас сидит, вновь станет гостевой, а старый дом постепенно забудет шлёпанье босых детских ножек по своим половицам. Даже в тот момент, измотанный и оглушённый, Билл чётко осознавал: он больше не женится. Никогда. Просто не сможет. Глупо, но тогда единственной мыслью было: он завидует Флёр, потому что она всегда может поплакать. Сам он даже в детстве этого не умел, как не умел жаловаться и обвинять в своих неудачах кого-то, помимо себя самого. «Билл у нас с косточкой в сердце родился», — недовольно говаривала Молли, когда он в очередной раз отмалчивался на её расспросы или отвечал привычным «да всё в порядке, мам».
И вот Флёр, одетая в элегантный дорожный костюм, застыла на пороге. Билл стоял молча, засунув руки в карманы домашних джинсов. Да и о чём тут было говорить-то. Внезапно она как-то задушенно всхлипнула, качнулась вперёд, обняла Билла за шею, прошлась сухими горячими губами по его лицу, целуя лоб, глаза, щёки, — слепо и отчаянно. И он позволил ей, хотя это было больно, чертовски больно: в какой-то момент показалось, что всё ещё можно исправить, спасти… Но Флёр отстранилась, попятилась к двери, неотрывно глядя на него. А потом развернулась и, поудобнее перехватив сонную Вики, выскользнула из дома. Раздался хлопок аппарации, и Билл остался наедине с шелестом пустых ракушек. Ветер заметал в приоткрытую дверь тонкий белый песок.
*****
Закипевший чайник немелодично засвистал джигу.
— Акцио, кружка.
Пить не хотелось, но Билл всё равно заварил себе крепкий бергамотовый чай. Уже почти рассвело, но лень было вставать и открывать ставни, и он продолжал сидеть в полумраке. В старом доме его не отпускали воспоминания.
«Проводив» Флёр, он какое-то время стоял, глядя в пол. Потом вздохнул и, кое-как пригладив волосы, призвал на всякий случай куртку и шагнул к камину. Дома его встретила привычная картина: жаркая, раскрасневшаяся Молли хлопотала у плиты.
— Сынок! Как хорошо, что ты пришёл! — она расцеловала его в обе щёки. — А где же девочки?
— Во Франции, — Билл пожал руку отцу, который сидел тут же — читал газету.
— Да? Вроде, недавно там были… Ну, раздевайся, проходи. У нас сегодня рагу на второе.
— Тебе помочь?
— Нет, что ты. Но если увидишь Джинни, то пришли её сюда. Эта девчонка может спрятаться от меня в моём же доме — и как ей это удаётся?
Билл улыбнулся. Он точно знал, что сестра засела где-нибудь на подоконнике за опущенной шторой с книжкой и пакетиком мятных леденцов. Но матери он её выдавать не будет, конечно. Билл равно любил всех своих многочисленных братьев, даже Перси. Но долгожданная сестрёнка, да ещё и самая младшая, — это совсем другое дело. Ещё будучи смешным сопящим кульком в его руках, Джинни навсегда завоевала сердце Билла, он её просто обожал. И она отвечала ему тем же. Отправляя письма домой, он всегда вкладывал в конверт записочку «Джинни лично в руки», а когда начал работать, то, помимо обязательных «деньрожденных» и рождественских подарков, постоянно покупал ей в Египте всякие интересные штуки — просто так. Приезжая домой, он в первую очередь кричал с порога:
— А где моя Джинни?!
И она, тихий и сдержанный ребёнок, вылетала навстречу, висла на шее, смешно дрыгая тощими ногами. «Вопите, как баньши», — ворчала Молли, недоумевая, как ему, взрослому парню, может быть интересно общаться с ребёнком. «Девять лет разницы — не помеха истинной дружбе, да, Джин?» — подмигивал в ответ Билл. Сейчас, когда она совсем повзрослела, разница и вовсе исчезла. Мало того, он иногда чувствовал себя младше — такая в ней появилась мудрость и прозорливость, а порой проскальзывало и что-то материнское — откуда только они это берут. Вот с Джинни-то он и должен поговорить… Но тут вновь затрещал камин, извещая о прибытии новых гостей. Совершенно неожиданно в тот вечер вся семья оказалась в сборе. За исключением Перси и, разумеется, Чарли. Рон взахлёб рассказывал о своей учёбе в Академии Авроров, отец — о министерстве. Молли, воплощение заботливости, хлопотала, подкладывая всем добавки, безо всякого стеснения расспрашивая Анджелину о том, как протекает беременность. Джордж только улыбался, поглядывая на смущённую супругу. Джинни, как всегда, держала на коленях книгу и постоянно проносила вилку мимо рта.
— Настоящий семейный ужин, — счастливо резюмировала Молли. — Жаль, что твоих девочек нет, — обратилась она к Биллу. — Когда они возвращаются?
Он отодвинул от себя тарелку с остатками супа и невозмутимо ответил:
— Думаю, Вики будет приезжать к нам на Рождество, а как подрастёт — то и летом.
За столом воцарилась тишина.
— Мы с Флёр разводимся, — для пущей ясности добавил Билл, глядя в их поражённые лица. И лишь Джордж смотрел на него спокойно, с каким-то странным пониманием. Книга соскользнула с колен Джинни, глухо хлопнувшись о пол. Молли потрясённо выдохнула.
— Но… Как же это… — она беспомощно посмотрела на мужа. — Артур! — словно это он виноват в произошедшем и теперь просто обязан немедленно что-то предпринять.
«Пожалуйста, не надо это обсуждать. Только не сейчас».
Какое там. Молли не собиралась молчать. В общем-то, её можно было понять. За предыдущие столетия в роду Уизли случалось всякое: побеги из-под венца и супружеские измены, незаконные дети и двоежёнство, а уж скандалам и дракам счёт в темпераментном семействе никогда не вёлся. Одна из их прабабок (из рода Блэков) даже порешила собственного мужа во время очередной ссоры — пригвоздила клюкой к двери, мотивировав это весьма лаконично: «Надоел». От тюрьмы старушку спас только преклонный возраст: ей на тот момент стукнуло девяносто шесть. Да, бывало всякое. Но не это.
Не развод.
Фу, слово-то какое. Стыдное. Да ещё и ребёнка прижили, как можно, хоть о девочке бы подумали — каково-то ей будет жить на два дома, а что люди скажут… Билл был очень терпеливым человеком, но до определённого момента. Вот и сейчас, не дослушав пламенную речь матери, он промокнул губы салфеткой, тихо встал и неторопливо вышел из комнаты. Но дверью шарахнул так, что стрелки всех членов семьи на магических часах испуганно сбились в кучу у отметки «Смертельная опасность».
Он сидел в комнате, которую когда-то делил с Чарли, бездумно наблюдая, как летние сумерки неумолимо захватывают сад в тёмно-синий плен. Дом затихал, погружаясь в сон; Билла никто не тревожил. Когда совсем стемнело, в коридоре раздался звук лёгких шагов, и в дверь кто-то поскрёбся. Он соскочил с подоконника.
— Мне она всё равно так и не нравилась! — выпалила Джинни прямо с порога и застыла, смущённо теребя пояс халата. Но Билл лишь криво усмехнулся в ответ. А она торопливо достала из кармана нечто, завёрнутое в промасленную бумагу.
— Вот, ты не дождался десерта.
Он, уже по-настоящему улыбаясь, протянул руку за угощением, как вдруг раздался шёпот:
— Сладкие пироги — для сопливых девчонок!
Они синхронно обернулись. Джордж стоял на пороге своей комнаты, привалившись к косяку. Тоже не спится. Втроём, перешёптываясь и смеясь, они прокрались на кухню и ограбили артуров заветный шкафчик с виски. Этот шкафчик регулярно запирался самыми лучшими заклятиями и так же регулярно взламывался, год за годом. В разгар пирушки вдруг зажёгся свет, и прозвучало изумлённое:
— Мерлин, это что ещё такое? Джинни?? — на пороге, кутаясь в любимый розовый халат, стояла Молли — взлохмаченная, похожая на заспанное сердитое привидение; она возмущённо смотрела на стакан в руках дочери.
— Ну ма-ам, мне уже почти двадцать!
— А меня это не волнует, пить ты не будешь! Акцио!
Ловко подхватив стакан, Молли оглянулась, словно не зная, куда теперь его девать. А потом, к их изумлению, лихо опрокинула виски в себя, одним глотком. Выдохнула, чуть поморщилась и несмело глянула на Билла.
— Сынок, я… Ты уж прости. Но это было так неожиданно, и я…
— Всё в порядке, мам.
— Да? Ну… ладно тогда.
Молли отправила стакан в мойку, ещё раз грозно глянула на Джинни и, развернувшись, пошла к выходу. На пороге приостановилась:
— Оставите свинарник — заставлю отмывать всю кухню.
— Да, мэм, — протянули они в три голоса и рассмеялись.
Конечно же, родители пригласили его пожить у себя. Но Билл отказался, несмотря даже на то, что Джинни решила пока не съезжать. Он не жил дома уже более десяти лет, возвращаться не хотелось — отвык. Так что он снял квартирку неподалёку от работы и изредка наведывался в «Ракушку» — прибраться или починить что-нибудь. Продать её рука не поднималась. Да и кому нужна такая рухлядь, в самом деле. Билл поднялся, выплеснул нетронутый чай в раковину и отправился в душ. Там он долго стоял, подставляя лицо прохладным струям, смывающим с него похмельную одурь, но головная боль так и не прошла. Значит, надо опять зайти за зельем. Когда это стало ритуалом? Да почти сразу же, как он переехал. Почему-то Билл всегда покупал маленькие флаконы, на один глоток. Сделать запас Антипохмельного — значит признать, что… Ну. Что у него проблемы. Нет, Билл вполне отдавал себе отчёт в том, что в последние полтора года злоупотребляет алкоголем. Но другие ведь пьют и того больше, постоянно околачиваются в пабе, и ничего — обычное мужское занятие, в конце концов. И потом, не каждый вечер у него заканчивается бутылкой виски. Иногда он читает, ходит гулять. Да. Читает, с трудом улавливая смысл текста. Гуляет, отводя взгляд от всех встречных пар с колясками. «Билл, неужели ты всегда теперь будешь таким… печальным?» — однажды спросила Джинни. Но что он мог поделать? Такой стала его жизнь после расставания с Флёр, всё сложилось само собой, и он уже не замечал ничего странного или непривычного. Да и вряд ли он так уж сильно изменился — никогда весельчаком и рубахой-парнем не был. Сравнить с тем, каким стал Джордж. Разглядеть его тоску за обычной невозмутимостью и сдержанностью могла только Джинни — по крайней мере, он на это надеялся. Последнюю встряску он как раз от неё и получил: сестра случайно обнаружила в кухонном столе скопление пузырьков из-под Антипохмельного. Что тогда было… Джинни крайне редко выходила из себя, но видя её в эти моменты, Билл в очередной раз убеждался: присвоение тайфунам женских имён имеет глубокий смысл. В тот раз она металась по квартире, разрываясь между двумя желаниями: немедленно оттащить Билла к целителю и отправиться во Францию — убивать Флёр. Он тогда с трудом её успокоил.
— Джин, это же я, всё нормально. Ты мне веришь? — он обнимал насупленную Джинни, заглядывая в глаза. — Всё под контролем.
— Ох, Билл, — она качала головой. — Это же неправильно, понимаешь? Это опасно! Ты и сам не заметишь, как тебя затянет — не выплывешь!
— Да брось, это всего лишь выпивка. Я в любой момент могу…
— Да-да, все алкоголики именно так и говорят! — Джинни резко вырвалась из его объятий, отвернулась.
Билл фыркнул, вновь прижимая её к себе.
— Ты-то откуда знаешь?
— Знаю вот, — пробурчала она, уткнувшись ему в плечо.
— Ладно тебе. Говорю же: всё нормально. Мир?
— Мир, — Джинни в последний раз шмыгнула носом. — Но ты учти — я за тобой слежу!
— Только это и успокаивает! — рассмеялся он в ответ.
— И нечего ржать. Если что, я на тебя маму напущу, так и знай.
— Ой, не надо…
Билл улыбнулся, вспомнив тот разговор. Но потом вновь нахмурился: он ведь тогда пообещал ей соблюдать меру, и какое-то время ему это удавалось. Он пил, но всегда помнил, где, с кем и сколько, всегда ночевал в собственной квартире. И вот на тебе — мало того, что надрался до потери памяти, так ещё и аппарировал в таком состоянии. Оставалось лишь надеяться, что Джинни об этом не узнает. Билл подошёл к зеркалу, рассеянно стёр с него пыль. Как раз есть время, чтобы побриться. А потом — в Лондон.
========== Глава 3 ==========
Билл зашёл в магазинчик, который был аж в трёх кварталах от министерства, — он старался не появляться в одном и том же месте слишком часто. Но молоденькие продавщицы, конечно, всё равно запоминали высокого парня с серьёзными жёлтыми глазами. Покупая очередной флакончик Антипохмельного, он ловил их взгляды и легко мог прочесть мысли каждой — легилиментом тут быть не требовалось. «Молодой, опрятный (Билл всегда терпеть не мог неряшества), но без кольца. Никому не даётся — наверно, из-за лица переживает, вот и пьёт. И зря, шрамы ведь…» О, да, да. Шрамы украшают мужчину — фраза месяца, мисс. Много вы понимаете. Купив зелье, Билл кивнул продавщице и, проигнорировав обычный сочувствующе-призывный взгляд, вышел на улицу. Теперь можно и на работу.
В министерстве народ уже потихоньку собирался в своих отделах, отовсюду неслись приветствия. Билл осторожно кивал в ответ — свежий воздух парадоксальным образом усилил головную боль. Дойдя, наконец, до кабинета, он обессиленно плюхнулся в кресло и одним махом проглотил зелье, уже не морщась от сильного мятного вкуса. Закрыв глаза, откинулся на спинку, выжидая. В министерстве он начал работать сразу же после окончания войны. Тогда, правда, это мало напоминало нынешнюю отлаженную систему: кругом царил хаос, «все работали всеми», по мере надобности подменяли то одних, то других специалистов — людей отчаянно не хватало, а дел в послевоенной Британии было хоть отбавляй. На почве всеобщего психоза совершались самые нелепые и опасные выходки: активизировались все проявления тёмной магии, а человеческая глупость, как известно, и в мирное время не знает пределов. Аврорами были вообще все, по умолчанию; а ещё за те безумные месяцы Биллу довелось побывать спасателем, следопытом, колдомедиком-ассистентом и даже дипломатом — на переговоры с представителями арабских стран замотанный Шеклболт отправил его, мотивировав это весьма незатейливо: «Ну ты же работал где-то там…» Да, весёлое было время. Потом, конечно, разобрались: народу прибавилось, каждый стал заниматься своим делом. Билл стал специалистом по проклятиям. С его десятилетним опытом работы в Гринготсе иначе и быть не могло. Не то чтобы ему это так уж нравилось. В Хогвартсе он был одним из лучших в выпуске и мог выбирать. Даже профессор Снейп (упокой, Мерлин, его душу) однажды сказал, презрительно скривившись, что Билл, пожалуй, может подумать о дальнейшей работе с зельями. Услышать такое от Снейпа было равноценно получению приглашения в Гильдию от любого другого профессора. Но у Билла были заботы поважнее — в семье не хватало денег, а «пойти в науку» значило перебиваться на ставке ассистента. В Гринготсе же хорошо платили. Уродливые алчные гоблины, не признающие ничего, кроме выгоды, всегда будили в нём отвращение. Но зато через два года Чарли получил возможность осуществить мечту всей своей жизни: приобрёл самую лучшую экипировку и уехал к «дракончикам» — именно так он с детства именовал чешуйчатых огнедышащих тварей. Билл иногда думал: а что было бы, родись он вторым сыном? Кем бы он тогда стал? Но о чём тут рассуждать — своё ремесло он знал и … любил? Да почему бы и нет, в конце-то концов. Работа как работа, не хуже других. А без гоблинов и вовсе хорошо стало.
В этот момент в коридоре раздался топот, словно туда запустили кавалерийского коня, какой-то грохот, вскрик и кокетливое хихиканье секретарши, получившей традиционный щипок за мягкое место. Дверь распахнулась так, точно её от души пнули. Лишь один из его знакомых производил столько шума. Билл открыл глаза: на пороге возвышался Роб МакКормак, шесть футов шетфилдского разгильдяя. Как всегда, отвратительно жизнерадостный даже с утра, он захлопнул дверь (ногой, разумеется) и проорал: