– Положим, от вас я избавлюсь. Но от того мужчины в синей куртке, который стоит под деревом на противоположной стороне, и еще одного, у входа в Круглую башню… Сомневаюсь, что мне удастся от них уйти. Они не толстые и в отличной форме.
Иван усмехнулся:
– Меня предупреждать, что ты знаешь свой дело. Два года без практики ничего не изменять.
– Похоже, с тех пор как я удалился на покой, хлопот у меня больше, чем когда я был на государственной службе.
– Все есть так плохо?
– Вам лучше говорить быстро, а то я, возможно, рискну попытать счастья с вашими приятелями.
– Незачем быть герой. Витт помогает один человек по имени Лев Соколов. Бывший русский, живет в Китае. Пять лет назад Соколов жениться на китайский гражданка и покидает страну вопреки российское правительство. Он бежать из России, а когда он оказывается в Китае, уже нельзя ничего поделать.
– По-моему, это устаревшие новости.
– Мы думали, Соколов умирает. Это не так.
– Так что же произошло?
– Соколов имеет четырехлетний сын, которого недавно похищать. Он позвонить Витт, и она отправляется искать мальчика.
– И это вас беспокоит? А что насчет полиции?
Иван покачал головой:
– В Китае каждый год пропадать тысячи детей. Все дело в том, что нужно иметь сына. В Китае это есть обязательно. Сын несет родовой фамилию. Он помогает родителям в старости. Забудь о дочери. Важен только сын. Для меня это есть какая-то бессмыслица.
Малоун молча слушал.
– Китайская политика «одна семья – один ребенок» – это есть кошмар, – продолжал Иван. – Родители должны получать разрешение завести ребенок. Иначе им есть огромный штраф – китаец зарабатывает столько за целый год. Как можно обеспечить наверняка сын с первой попытки? – Русский щелкнул короткими толстыми пальцами. – Купить его.
Малоуну уже приходилось читать об этой проблеме. От нежеланных девочек избавлялись всеми возможными способами – если было еще не поздно, прибегали к аборту, если же ребенок все же рождался, его бросали. Как следствие, десятилетия политики «одна семья – один ребенок» привели к существенному сокращению относительного числа женщин.
– Беда Соколова есть в том, – закончил Иван, – что он борется с преступная сеть. – Он развел своими короткими руками. – Это еще хуже, чем в России.
– Такое трудно себе представить.
– В Китае преступление бросать, похищать и продавать детей, но покупать ребенок можно законно. Маленький мальчик стоит девятьсот американских долларов. Большие деньги, если рабочий зарабатывает тысяча семьсот долларов в год. Соколову не имеет никакой шансы.
– Значит, Кассиопея отправилась ему помогать. Пусть будет так. Какое вам до этого дело?
– Четыре дня назад она приезжает в Антверпен, – сказал Иван так, будто это все объясняло.
– Чтобы найти здесь мальчика?
– Нет. Чтобы найти мальчик, она должна сначала найти кое-что-то еще.
Наконец до Малоуна дошло.
– Нечто такое, что, судя по всему, нужно вам?
Иван молча пожал плечами.
У Малоуна перед глазами снова возникли видеокадры пытки.
– Кто захватил Кассиопею?
– Плохие люди.
Малоуну это совсем не понравилось.
– Тебе приходиться иметь дело с евнухи?
* * *
Услышав это откровенное признание Пау Веня, Линь Йон растерялся, то ли ему восхищаться, то ли испытывать омерзение.
– Вы евнух?
– Меня подвергли такой же церемонии, как та, которую вы только что видели, вот уже почти сорок лет назад.
– Зачем вы пошли на это?
– Именно так я хотел распорядиться своей жизнью.
Линь прилетел в Бельгию, надеясь, что у Пау Веня могут быть ответы на интересующие его вопросы. Однако встреча со старым ученым породила целое множество новых пугающих вопросов.
Пау жестом предложил покинуть выставочный зал и вернуться во внутренний дворик. Полуденный воздух прогрелся, солнце ярко сияло на безоблачном небе. Несметные полчища пчел атаковали ароматные весенние цветы. Хозяин и его гость остановились у круглого стеклянного аквариума диаметром целый метр, в котором плавали яркие золотые рыбки.
– Товарищ министр, – первым нарушил молчание Пау, – в мое время в Китае все было перевернуто вверх дном. До смерти Мао и в первое время после нее правительство действовало вслепую, мечась от одной провальной программы к другой. Никто не смел высказывать свое сомнение. Горстка людей принимала решения, влиявшие на судьбы миллионов. Когда наконец Дэн Сяопин открыл страну окружающему миру, это был очень смелый шаг. Я надеялся, что перед нами открылась дорога к успеху. Однако перемены оказались поверхностными. Вид одинокого безоружного студента, противостоящего танку на площади Тяньаньмынь, отпечатался в сознании всего мира. Это один из образов, определяющих лицо двадцатого столетия. Что вам прекрасно известно.
Да, Линь это понимал.
Он был там, в тот день, 4 июня 1989 года, когда терпение правительства иссякло.
– И как поступил после этого Дэн Сяопин? – продолжал Пау. – Притворился, будто ничего этого не было, и двинулся дальше совершать новые глупости.
Линь почувствовал необходимость сказать свое слово.
– Странно слышать такое от человека, который помогал выковывать эту политику.
– Я ничего не выковывал, – возразил Пау, и впервые в его голосе прозвучали гневные нотки. – Я все это время разъезжал по провинциям.
– Воруя.
– Сохраняя.
Линю по-прежнему не давало покоя видео.
– Почему этого мужчину оскопили?
– Он вступил в братство. Посвящение состоялось три месяца назад. Сейчас он уже полностью поправился и работает вместе со своими братьями. После операции ему трое суток не разрешали ничего пить. Вы видели, как один из помощников заткнул ему мочеиспускательный канал, прежде чем перебинтовать рану бумагой. Если на четвертый день, после удаления затычки, моча течет, это означает, что операция прошла успешно. В противном случае посвященного ждет мучительная смерть.
Линь не мог поверить, что кто-то по доброй воле готов подвергнуться такому зверству. Но он знал, что Пау говорит правду. В истории Китая через это прошли сотни тысяч. После падения в середине семнадцатого столетия династии Мин больше ста тысяч евнухов были изгнаны из столицы. Упадок эпох Хань, Тан и Мин приписывался евнухам. Коммунистическая партия Китая использовала их как символ безграничной алчности.
– Любопытно, – продолжал Пау, – что из сотен тысяч тех, кто подвергся оскоплению, умерли лишь считаные единицы. Еще одно наше китайское новшество. Мы, как никто другой, научились делать евнухов.
– О каком братстве вы говорили? – спросил Линь, не скрывая своего раздражения.
– Оно называется «Ба».
Линь никогда о таком не слышал. Впрочем, могло ли быть иначе? Его задача заключалась в том, чтобы защищать правительство и народ от коррупции в любых ее проявлениях. Для достижения этой цели он был наделен небывалыми полномочиями. Ему приходилось отчитываться напрямую перед Центральным комитетом партии и лично председателем Госсовета. Даже Карл Тан, первый заместитель председателя, не мог вмешиваться в его работу, хотя он неоднократно пытался это сделать. В соответствии с указаниями Центрального комитета, Линь лично создал элитное следственное управление, и на протяжении последних десяти лет крепла его репутация безукоризненной честности.
Однако ему никогда не приходилось сталкиваться ни с каким братством «Ба».
– Что это такое? – спросил он.
– Имея в своем распоряжении такие ресурсы, вы определенно могли бы знать больше. Но теперь вы знаете, где искать.
Линя выводил из себя этот снисходительный тон.
– Где?
– Повсюду вокруг.
Линь покачал головой:
– Вы не только вор, вы еще и лжец.
– Я просто старик, которому известно гораздо больше, чем вам, – по самым разным вопросам. Но меня поджимает время. У вас же, напротив, этого добра полно.
– Вы ничего обо мне не знаете.
– Наоборот, мне известно очень много. Вы прошли путь от капитана, командира роты до командующего Пекинским военным округом – большая честь, которой удостаиваются только те, кому полностью доверяет правительство. Вы были членом уважаемого Центрального военного комитета, когда председатель Госсовета лично назначил вас на должность председателя Комитета партийного контроля.
– На меня должно произвести впечатление то, как досконально вы изучили мою официальную биографию? Все это выложено в Интернете на обозрение всего мира.
Пау пожал плечами:
– Мне известно гораздо больше, товарищ министр. Ваша личность интересует меня уже довольно давно. Председатель Госсовета принял непростое решение, но, должен сказать, он не ошибся, остановив свой выбор на вас.
Линю было известно, что многие выступали против его назначения на должность председателя Комитета партийного контроля. Эти люди не хотели видеть военного во главе следственного управления, обладающего полномочиями изучать деятельность всех и каждого.
Но он делом доказал неправоту скептиков.
– Откуда вам известно о том, что решение далось непросто?
– Мы с председателем Госсовета много разговаривали о вас.
Глава 10
Провинция Шаньси, Китай
Карл Тан приказал директору музея оставаться внутри здания шахты номер три и дежурить на первом этаже. Он хотел, чтобы ему никто не помешал. Хотя на самом деле не опасался этого. Тан был вторым по могуществу человеком в Китае; впрочем – и это его просто бесило, – находились те, кто говорил то же самое про Линь Йона.
Тан выступал решительно против назначения Линя, однако председатель Госсовета отмел все возражения, заявив, что Линь Йон обладает твердым характером и сможет обуздать силу с помощью рассудка. Судя по всем отзывам, так оно и произошло.
Но Линь был последователем конфуцианства.
В этом не было никаких сомнений.
Сам Тан был легистом.
Эти два термина определяли политику Китая на протяжении почти трех тысяч лет. Каждому императору вешали тот или иной ярлык. Мао Цзэдун заявил о полной ликвидации этой борьбы двух противоположностей, утверждая, что народной революции нет никакого дела до терминов, однако на самом деле ничего не изменилось. Коммунистическая партия, как и императоры до нее, проповедовала конфуцианство, в то же время обладая безжалостной властью легистов.
Ярлыки.
Они создавали определенные проблемы.
Но они также могли оказаться полезными.
Тан надеялся, что в течение ближайших нескольких минут определится, какой конец спектра сыграет свою роль в предстоящей схватке с Линь Йоном.
Он шагнул в сооруженную наспех дверь.
Сырое, затхлое помещение за ней многие столетия назад было вырыто в земле и запечатано глиной и камнями. Проведенный искусственный свет освещал квадратный в плане зал со стороной около пяти метров. Тишина, запах плесени и толстый слой пыли заставили Тана почувствовать себя незваным пришельцем, вторгнувшимся в древнюю гробницу.
– Это ни с чем не сравнится, – произнес человек, находившийся внутри.
Тану требовалось получить точное представление о находке, и он верил, что такое представление поможет ему составить этот жилистый ученый с узким подбородком.
На трех каменных столах, покрытых толстым слоем пыли, лежали хрупкие бурые листы, сложенные стопками.
Тан сразу догадался, что это такое.
Сокровищница шелковых страниц, покрытых едва различимыми иероглифами и рисунками.
Рядом кучками лежали бамбуковые дощечки, связанные пучками; на каждой выстраивались столбики иероглифов. Когда эти мысли запечатлевали для потомков, бумаги еще не существовало – а папирус в Китае никогда не использовался, только шелк и бамбуковые дощечки, что оказалось как нельзя лучше, поскольку и тот и другой материалы сохраняются веками.
– Это утерянная библиотека Цинь Ши-хуанди? – спросил Тан.
Ученый кивнул:
– Могу утверждать это с большой долей вероятности. Здесь сотни рукописей. Посвященных самым различным вопросам. Философия, политика, инженерное дело, военное искусство, математика, каллиграфия, музыка и даже искусство стрельбы из лука и управления лошадьми. По всей видимости, это крупнейшее собрание знаний из первых рук времен первого императора.
Тан понял, что подразумевалось под этим утверждением. В 1975 году было обнаружено более тысячи бамбуковых дощечек, относящихся к династии Цинь. Ученые провозгласили это крупнейшей находкой, однако дальнейшие исследования поставили под сомнение подлинность этих древних рукописей. В конце концов было установлено, что почти все они были созданы уже после смерти Цинь Ши-хуанди, когда последующие династии перекраивали действительность под себя. Однако этот тайник оставался необнаруженным на протяжении столетий, меньше чем в километре от гробницы первого императора, в составе его грандиозного мавзолея, находящегося под защитой бессмертного терракотового войска.
– Поразительно, но я могу читать эти рукописи, – продолжал эксперт.
Тан понимал всю важность этого заявления. Крушение правящей династии неизменно рассматривалось как ликвидация небесных полномочий. Во избежание гнева свыше, каждая последующая династия решительно отвергала наследие своих предшественников. Последующая чистка бывала настолько полной, что менялась даже система письма, что существенно затрудняло прочтение всего того, что было написано прежде. Лишь в последние десятилетия ученые, такие как этот эксперт, наконец научились читать утерянные рукописи.
– Они здесь? – с трудом скрывая возбуждение, спросил Тан.
– Позвольте показать то, что я обнаружил.
Ученый осторожно взял в руки полуистлевший кусок шелка.
В воздухе разгневанными призраками закружились пылинки.
Цинь Ши-хуанди лично позаботился о том, чтобы ничего из написанного в его правление не пережило его самого. Он приказал сжечь все рукописи за исключением тех, которые относились к медицине, сельскому хозяйству и искусству предсказания. Его целью было «сделать людей невежественными» и предотвратить «использование прошлого для дискредитации настоящего». Только самому императору было позволено иметь библиотеку, и знания превращались в его монопольную привилегию. Ученые, выступившие против этого указа, были казнены. В первую очередь было немедленно уничтожено все и вся, написанное Конфуцием, поскольку его учение шло вразрез с философией первого императора.
– Вот, послушайте, – взволнованным голосом предложил ученый. – «Конфуций умер давным-давно, и его тонкие мысли были утрачены. Семьдесят его учеников прекратили свое существование, и великая истина была извращена. Поэтому «Беседы и суждения» разделились на пять ветвей, «Оды» – на четыре, и «Перемены» передавались в различных видах. Царедворцы и ученые спорили по поводу того, что есть истина, а что – ложь, и слова мастера были безнадежно перепутаны. Это беспокоило императора, и он приказал сжечь все рукописи, чтобы превратить простой народ в тупиц. Однако подлинные мысли мастера он сохранил, спрятав их там, где они будут сопровождать его после смерти».
Это означало, что все шесть главных трудов Конфуция должны быть здесь.
«Книга перемен», наставление по искусству предсказания. «Книга истории», посвященная речам и деяниям легендарных древних царей-мудрецов. «Книга поэзии», содержащая больше трехсот стихов, в каждом из которых скрыт какой-нибудь тайный смысл. «Хроники весны и осени», полная история родины Конфуция. «Книга ритуалов», в которой объясняются правильные нормы поведения всех – от крестьянина до правителя. И, наконец, «Книга музыки», содержание которой неизвестно, поскольку она не сохранилась ни в каком виде.
Тану было известно, что императоры династии Хань, пришедшие на смену первому императору и правившие на протяжении четырехсот двадцати пяти лет, пытались исправить ущерб, нанесенный Цинь Ши-хуанди, заново воспроизводя многие тексты Конфуция. Но никто не мог сказать, насколько точно эти поздние версии соответствовали оригиналам. Находка полного собрания текстов Конфуция, нетронутых, может стать монументальным открытием.
– Сколько здесь всего рукописей? – тихим голосом спросил Тан.
– Я насчитал свыше двухсот отдельных текстов. – Эксперт помолчал. – Но ни один из них не принадлежит Конфуцию.