* * *
Одиночество как состояние не поддается лечению.
* * *
Одиночество – это состояние, о котором некому рассказать.
* * *
Однажды ей позвонил молодой человек, сказав, что работает над дипломом о Пушкине. На эту тему Раневская была готова говорить всегда. Он стал приходить чуть ли не каждый день. Приходил с пустым портфелем, а уходил с тяжеленным – вынес половину библиотеки. Она знала об этом. «И вы никак не реагировали?» – «Почему? Я ему страшно отомстила!» – «Как же?» – «Когда он в очередной раз ко мне пришел, я своим голосом в домофон сказала: “Раневской нет дома”».
* * *
(О том времени, когда начали выдавать паспорта.) «Можно было назвать любую дату – метрик никто не требовал. Любочка (Л. Орлова) скостила себе десяток лет, я же, идиотка, только год или два – не помню. Посчитала, что столько провела на курортах, а курорты, как известно, не в счет!»
* * *
Однажды начало генеральной репетиции перенесли сначала на час, потом еще на 15 минут. Ждали представителя райкома – даму очень средних лет, заслуженного работника культуры. Раневская, все это время не уходившая со сцены, в сильнейшем раздражении спросила в микрофон:
– Кто-нибудь видел нашу ЗасРаКу?!
* * *
Он умрет от расширения фантазии. (О режиссере Ю. Завадском.)
* * *
Оптимизм – это недостаток информации.
* * *
О розах: «Посмотрите, какое величие! Нельзя оторваться от них, не думать о них. Они стареют, у нас на глазах распускаясь. Первый человек, который сравнил женщину с розой, был поэтом. А второй – пошляком».
* * *
Орфографические ошибки в письме – как клоп на белой блузке.
* * *
Перечитываю Бабеля в сотый раз и все больше и больше изумляюсь этому чуду убиенному.
* * *
Очень тяжело быть гением среди козявок.
* * *
Очень завидую людям, которые говорят о себе легко и даже с удовольствием. Мне этого не хотелось, не нравилось.
* * *
О режиссере: перпетум кобеле.
* * *
О своих работах в кино: «Деньги съедены, а позор остался».
* * *
Поняла, в чем мое несчастье: я, скорее, поэт, доморощенный философ, «бытовая дура» – не лажу с бытом! Вещи покупаю, чтобы их дарить. Одежду ношу старую, всегда неудачную. Урод я.
* * *
Перестала думать о публике и сразу потеряла стыд. А может быть, в буквальном смысле «потеряла стыд» – ничего о себе не знаю.
* * *
– Ох, вы знаете, у Завадского такое горе!
– Какое горе?
– Он умер.
* * *
Пи-пи в трамвае – все, что он сделал в искусстве.
* * *
Поклонница просит домашний телефон Раневской. Она:
– Дорогая, откуда я его знаю? Я же сама себе никогда не звоню.
* * *
«Перед великим умом склоняю голову, перед Великим сердцем – колени» – Гете. И я с ним заодно. Раневская.
* * *
Понятна мысль моя неглубокая?
* * *
После очередной стычки с главным режиссером Мосфильма Иваном Пырьевым Раневская сказала, что она лучше будет принимать «антипырьин» три раза в день, чем согласится на совместную работу.
* * *
Принесли собаку, старую, с перебитыми ногами. Лечили ее добрые собачьи врачи. Собака гораздо добрее человека и благороднее. Теперь она моя большая и, может быть, единственная радость. Она сторожит меня, никого не пускает в дом. Дай ей Бог здоровья!
* * *
«Просящему дай» – Евангелие. А что значит отдавать и непросящему? Даже то, что нужно самому?
* * *
Против кого дружим, девочки? (Заглядывая в комнату, где сидели актрисы и про кого-то бурно сплетничали.)