Культурный пессимизм в Германии конца 20-х – начала 30-х годов был не просто широко распространен, он являлся повсеместным настроением немцев. Для них крушение старых культурных устоев должно было вылиться в новое «вавилонское столпотворение». В феврале 1930 года немецкий Красный Крест пригласил Августа Майера, специалиста по гинекологии, сделать особый доклад. Сам Майер с 1917 года заведовал женской клиникой при Тюбингском университете, считаясь крупнейшим экспертом в своей области знаний. Цель его жизни сводилась к изучению физических, наследственных, умственных и социальных аспектов гинекологии. Сама лекция, прочитанная в Красном Кресте, называлась «Восприятие современной сексуальной этики». В целом она была посвящена нападкам на либеральную модель воспитания детей и новые функции, которые стали получать женщины в обществе. Майер решительно отвергал предложенную фон Грубером схему сексуального образования молодежи. Он полагал, что новомодное половое воспитание зашло слишком далеко. Он считал его абсурдным, называя книгу фон Грубера «Евангелием от плоти». Он предполагал, что результатом такого воспитания станет не облагораживание, а разрушение человека. Майер полагал, что молодежь, прикрываясь сексуальным самообразованием, стремится вовсе не к самосовершенствованию, а к отрицанию моральных устоев общества, что в итоге приводит к распространению венерических болезней.
Не менее резко Майер нападал на феминисток. Хотя он и попытался более полно показать причины возникновения этого движения: «Неприятие двойных стандартов среднего класса побудило женщин бороться за равные права». Но исследователя не устраивало, что равные права привели к пропаганде свободной любви и отрицанию института брака. И тут он вставал на позиции фон Грубера – чувства каждой истинной женщины он сводил исключительно к материнскому инстинкту. По его мнению, естественные законы природы сами диктовали мораль. Именно поэтому контрацепция была противоестественной. Она была насилием над природой женщины. Материнская функция должна была стать главной и чуть ли не единственной функцией женщины в обществе.
Многие сторонники патриархальных взглядов видели корень всего социального зла в Веймарской республике. Именно она предоставила женщине политические права, сделав ее равной мужчине, что противоречило ее естественной функции матери и хранительницы очага. Сторонники демократических преобразований, говоря о свободе, на самом деле пропагандировали разложение общества. Результат этой общественной дегенерации был особенно хорошо заметен в крупных городах, где дети утратили почтение к родителям и покидали отчий дом в очень юном возрасте. Исчезла семейная сплоченность. Молодые женщины вели себя фривольно с молодыми людьми, а юные девушки буквально охотились за мужьями. Неудивительно, говорили критики существующей системы, что проституция превратилась почти в новую экономическую отрасль, полиция явно не справлялась. Впрочем, стоит отметить, что еще до начала Первой мировой войны в Берлине насчитывалось около 20 тысяч особ легкого поведения. Венерические заболевания рисковали превратиться в эпидемию, а гомосексуалистов можно было встретить в общественных уборных, мужских клубах, молодежных организациях.
Эта тревожная ситуация была неким обвинительным актом ненавистной для многих Веймарской республике. Вся вина за упадок в обществе возлагалсь на новую государственную систему. Берлин был заклеймен как греховная Гоморра вырождавшейся цивилизации. Тем временем новоявленная элита закатывала экстравагантные банкеты и вечеринки, которые вызвали глубокое возмущение у нищих народных масс. Культура постепенно умирала. Театр превратился в храм необузданной чувственности. Мюзик-холлы потворствовали бесстыдной жажде развлечений. Литература была во власти упадка, непристойности и псевдоискушенности. Искусство стало демонстрировать наиболее отвратительные и отталкивающие проявления жизни. Современная музыка была варварской. Истинное классическое немецкое наследие, все, что было красивым, правильным и прекрасным, напрочь отбрасывалось. Рецепт от всех этих бед был простым: «Веймарская система была виновата во всем. Демократия привела к культурному упадку и моральному разложению. Ее надо было устранить».
Глава 1. «Я дал вам мужчину»
Среди многих представителей возмущенных и оскорбленных мелких бюргеров был слесарь Антон Дрекслер. Он вместе с несколькими десятками своих сторонников создал «Немецкую рабочую партию». Это высокопарное название организации могло ввести в заблуждение. Членами этой партии были в основном мастера мюнхенского железнодорожного депо, мелкие торговцы, служащие, преподаватели и демобилизованные солдаты, только что вернувшиеся с фронта. Набор политических требований «Немецкой рабочей партии» был достаточно традиционным для немецкого национализма – борьба против коммунистов и жидомасонов. Определение немецкого рабочего, данное А. Дрекслером, было во многом комическим: «Тот, кто физически или умственно трудится на благо родины, является рабочим, а стало быть, должен вступать в „Немецкую рабочую партию“. В деятельности этой группировки эмоции брали верх над глубоким анализом, риторическая бессмыслица заменяла ясные политические цели. В сентябре 1919 года в эту организацию вступил бывший фронтовик Адольф Гитлер, которому буквально за несколько лет удалось превратить мелкую политическую организацию, ютившуюся в мюнхенских пивнушках, в мощное националистическое движение, получившее название Национал-социалистической рабочей партии Германии.
Как талантливый оратор Гитлер сразу же сделал ставку на расизм в его социал-дарвинистском виде. Он буквально провозгласил новый моральный кодекс общества, который должен был быть воплощен в тысячелетнем рейхе. Но новые моральные законы он обосновывал при помощи уже господствовавших в массах этических представлений. Гитлер буквально провозгласил себя главным борцом против морального и физического загрязнения немецкого народа. Под физическим загрязнением он, прежде всего, подразумевал сифилис, который в трактовке Гитлера превратился в некую новую чуму. Бороться с этой болезнью надо было не при помощи медикаментов, а устраняя сами причины ее появления – проституцию, аморальный образ жизни, «ожидовление духовной жизни Германии».
В принципе Гитлер не сказал ничего нового – о моральном упадке Германии в те дни вещали многие. Но именно фюрер додумался связать антисемитизм и причины нравственного гниения. В словаре Гитлера сифилис стал некой отличительной чертой евреев. «Французская болезнь», как называли его во времена «галантного века», превратилась в еврейскую заразу. Для Гитлера евреи были подлыми противниками, которые собирались сломить немецкий народ не в открытых битвах, а исподволь, разлагая и разрушая его изнутри. По Гитлеру, евреи принесли в мир «новый первородный грех», который заключался в том, что представители национальной буржуазии предпочитали родниться с богатыми еврейскими семьями. Эти брачные союзы он называл не иначе как «продажным спариванием, между жертвами финансовой целесообразности». В «Майн кампф» он писал по этому поводу: «Проникновение еврейского духа в область половой жизни, мамонизация этой стороны нашей жизни неизбежно подорвут раньше или позже жизненные силы молодых поколений. Вместо здоровых детей, являющихся продуктом здоровых человеческих чувств, на свет божий начинают появляться одни нездоровые дети – продукт коммерческого расчета. Ибо ясно, что основой наших браков все больше становится голый коммерческий расчет; инстинкты любви удовлетворяются где-то в другом месте».
На первый взгляд могло показаться, что Гитлер объявил войну преуспевающему среднем классу. Это впечатление усиливалось, когда он отпускал гневные тирады в адрес буржуазии и ее лицемерного ханжества. Но это было лишь хитрой политической тактикой. Критике в основном подвергалась та буржуазия, которая поддерживала Веймарскую республику. К тому же, провозгласив концепцию «лба и кулака», Гитлер открыл путь в НСДАП для всех, кто не являлся евреем, марксистом и демократом. Не стоило забывать, что Гитлер как одаренный оратор очень чутко чувствовал публику. В пивных он льстил пресловутому среднем классу. Там он громогласно заявлял, что стоит различать здоровую, энергичную и национально мыслящую часть немецкого общества и декадентское «высшее общество», пораженное расовой инфекцией космополитизма. Но в Индустриальном клубе Дюссельдорфа тон его выступлений был совершенно другим.
Социореволюционная концепция Гитлера была на самом деле всего лишь разновидностью буржуазной этики, призванной усилить «лучшие инстинкты здоровой части общества». Гитлер стремился сражаться с проституцией, приветствуя ранние браки. В любом случае это касалось только мужчин, женщин фюрер всегда рассматривал как пассивную субстанцию. Этот тезис он аргументировал ошибочным мнением, что женатые мужчины не склонны шляться по проституткам. Он яростно нападал на высшие слои, где матери хотели, чтобы их дети заключали браки с представителями знатных фамилий. Подобная замкнутость приводила к вырождению. Гитлер требовал, чтобы государство всячески поощряло многодетные семьи и занималось расовой гигиеной. Для него брак не был самоцелью, он всего лишь служил высшей задаче – преумножению и сохранению немецкой расы. Как мы помним, именно так сформулировал цели института брака профессор Макс фон Грубер. Не исключено, что Гитлер был знаком с его трудами. По крайней мере в 1925 году он взял на вооружение евгенику. Гитлер, следуя за Грубером, требовал предотвратить появление на свет наследственно больных детей. Для этого было необходимо проводить в жизнь широкую программу селекции, предполагавшую в том числе, стерилизацию. Личная жизнь должна была быть поставлена на службу государству и расе.
Теории воспитания молодежи были построены Гитлером так, чтобы вызвать доверие у простого обывателя. Они были незамысловатыми. «Все дело воспитания должно быть поставлено так, чтобы свободное время молодежи использовалось для физических упражнений. Наш юноша не должен праздно шляться по улицам и кино, а должен после трудового дня посвящать все остальное время закаливанию своего организма, ибо жизнь еще предъявит к нему очень большие требования. Задача воспитания нашего юношества должна заключаться вовсе не в накачивании его школьной премудростью… Надо положить конец и тому предрассудку, будто вопросы физического воспитания являются частным делом каждого отдельного человека. Нет, это не так. Нет и не может быть свободы, идущей в ущерб интересам будущих поколений, а стало быть, и всей расы».
И завершающим аккордом звучал уже знакомый многим немцам нравственный приговор Веймарской республике: «Ведь, в сущности, вся наша теперешняя общественная жизнь является сплошным рассадником половых соблазнов и раздражений. Присмотритесь только к программе наших кино, варьете и театров, и вы не сможете отрицать, что это далеко не та пища, в которой нуждается наше юношество. Афиши и плакаты прибегают к самым низменным способам возбуждения любопытства толпы. Каждому, кто не потерял способности понимать психологию юношества, ясно, что все это должно причинять громадный моральный ущерб молодежи. Тяжелая атмосфера чувственности, господствующая у нас всюду и везде, неизбежно вызывает у мальчика такие представления, которые должны быть ему еще совершенно чужды. Результаты такого „воспитания“ приходится констатировать теперь, увы, на каждом шагу. Наша молодежь созревает слишком рано и поэтому старится преждевременно. В залах судов вы можете частенько слышать ужасающие вещи, дающие ясное представление о том, как неприглядна жизнь наших 14 – 15-летних юношей. Что же удивительного после этого, если сифилис находит себе распространение и среди этих возрастов. Разве не страшно видеть, как проститутки больших городов дают первые уроки брачной жизни этим еще совсем молодым, физически слабым и морально развращенным мальчикам. Кто всерьез хочет бороться против проституции, тот должен прежде всего помочь устранить идейные предпосылки ее, тот должен помочь положить конец той аморальной культуре больших городов, которая является настоящим бичом для юношества. Конечно, по этому поводу поднимется страшнейший шум, но на это не следует обращать никакого внимания. И если мы не вырвем нашу молодежь из болота, окружающего ее сейчас, она неизбежно в нем утонет. Кто не хочет видеть всей этой грязи, тот на деле помогает ей и сам становится соучастником постепенного проституирования будущих поколений, от которых зависит вся дальнейшая судьба нашей нации. Эту очистительную работу необходимо предпринять во всех областях. Это относится к театру, искусству, литературе, кино, прессе, плакату, выставкам и т. д. Во всех этих сферах приходится констатировать явления распада и гниения. Только после основательной чистки сможем мы заставить литературу, искусство и т. д. служить одной великой моральной государственной и культурной идее. Нужно освободить всю нашу общественную жизнь от затхлого удушья современной эротики, нужно очистить атмосферу от всех противоестественных и бесчестных пороков. Руководящей идеей во всей этой работе должна быть систематическая забота о сохранении физического и морального здоровья нашего народа. Право индивидуальной свободы должно отступить на задний план перед обязанностью сохранения расы».
Так что же было подлинной нацистской этикой, провозглашенной Гитлером? Спартанское воспитание, ранний брак, воспроизводство расово чистого и генетически здорового потомства? Эти требования, действительно, были противопоставлены новым ценностям презираемой Веймарской республики, ее сексуальной распущенности и эротической развращенности. Но разве эти моральные установки соответствовали поведению штурмовиков, печально известных своим пьянством и дебошами, и образу жизни купавшихся в роскоши нацистских бонз? Или, может, этому моральному облику соответствовали Герман Эссер, Юлиус Штрайхер, Эрнст Рём или Роберт Лей? Отнюдь, даже сами нацисты говорили об отвратительном поведении их высокопоставленных вождей.
По сути, нацисты не предложили никакой новой этики. Нацистские ораторы предпочитали разъяренно нападать на призрак повсеместной безнравственности, зарабатывая одобрение озлобленной толпы. Собственные радикальные идеи, построенные на расистских представлениях и моральных установках доиндустриального общества, выдавались за панацею, способную спасти государство. Но нацисты нигде ясно не говорили о роли, предназначенной женщине в будущем рейхе. Указывалось лишь, что в девушках надо воспитывать будущую мать. Единственное место в официальных документах НСДАП, где упоминалась женщина, был 21-й пункт нацистской политической программы. Но и в нем шла речь о защите здоровья матери и ребенка.
Самих женщин предполагалось защитить от мира труда. Работающая женщина для нацистов была потенциально неполноценной, так как не могла заниматься воспитанием детей и рожать здоровое потомство. Но, принимая во внимае, что почти третья часть женщин была занята на производстве, нацисты пошли на некие уступки. Национал-социалисты «даровали» им право зарабатывать на жизнь специальными «женскими занятиями». Может быть, не случайно указывались профессии, которые занимали жены людей среднего достатка: розничная торговля, сельское хозяйство, образование детей, пошив одежды.
Во время выборов 1932 года Грегор Штрассер, один из лидеров левого крыла НСДАП, великодушно заявил: «Работающая женщина в национал-социалистическом государстве будет обладать равноправием вместе с замужними особами и матерями». Но почти тут же он сделал оговорку, касаемо будущих ограничений: «Но в рамках этого необходимо постепенно подготавливать переход к свертыванию сложившейся экономической системы, где используется женский труд».
Национал-социалистическая политическая теория с самого начала предусматривала существенные ограничения на участие женщин в политике. Например, они не могли входить в высшие руководящие органы НСДАП (предписание 1921 года). Даже в качестве рядовых членов партии их функции сводились к уходу за ранеными в ходе уличных стычек с штурмовками. Но их энтузиазм, их восхищенное отношение к Гитлеру были просто незаменимы для нацисткой пропаганды и агитации. Герман Эссер, старый друг Гитлера, известный своими многочисленными любовными похождениями, цинично заявлял: «Их место на кухне и в спальне». Даже Грегор Штрассер при всем своем антикапитализме придерживался подобной же буржуазной установки. Однажды в своей газете «Национал-социалистические письма» он написал, что мужчина предоставляет женщине душу, а та в ответ свое тело. Для него ценность женщины заключалась только в ее материнстве.