Лик Хаоса - Асприн Роберт Линн 4 стр.


— Успокойся, лапушка. Мы ее разыщем. Скажи хозяину, чтобы на всякий случай послал гонца к Темпусу, надо оповестить власти, это не помешает. Передай ему вот что: я сделаю все, что в моих силах, но я имею право действовать лишь как простой гражданин, не более того. Повтори.

Когда евнух повторил сказанное и убежал, Джанни подивился:

— Как ты собираешься оказаться одновременно в двух местах, Стеле? Зачем ты ему это сказал? Такие дела для солдат, а не для нас. Мы не можем пропустить встречу, ведь потом нас любая шавка облает.

— Сех! — на языке нисибиси это означало «чепуха». — Не успеешь оглянуться, как мы отыщем ее вместе с подружками. Они просто выпускают пар — жара, конец занятий и все такое. Поехали, начнем с Парка Обещание Рая.

Когда они добрались туда, над Дворцом уже показалась круглая и неестественно большая луна, ветер стих. Мысли о свидании с ведьмой беспокоили Нико, да еще Джанни продолжал жужжать на ухо: «…надо было согласовать с Критом, пусть девчонка встретит свою судьбу — наша будет ужаснее, если мы попадемся на колдовскую приманку, и никто не узнает, где и как мы пропали».

— Мы дадим о себе знать и не пойдем дальше водопада Развалин, не волнуйся, — но Джанни и не думал умолкать. Нико пытался успокоиться, настроиться на сверхчувственное восприятие и уловить след девушки в тепловом шлейфе, который оставила она и ее друзья, эхо ее слов и поступков, но беспокойство Джанни мешало сосредоточиться. Его слова, громкие и бестактные, сбивали Нико с толку каждый раз, как ему удавалось успокоиться и почувствовать энергетический след Тамзен среди множества прочих: она напоминал красно-желто-розовую пряжу, запутавшуюся в кружеве светотени.

Тамзен едва исполнилось тринадцать, но она была удивительно хороша собой, чиста и полна веселья, она любила его всем сердцем и заставила поклясться что он «дождется» ее: Нико обладал ею, хотя сначала и не собирался этого делать, и ее отец знал это. Однажды ночью обеспокоенный трактирщик встретил их, когда они шли в обнимку через парк, «И это твоя плата за дружбу и доброе отношение, Стеле?» — спросил он, — «Лучше я, чем любой из этих головорезов, моих приятелей. Я сделаю все как надо. Она уже созрела и долго не продержится», — ответил Нико, в то время как девушка переводила недоуменный взгляд с отца на солдата, который был на двенадцать лет старше ее.

Вот почему Стеле должен был отыскать ее.

Словно прочитав его мысли, Джанни выругался и заметил, что Нико не должна волновать судьба этого ребенка.

— Я не такой, как ты, и что касается женщин, то я не пью из чаши, которую уже пригубил другой мужчина, — затронул Нико деликатный вопрос: Джанни не принадлежал к Священному Союзу, его членство в братстве было неполным; как партнер он чувствовал потребность Нико в ласке и любви, но их связь была непрочной, не такой как у членов Священного Союза — Джанни угнетали как приставания других пасынков-одиночек, так и неудовлетворенные страсти Нико.

Напряженное молчание повисло между ними, и дало Стелсу возможность отыскать красный след девушки, теплый призрачный шлейф, который повел его через Лабиринт на юго-запад.

Луна взбиралась все выше и светила все ярче; Лабиринт, а за ним и Развалины обретали форму и начинали светиться собственным призрачным светом; и так ярок был этот свет, что казалось, краски дня вернулись на улицы, только с красноватым отливом, и привычные кошмары Санктуария начинали казаться еще ужаснее, чем были. Джанни видел двух проституток, дерущихся из-за клиента; видел кровь неосторожных граждан, чернеющую в сточных канавах. Цокот копыт их лошадей расчищал им дорогу, ибо Лабиринту столь же не терпелось пропустить их, как им самим выбраться из этого места, хотя Джанни и порывался иногда вмешаться во всякие стычки.

Однажды ему показалось, что он засек члена отряда смерти, и дал знак Стелсу приготовиться, но странный молодой воин покачал головой и приложил палец к губам, заворожено склонившись в седле и разглядывая кем-то оставленный в пространстве след, который не мог увидеть ни Джанни, ни любой другой смертный, с опаской относящийся к магии. Сердце Джанни было взволновано встречей с этим юношей, который, судя по всему, был искуснейшим бойцом и владел такими великолепными мечом и кинжалом, какие могли только присниться. Что все это могло быть, как не колдовство? Джании наблюдал, как Нико вглядывается в ночь, уводя их обоих все глубже в сплетение темных улиц, полный веры в возможности магии. Юноша предлагал Джанни научить его «управлять» разумом, провести его «сквозь грани и дать ему путеводную нить и имя Двенадцати Миров». Но Джанни был неискушен в колдовских делах; как и любовь к мальчикам, он считал это уделом Священного Союза и священников. В Нико же его восхищали иные, чисто мирские таланты: юноша на десять лет моложе был истинным гением в Драке; Джанни видел его в деле у поместья Джабала, и тот был прекрасен даже в рукопашной свалке. Боевая репутация Нико могла сравниться только со славой Стратона, подкрепляемая легендами, которые рассказывали о его прошлом. Мальчик учился искусству боя у Победителей, проклятия нисибиси, отчаянных головорезов, горных боевиков, которые не пропускали никого через Стену Чародеев, не взяв взамен золото или жизнь, и которые поклялись очистить свои горы от магов и колдунов и до сих пор держались, противопоставив магии мечи. Во время военной кампании, подобной той, что надвигается с севера, мастерство, знание языков и дружеские связи, которыми владел Нико, могли оказаться бесценными. Джанни, родом из Мачада, сам недолюбливал ранкаи, и знал, что Нико забыл о мести. Хотя ранканы захватили его город и убили его отца, боровшегося с ранканской экспансией, он пришел на юг, чтобы принять участие в кампании Абарсиса, и остался, когда командование отрядом перешло к Темпусу.

После того, как Черепичная улица осталась позади, и они направились к Перекрестку Развалин, прагматичный Джанни пробормотал солдатскую молитву и дотронулся до своего амулета. В лабиринте кривых улочек, где теснящиеся трущобы заслоняли небо, они услышали шум потасовки, крики и топот бегущих ног.

Друзья пришпорили коней и пустили их в карьер, забыв о том, что должны изображать независимых авантюристов, ибо услышали голоса пасынков, выкрикивающих условные сигналы. И вот они уже натягивают поводья, останавливая лошадей на всем скаку так, что те приседают, выбивая подковами снопы искр из булыжной мостовой, спешиваются и отрезают дорогу троим противника пасынков.

Конь Нико почему-то решил, что должен сам прийти на помощь, рванулся вперед мимо хозяина, волоча поводья и высоко задрав голову, и прижал одного из беглецов к стене. «Сех! Беги, Вис!» — услышали они возглас. Джанни подумал, что это, должно быть, язык ниси, поскольку восклицание «сех!» было из их языка.

В этот момент стрела проткнула воротник Нико, а две другие просвистели мимо уха Джанни. Стеле решил открыться и криком попросил лучников прекратить стрельбу прежде, чем они успели пригвоздить его к стене парой стрел, как уже сделали со вторым беглецом. Третий сейчас барахтался между двумя дежурными пасынками, один из которых велел Джанни присмотреть за вторым. Голос принадлежал Стратону, и Джанни понял, что это его стрелы пригвоздили несчастного к стеле, пронзив тому капюшон и промежность. К счастью для пленника оказалось, что повреждена только одежда.

Только тут до Джанни дошло, что Нико разговаривает на языке ниси с тем беглецом, которого прижал его конь, и тот отвечает быстро и тихо, не сводя глаз с гнусного жеребца, дрожащего от возбуждения и покрытого фосфоресцирующей пеной, который, казалось, только и ждал от хозяина команды размазать пленника по стене.

Стратон с напарником, волоча бедолагу, подошли к Джанни, переполненные благодарностью и радостью победы: «Наконец-то хоть одного взяли живым. Джанни, как твой?»

Тот, которого он держал сейчас под прицелом своего арбалета, был тих и покорен судьбе. Джанни принимал его за санктуарца, пока Стратон не зажег фонарь. И тут они увидели лицо раба, темное и округлое, как все лица нисибиси. Напарник Стратона заговори первым: «Это Хаут, раб-приманка». Критиас шагнул вперед с фонарем в руке: «Здравствуй, пупсик. А мы думали, что ты сбежал или умер. Мы хотим тебя кое о чем расспросить, щенок, и, пожалуй, работы нам хватит на всю ночь…» Крит подошел ближе, Джанни отступил в сторону, отметив при этом, что разговор между Нико и его пленником прекратился.

Раб неожиданно осмелел и поднял голову, насколько позволяла стрела, торчащая из капюшона. Джанни на всякий случай приготовил лук, но раб протянул руку с измятым листком, приговаривая: «Она освободила меня. Она сказала, здесь так написано. Пожалуйста… Я ничего не знаю, она меня освободила».

Крит выхватил у него истрепанный пергамент и поднес к фонарю. «Все правильно, именно так здесь и написано». Он поскреб подбородок, затем шагнул вперед. Раб сжался, отворачивая красивое лицо. Крит вытащил стрелы, державшие его у стены; крови не было — стрелы Стратона не задели плоть. Раб сполз по стене на землю, невредимый, но задавленный страхом. «В таком случае подойди к нам как свободный человек и поговори с нами. Мы тебя не обидим. Расскажи, что знаешь, и можешь идти».

Тут подошел Нико, ведя за собой пленника. «Отпусти их, Крит».

— Что? Нико, забудь про свое задание. Они никому не расскажут, что ты нам помогал, потому что мы не выпустим их живыми. Мы так долго за ними охотились…

— Отпусти их, Крит, — пленник позади него выругался, изрыгнув проклятие, но не сделал и шага, чтобы бежать, Нико вплотную подошел к своему командиру и прошептал: «Вот этот — бывший боевик, воин со Стены Чародеев, пришел сюда в тяжелое для него время. Окажи ему услугу, как он когда-то оказал мне, ибо я у него в долгу».

— Нисибиси? Тем более мы должны схватить его и пытать…

— Нет. Он — враг колдунов. Он принесет нам больше пользы здесь, на улицах, если будет свободен. Верно, Вис?

Громила подтвердил слова Нико, у него был сильный акцент, заметный даже в тех двух-трех отрывистых словах, которые он произнес.

Нико кивнул. «Видишь, Крит? Это Вис. Вис, это Крит. Я буду поддерживать с ним связь. А теперь иди. Ты тоже, освобожденный, ступай. Бегите!»

Оба пустились наутек прежде, чем Крит успел возразить. Третий отчаянно забился в объятиях Стратона. Это был один из бывших «ястребиных масок» Джабала. По мнению Стратона, он один стоил трех, и никакие речи Нико не могли бы заставить отпустить и его.

Но Нико и не собирался выручать подручного Джабала. Они провели короткое совещание; за каждым окном, в каждом дверном проеме мог скрываться лазутчик. Когда они вскочили в седла, чтобы разъехаться, Джанни увидел закутанную в плащ фигуру, возникшую из темного пространства, окружавшего перекресток. Человек замер всего на мгновение, выпрямившись в полный рост, и лунный свет коснулся его лица. Джанни содрогнулся: он увидел дьявольский блеск глаз и, хотя незнакомец был слишком далеко, чтобы в лице его можно было разглядеть что-то пугающее, когда взгляды их встретились, воин словно окунулся в ледяную воду.

— Стеле! Ты видел?

— Что? — Нико нахохлился, готовясь к перебранке по поводу участия в потасовке с Критом. — Что видел?

— Это… Что-то… — на перекрестке уже ничего не было. — Ничего… Показалось… — Крит и Стратон уже скрылись из вида, лишь слышен был стихающий топот копыт.

— Расскажи мне, что ты видел, и покажи где. — Джанни направился к перекрестку; когда они подъехали, там лежало скорченное тело: юноша с вывалившимся языком и выкатившимися глазами, мертвый как Абарсис. «О, нет, — Нико спешился и перевернул труп. — Это один из приятелей Тамзена. Когда глаза Джанни после ярких фонарей привыкли к лунному свету, он получше разглядел затянутое в шелк и лен тело. Они взвалили труп на лошадь Джанни, которая зафыркала, почуяв запах смерти, но побоялась не подчиниться. „Отвезем его куда-нибудь, Стеле. Не таскаться же с ним всю ночь“. Только тут Джанни вспомнил, что им так и не удалось доложить Криту о своих ночных планах.

Нико согласился заехать в укрепленное убежище на Перекрестке Развалин, где пасынки и солдаты ранканско-илсигского гарнизона, занятые в охоте на ночных бандитов, могли передать друг другу информацию.

Тело они оставили там, но не застали никого, кто мог бы предупредить командира; Крит, видимо, увлекся допросом «ястребиной маски». В помещении не было ничего, кроме пыточного колеса и дубинок, утыканных железными шипами, которые развязывали даже самые неразговорчивые языки. Они оставили тщательно зашифрованную записку и поспешили обратно на улицу. Нико насупился, Джанни молчал. Оба думали об одном: сумеют ли они отыскать Тамзен и ее друзей всех вместе и живыми, или будут находить один за другим холодные трупы на мостовой.

***

У ведьмы Роксаны в корзине жила пара ручных змей, которых она привезла из Нисибиса — зеленые, каждая футов по шесть длиной. Она внесла корзину в свой кабинет и поставила ее возле очага. Налив в чашу воды, колдунья сотворила заклинание, превратившее змей в людей, как две капли воды похожих на пару пасынков. Дав им одежду, она услала их прочь. Затем, повернувшись к чаше, стала водить пальцем по кругу, пока вода не закрутилась воронкой. Роксана вновь начала колдовать, чтобы вызвать подобное волнение в море перед гаванью. Взяла со стола шесть вырезанных из дерева корабликов с бейсбийскими парусами, наполненных восковыми фигурками моряков, пустила их в воду и продолжала водить пальцем по кругу до тех пор, пока кораблики один за другим не нырнули в воронку, успокоившись на дне чаши. Роксана перестала закручивать воду, но воронка еще некоторое время держалась в центре чаши. Ведьма спокойно смотрела на свой водоворот, а потом довольно кивнула. Диверсия окажется своевременной; луна за окном была уже высоко, считанные часы отделяли ее от зенита.

Теперь можно выслушать доклад Джагата и отправить в город отряды смерти — вернее отряды мертвых, ибо никто из тех, кто служил в них, не обладал собственной жизнью.

***

Сердце у Тамзен бешено колотилось, во рту пересохло, легкие горели. Дети довольно долго бежали без остановки. Они заблудились и хорошо понимали это; Фрайн рыдала, ее сестра дрожала и хныкала, что ноги не держат ее; трое ребят храбрились и громко уверяли, что скоро все будут дома, главное только держаться вместе — девочкам нечего бояться. Еще одна порция кррфа была разделена поровну между всеми, но от наркотика стало только страшнее: увидев старую беззубую каргу с клюкой, они с визгом бросились наутек.

Никто не вспоминал о печальной участи Меты; все видели его с закутанной в темное проституткой, видели, как он, словно загипнотизированный, взял ее за руку. Они спрятались, подождав, пока парочка пройдет мимо, и затем пошли за ними — компания поклялась держаться вместе, отправляясь на поиск запретных развлечений; все они теперь были официально совершеннолетними, и никто не имел права удерживать их от тайных радостей мужчин и женщин. Им не терпелось узнать, овладеет ли Мета этой проституткой, и понять, какое удовольствие он получит от этого.

Но стоило ему приподнять ей юбку и прижать к стене, покачивая ягодицами, как случилось неожиданное: он захрипел, упал и умер. Они видели, как женщина склонилась над ним, а когда подняла голову, два мерцающих адских огня пригвоздили их к земле ледяным ужасом.

Сейчас они немного успокоились, огляделись и поняли, что находятся в Руинах, уже у самого их края, там, где начинается Караванная Площадь. Видны были костры купцов-полуночников, занятых какими-то темными делишками. «Там небезопасно», — сказал один из мальчиков: так легко попасть в рабство — детей крадут, продают на север, и — прощайте папа с мамой.

— А здесь, по-твоему, безопасно? — выпалила Тамзен, стуча зубами: кррф сделал ее наглой и злой. Она не оглядываясь зашагала к огням. Они все равно поплетутся за ней — она знала эту компанию лучше, чем их родители. Девушка была уверена, что самое лучшее сейчас — это смело идти вперед, на Площадь, а там отыскать улицу, которая приведет к дому, или обратиться к церберам, дворцовой страже, или пасынкам. Друзья Нико довезут их домой верхом, если повезет. Девушка чрезвычайно гордилась своим знакомством с этими стальными людьми.

Нико… Если бы он был здесь, ей нечего было бы бояться, не нужно было бы притворяться храброй… Глаза ее наполнились слезами при мысли о том, что он скажет, когда узнает. Всякий раз, когда Тамзен пыталась убедить его в том, что уже совсем взрослая, все выходило совсем глупо и по-детски. И это была детская глупость… одна жизнь уже на ее совести. Отец выпорет ее и запрет в комнате на целый месяц. Девушка разволновалась — видимо, подействовал кррф — когда внезапно увидела переулок, слабо освещенный фонарем. Она свернула туда, остальные последовали за ней. Денег у них было предостаточно, можно было нанять провожатых, а то и карету, чтобы их доставили домой. В любой таверне полно людей, мечтающих, чтобы их наняли. Но на Караванной Площади и впрямь можно попасть в сети работорговцев, и тогда она никогда не увидит папочку, Нико, свою комнату, набитую старыми игрушками и кружевами.

Назад Дальше