- Это, конечно, супер, а что-нибудь более осязаемое? – подперев голову рукой, свободной от удерживания мысли, Лизок подняла взгляд на сноху.
Ольга разжала кулачок, протянув ощутимо помятый листочек. Скользнув взглядом по записке, Лиза снова посмотрела на Ольгу.
- Я не сошла с ума, не надо так на меня смотреть. – Ольга впервые с момента ее приезда посмотрела на Лизу вполне осознанным взглядом. – И не тебе мне объяснять, что Витя скорее себя съест изнутри, чем скажет мне, если отправляется в пекло.
- Дело не только в этом, – согласно кивнула Лиза, – и не тебе мне объяснять, что есть вещи, которые он просто не мог тебе сказать, даже если бы хотел.
- Я все прекрасно понимаю и понимала с того самого дня, как мы с ним фактически вместе подписали тот Приказ. – Ольга поднялась с кресла, в котором сидела все это время, и подошла к комоду, взяв в руки стоявшую там фотографию с выписки Вики из роддома, провела рукой по Витиному лицу. – Но это понимание не лишило меня тревоги за него каждый раз, когда он уезжает неизвестно куда. В мире столько горячих точек! – Повернувшись к сидящей на диване Лизе, она прижала фотографию к груди. – И нам могут даже не сказать, какая из них забрала его у нас навсегда! Взять ту же Сирию! Сколько нам не договаривают? И то только то, что касается простых ребят, а такие, как…
- И что? Что изменится, если ты будешь знать, где он? Тебя что, пустят потом цветочки на могилку положить? Да ты вообще никогда не узнаешь даже, где эта самая могилка! – Лиза знала, что ее слова сейчас хлещут, словно пощёчины по щекам, ей самой было до тошноты невыносимо думать об этом, но изводящая себя Ольга уж точно ничем не могла сейчас помочь Вите, а вот навредить себе и семимесячной дочери. – Он сейчас там, где выбрал сам, делает то, что выбрал сам! А ты должна делать то, что должна! Ждать! И заботиться о том, кто зависит от тебя.
Требовательный голос этого самого кого-то тут же послышался из спальни. Вздрогнув, уж не зная, от чего больше – от Лизкиных слов или от плача дочери – Ольга замерла, в воцарившейся звенящей тишине молча повернулась к комоду, поставив фотографию обратно. Скользнув по ней рукой, перешла на комод, провела по краю до самого конца.
- Я, пожалуй, спать… – Прошептал Кир, поднимаясь из другого кресла, в котором все это время наблюдал за матерью и теткой, в некоторые моменты боясь даже дышать.
- Надеюсь, ты хорошо его вещи спрятал?
Кир замер в дверях, не оборачиваясь, сглотнул вставший в горле ком, и, не сказав ни слова, исчез в полумраке коридора.
- Твою мать, Витя Пчелкин, – убедившись, что ее предположение совпало с реальностью, решив, что, как и ее любимая героиня, она подумает об этом завтра, Лиза поднялась с дивана и подошла к комоду, взяв в руки фотографию, внимательно посмотрела на брата, – только попробуй не вернуться.
- Ну, дальше сами.
За огромные барханы высотой чуть ли не в человеческий рост они зашли как раз в тот момент, когда на востоке показались первые робкие пока еще лучи солнца. Но Пчелкин с Введенским не хуже старейшины знали, что на этой земле, полной контрастов, все меняется молниеносно. Зыбучие пески резко переходят в непроходимые кустарники, а минуту назад стыдливо подсматривающее за ранними «пташками» солнце уже палит безжалостно во все стороны. Но на удивление и первое, и второе сейчас было им на руку.
- Пока солнце не в зените, вам надо уйти как можно дальше. Сейчас оно слепит курдам в глаза, даже если вас заметят, снять не смогут. Но имейте в виду, боевики могут вам встретиться на всем протяжении пути, поэтому держитесь кустарников, в них проще затеряться, чем в барханах. Воды вам должно хватить. И не забывайте про мазь.
При последних словах старейшина повернулся к Пчелкину. Посреди ночи Фатиме пришлось сбивать вдруг поднявшуюся почти до сорока температуру подручными средствами, и даже разбуженный старейшиной Введенский был готов разрешить использовать любые колдовские снадобья, лишь бы был результат. А потому, когда проснувшийся утром Пчелкин совершенно спокойно встал, то был крайне удивлен внезапным порывом командира крепко обнять его.
- Удачи. – Старейшина по очереди пожал протянутые ему руки.
- Спасибо. – Введенский лишь кивнул, понимая, что как они с Витей успели стать для него с женой родными, так и война этих людей стала их войной.
- Храни вас Аллах. – Прошептал старейшина, едва две мужские фигуры скрылись за барханом.
Каким-то внутренним чутьем он почувствовал, что помощь всевышнего еще не раз понадобится этим людям, но он не знал, что за ними с противоположной от слепящего в глаза солнца стороны все это время наблюдал один из жителей деревни, успевший даже несколько раз нажать на кнопку фотоаппарата. Чтобы, едва песок засыплет следы старейшины, выйти из своего укрытия.
- Они направляются в Хиджур. Двое. Русские. Один с раненой ногой. Имен не знаю, портреты вам сейчас вышлю.
Нажав «отбой», он дождался, пока телефон мигнет о благополучной доставке сообщения, тут же стер и фотографии, и номер адресата, и как ни в чем не бывало направился в сторону деревни.
====== Глава 6. Не по приказу. ======
К Хиджуру они подошли как раз к вечеру, только следующего дня. Введенский устроил Пчелкину конкретный промыв мозгов, когда увидел насквозь пропитавшуюся кровью повязку. «Какого хуя!?» – было самым мягким из прозвучавших от него выражений. Понимая, что вынужденная задержка повлечет за собой ощутимо меньше последствий, чем ненужное геройство, Введенский принял решение остановиться на привал, благо вдали у линии горизонта они увидели нечто, похожее на холмы. Карта и компас в один голос утверждали, что это обратная сторона хребта, а значит, больше половины дороги позади.
Пчелкин открыл было рот, чтобы предложить все-таки пойти дальше, останавливаться, чтобы выиграть каких-то несколько часов ему казалось нелогичным, но Введенский тут же пресек его инициативу, сказав, что репатриация нынче удовольствие дорогое, да и выжить среди курдов, чтобы потом почить от рук Пчелкиных друзей, было бы, как минимум, обидно. Обнаруженная в хребте пещера с бьющим внутри нее ключом с чистейшей колодезной водой послужила последним аргументом, после которого Пчелкин смиренно сдался.
- Что-то ты совсем от рук отбился. – Нахмурился Введенский, когда Пчелкин попытался отказаться от протянутого куска последней из тех трех лепешек, что им с собой положила Фатима. Нынешняя остановка не входила в их первоначальные планы, а потому запасы еды исчислялись половиной лепешки и одной на двоих банкой тушенки. Последняя, к слову, крайне аппетитно уже попахивала со стороны небольшого разведенного Введенским недалеко от ключа костра.
- А как же незыблемое правило все делить по-честному? – Усмехнулся Пчелкин, завязывая бинт после очередного нанесения мази. Снадобье Фатимы было воистину волшебным, и уже поставило бы его на ноги, если бы он не «выебывался», как красноречиво выразился Введенский, едва увидел рану после снятия окровавленного бинта.
- А это разве не по-честному? – Удивленно приподнял бровь Введенский, присев на корточки и проверяя плотность повязки. Нет, он не нянчится с Пчелкиным, он просто заботится о раненом напарнике, с которым они по сути еще даже не приступили к поставленной задаче. Хотя, даже если и нянчится, то что?
- По-честному, – прислонившись спиной к стене пещеры, Пчелкин оценивающе осмотрел лежащий на огромном листке какого-то куста кусок лепёшки, перевел усмехающиеся глаза на командира, державшего в руке меньший раза в три, – это в нашем случае пополам.
- У меня всегда было плохо с математикой. – Усмехнулся, вставая, Введенский и отправился за мясом к костру.
Весь остаток дня они просто сидели, смотря на играющие бликами на стене всполохи костра, и говорили о такой разной погоде здесь и в Москве, о том, что он, Пчелкин, в кутерьме последних дней забыл переоформить доверенность на Ольгу, а значит, та не сможет пройти техосмотр, на что Введенский успокоил его тем, что он вообще, считай, учудил, заказав на День Рождения Маши новую машину для нее, но за каким-то фигом оформил все первоначальные документы на себя. О том, что и техосмотр, и день рождения, и многое другое может стать для них и их родных бессмысленным, если они не вернуться, предпочитали не говорить.
Брошенный после очередного сопротивления Пчелкина жребий определил, однако, именно его дежурить первую половину ночи. Сказав, что он мухлевал, и пообещав сразу по возвращении в Москву заняться его поведением, Введенский расположился на расстеленных прямо у костра куртках, подложив один из рюкзаков под голову.
Сам же Пчелкин, засунув пистолет за пояс, какое-то время наблюдал за, казалось бы, крепко спящим командиром, прекрасно зная, что ровно в полночь у того сработают фантастически точные внутренние часы. А пока можно, присев у самого входа в пещеру и подняв голову в сверкающее звездами ясное ночное небо, посылать за десятки тысяч километров отсюда ниточки своей любви той, что сейчас, не в силах сдержать слез, беззвучно сжимает зубами подушку, боясь разбудить тревожно спящую дочь. Пчёлкину казалось, что он даже отсюда чувствует захватившую в свой плен его семью тревогу.
Вдруг, словно метеорит, пронзившее его память воспоминание одновременно заставило его нелестно высказаться о себе, любимом, но в то же время улыбнуться от осознания того, что в этот непростой период его семья будет в надежных руках. И не только подросшего Кира, но и…
- Лизка, снова вся надежда на тебя… – Сказал Пчелкин ярко вспыхнувшей в небе звезде.
«Каким ты был, таким ты и остался…» – пропело радио вот уже почти десять минут безрезультатно рыскающей в поисках нормального кофе Елизавете.
- Вот уж не в бровь, а в глаз. – Вздохнула та, обреченно доставая початую банку растворимого. Бессонная, вымотавшая беснующимся в голове роем мыслей, ночь требовала нормального, человеческого «допинга».
- Кому? – Не понял появившийся в этот момент на кухне Кир.
- Папочке твоему. – Открыв банку, Лиза нюхнула ее содержимое, сморщившись, повернулась к племяннику. – Как вы можете пить такое пойло?
- Когда надо по-быстрому…
- По-быстрому и дети-то не всегда делаются. – Хмыкнула Лиза.
Мысленно признав, что к клану Пчелкиных сия примета, пожалуй, не относится, она вспомнила рассказы бабушки, из которых следовало, что и она, и ее несносный братец получились с первого раза. А если говорить уже о них самих, то со слов Ольги свадебный конкурс на пол будущего ребенка был изначально бессмысленен, учитывая результаты полученных ею сразу после свадьбы результатов анализов. Называется, только-только отменила таблетки. Сама же Лиза ничуть не удивилась двум полоскам, увиденным через месяц после того, как в порыве страсти они кое с кем забыли о важном атрибуте близких отношений. И, кто знает, может у них все было бы, как у Вити с Олей: и свадьба, и бессмысленный конкурс, и нарочитое ее удивление от результатов анализов, если бы не внезапная ссора, вопреки уверенности второй стороны разлучившая их не на пару дней, как обычно, а на целых двадцать пять лет.
– Все зависит от совместимости. – Невозмутимо выдал Кир, доставая из недр шкафа непочатую пачку зернового Paulig.
- Сейчас, – бросив взгляд в коридор, Лиза, взяв пачку из рук племянника, вдруг решительно прижала его к кухонной мойке, – ты совместишь мои предположения с реальностью. И помни, я по утрам лапшу не употребляю. Где он?
Охнув, Кир все же предпринял последнюю, отчаянную попытку сдержать данное отцу обещание, глаза тетки, подобно рентгену, испытывающе смотрели на него.
- Не зна…
- Неправильный ответ. – Прервала племянника Лиза, коленкой прижав того к стене так, что парень ошарашенно выпучил глаза.
Вот откуда у женщины такая хватка!? Да и в конце концов, он обещал ничего не говорить матери, про каток по имени Елизавета Алексеевна Павлова речи не было. А ему еще вообще-то своих детей хочется.
- Первая жизнь использована. – Наигранно механическим голосом компьютерной игры произнесла Лиза. – Берете вторую?
- Он в Сирии.
Так же резко, как несколькими минутами раньше взяла в оборот, Лиза отпустила племянника. На вдруг подкосившихся ногах она отошла в сторону, оперевшись о столешницу. И хотя что-то подобное она предчувствовала, слова Кира все же оказались подобны огромному мешку картошки, с размаху опущенному на ее голову. Сердце железной леди дрогнуло от одной только мысли, что может произойти там с Витей. Ибо Лиза как никто знала о происходящих событиях не из газет, и не понаслышке, а вот уже который месяц сталкиваясь с делами по обвинению сирийских боевиков в пытках, издевательствах и убийствах. От показаний прошедших эту войну волосы вставали дыбом не только на голове и не только у женской части судей.
- Матери ни слова. – Глухо произнесла она, когда гул мыслей в голове немного поутих.
- Не дурак. – Мрачно пробурчал Кир, взяв из рук неожиданно притихшей тетки пакет с кофе, засыпал его в кофеварку. – Сказал, что на три месяца. Связи с ним нет никакой. – Добавил, остановившись в дверях. Не оборачиваясь, какое-то время молча ждал ответа тетки.
- Ты не дурак. Он не дурак. Пуля… дура… – Услышав шум воды из ванной, Лиза вдруг поняла, что это именно то, что нужно и ей сейчас. – Голова резко разболелась. – Объяснила она замершей в ступоре Ольге, заставшей ее с опущенной под холодную струю головой. Не давая ей опомниться, перешла на нейтральную тему. – Поскольку я у вас тут задержусь, покажи-ка мне, где тут у вас можно купить нормальный кофе. И вообще поехали по магазинам!
Вечный шум восточного базара встретил их на закате второго дня пути. Хиджур на первый взгляд был похож на обычный шумный город, если бы не то и дело мелькающие в толпе оружейные стволы да хмурые взгляды поверх камуфляжных платков молодчиков, облепивших неплохо снаряженные джипы заокеанского производства. Даже неопытного взгляда было достаточно, чтобы понять далеко не кустарное происхождение всей этой экипировки, а уж Введенскому и Пчелкину с трудом удалось удержаться, чтобы впечатлительно не присвистнуть.
- Как ты? – Облокотившись об обшарпанный угол здания, Введенский сквозь темные очки сканировал расположившуюся у старенького фонтана посреди небольшой площади группу молодых арабов, смех которых эхом раскатывался вокруг, заставляя обычных жителей обходить это место стороной, а детвору в страхе разбегаться от спасительной водной прохлады.
- Норм. – Нога гудела, словно набат, и Пчелкин не сомневался, что Леонидыч еще выскажет за дачу ложных показаний, но сейчас ему было достаточно хоть немного отдышаться, прежде чем они отправятся на поиски ночлега. С последним стоило поспешить, ибо оранжево-красное солнце уже наполовину закатилось за горизонт. В пустыне темнеет сразу и резко, а потому через какой-то час максимум город погрузится в кромешную темноту, учитывая то, что за все время, что они шли по городу, пройдя приличную его часть, не встретили ни одного целого фонаря.
- Трепло. – На секунду скосив взгляд в сторону Вити, вздохнул Введенский.
Прекрасно понимая всю «нормальность» самочувствия Вити, он, тем не менее, понимал, что стремительно садящееся солнце сильно ограничивает их во времени для поиска ночлега. Старейшина при прощании поделился с ним одним адреском, правда, не гарантируя, что их там встретят. Война – такое дело, никогда не знаешь, встречая новый день, чем он для тебя закончится. И где.
Смех молодчиков у фонтана резко оборвался, когда у кого-то из них заиграла на телефоне милая песенка, содержание которой в двух словах можно было перевести как «вынуть кишки из неверных, сердце выжечь огнем».
- Оптимистично. – Усмехнулся Пчелкин из-за плеча Введенского.
Занятая им позиция позволяла наблюдать не менее интересную картину. Из одного из домов два араба среднего возраста вытащили какого-то старика и потащили его в сторону стоящей у дома машины. Следом за ними, спотыкаясь и безостановочно бормоча сквозь слезы молитву, бежала пожилая женщина. В какой-то момент один из арабов зло развернулся и сильным взмахом руки оттолкнул женщину к стене дома так, что штукатурка осыпалась с нее, словно отцветший одуванчик при легком дуновении.
- Не дергайся, – цепко схватив Пчелкина за запястье, Введенский остановил его, едва тот просто подался в сторону запихиваемого в машину старика и медленно сползающей на асфальт женщины, – ему ты уже ничем не поможешь. Вообще веди себя максимально незаметно. Понимаю твой праведный гнев, – пересекшись взглядом в Витей, добавил Введенский, – и не будь этих красавцев, – кивнул в сторону продолживших веселье молодчиков, – мы бы быстро с упырями разобрались по-тихому. Но сейчас нам с тобой лишний шум не нужен. И вообще, лучше поспешить, скоро стемнеет.