— Ты их на поминках наслушался. Мало, что ли?
— Так то ужастики были! Вик, а Вик… Ты и грелку обещала…
— Обещала и забыла. Гущин, ты и сам себе хорошо сказки рассказываешь.
— Ну ладно, — предупреждающе сказал он. — Вот я завтра расскажу тебе сказку.
Глава 5
Я весь вечер и полночи ждала, пока Гущин насидится в Интернете и пойдет спать. Он, наверное, чашек двадцать кофе выпил, при этом все время что-то жевал. Потом убрался на кухне, пошел в душ. Я вдруг тоже захотела попить чаю и пошла на кухню. В груди защемило. Чистота, как при Маше… Так и кажется, что она сейчас выйдет, чтобы поболтать со мной, обсудить новый рецепт или вспомнить о свой неудавшейся семейной жизни.
На столе я увидела толстую тетрадь и карандаш. Открыла. Какой же ужасный у Гущина почерк! Ни одного слова не разобрать, словно китайская грамота или санскрит. Половина слова то по-русски, то неизвестно как написана. Я перевернула тетрадь и стала рисовать. Конечно же, я думала о Высоковском-младшем. Если он бабник, то какой у него взгляд? Я изобразила, как он стоял в комнатушке. Если он убийца, то каким он должен быть? Добавила ему пистолет и сделала более жесткий взгляд. Где я видела этот взгляд? Видела ведь где-то… Точно, фото на стенде в офисе, и еще когда он дрался в гараже. Так, а если он голубой, то как он выглядит? Я попыталась изобразить его более жеманным. Получился полный бред, и я все перечеркнула.
— Ненавижу!
— Ты что не спишь? — Гущин стоял в трусах, сонный. — Время полтретьего ночи.
Это что, я вместо того, чтобы просмотреть документы, сидела и фигней страдала? Гущин пошаркал в туалет, а я захлопнула тетрадь и пошла в свою комнату. Как только легла, несмотря на злость на свою дурь, сразу же уснула. Снилась погоня. Стреляли в меня с разных ракурсов, но не попадали, и я всюду видела Мишины руки с пистолетом, направленные на меня. Я забежала в какой-то дом, и он пошел ко мне навстречу со зловещим взглядом, усмехаясь. Мне было страшно, страхменя буквально пронизывал. Я не могла пошевелиться. А Миша вдруг поцеловал меня. У меня защемило в боку, и от боли стало трудно дышать. Я проснулась и повернулась, затаив дыхание. Опять покраснела, и меня бросило в жар. Чуть погодя боль в сердце отпустила, и я смогла спокойно дышать. Вот нахал, даже во сне меня не оставит в покое. Довел меня до сердечного приступа… Я хотела посмотреть на мобильник, чтобы узнать, сколько времени, но вспомнила, что забыла сумку на поминках, и пошла в коридор, там висели часы. В коридоре я посмотрела на новую дверь и на полочке для обуви заметила Машину большую черную сумку, которую теперь носила я. Гущин… Какой же он умница! У меня на сердце стало теплее. Возможно, он перестанет паясничать и поумнеет, и тогда я за него замуж выйду. Пусть он не принц, но внимательный и заботливый.
Я достала мобильник — пять утра. Завела будильник на полвосьмого и легла спать. Больше мне ничего не снилось. Даже показалось, что как только я дотронулась головой до подушки и закрыла глаза, сразу зазвонил будильник на телефоне. Глаза не хотели открываться, а тело мое весило, наверное, целую тонну. Я еле заставила себя подняться и пойти в душ.
На кухне уже что-то шипело, и я было подумала, что это Машка, как вспомнила, что у меня теперь вместо Машки новый сожитель — Гущин.
После душа мне стало легче. Надо опять лезть в Машин гардероб за одеждой. Моя простенькая одежонка совсем не пойдет в солидный офис.
Я вошла в кухню. Гущин раскладывал по тарелкам яичницу с поджаренной сосиской.
— Что так рано встала? — спросил он. — Я думал, ты проспишь до обеда.
— На работу надо идти.
Я посмотрела на тарелку. Так простенько. Не сравнится с тем, что мне готовил Павел. Есть не хотелось, но отказываться было некрасиво, он же старался. Поселился у меня по моей просьбе, да еще домработника заменяет.
— Зачем? Ты же на больничном.
— Да. Но мне надо искать новую работу.
— Понятно. — Гущин сел напротив меня. — И кем устроилась?
— Еще пока устраиваюсь. Секретаршей начальника.
— А сможешь? Ты же кофе варить не умеешь. И характер у тебя, мягко говоря… кхе… взрывной, — подобрал он наконец нужное слово. — Не жалко тебе начальника? Ты же его и побить можешь.
— Сама не рада туда идти, но надо. Уже договорились.
— Да… — подумал он и вдруг будто что-то вспомнил: — Вик, а зачем ты Высоковского пригласила сюда? Назначила ему свидание, а сама спать пошла. Или ты тогда с ним договорилась, чтобы он приезжал сюда изображать тайного воздыхателя? Я, конечно, ценю твои силы на покорение моего беспечного сердца, но до часу ночи заставлять его мерзнуть под окнами… Вик, ты бессердечная!
Я подавилась. У меня в голове сразу промчалась масса вопросов. Миша приезжал сюда? Опять стоял под окнами? Но почему? Что ему надо? Мог бы подняться и спросить у меня. В груди опять все сжалось. Но не на меня же он приезжал посмотреть! Не похож он на робкого. Гущина испугался? Нет, бред. Ему, скорее всего, нужны бумаги или информация от меня. Что же делать? Как прекратить все это?
— Хозяйка ты никакая, — продолжал Сергей. — А как женщина вообще бессердечная и совсем не приспособленная к семейной жизни. Жениться я на тебе могу, но поставлю ряд условий.
Гущин не сводил с меня озорных серых глаз. Я опять подавилась и выпила целый стакан воды, чтобы перестать кашлять.
— Не пугайся, я в отличие от тебя очень мягкий человек, и у меня отзывчивое, доброе сердце, — продолжал он.
— Гущин, ты меня сума сведешь!
— Именно этим я и занимаюсь. Так что делал под нашими окнами этот хмырь?
— Только ревность ко мне не изображай. — Я встала и налила себе кофе. Яичницу Сережину я так и не доела, да и боялась ее уже есть, совсем она мне в рот не шла. — И я не знаю, что он здесь делал. Увижу — спрошу.
Блин, похоже, я опять краснею. Щеки мои запылали.
— Ты с ним сегодня встречаешься? — Гущин хитро поднял одну бровь.
— Да нет же! Я вообще говорю. Если увижу его, узнаю, что он здесь забыл.
— Ну-ну. Так ты согласна на ряд условий?
— Каких? — не поняла я.
— Очень полезных для тебя. Я сегодня для тебя их в письменной форме приготовлю.
— Гущин, ты совсем оборзел! — Я встала из-за стола. — Мне пора. Вечером буду.
Я пошла в комнату Маши выбирать себе наряд.
— А спасибо? Вик, ты еще и невоспитанная. — Гущин стоял в дверях.
— Спасибо, — буркнула я, рассматривая кремовую шелковую блузку.
— К ней вот эти брюки бери. — Он показал на черные брюки из ткани под кожу. — И вот этот ремень.
Таким образом мы с Сергеем создали мне приличный вид секретарши. Я полчаса наводила макияж, потом сказала Сергею, чтобы он проверил холодильник и сходил в магазин за продуктами. Вечером решили готовить ужин. Гущин с усмешкой произнес:
— А ты справишься?
Я подумала, что мне стоит купить полуфабрикатов, чтобы Гущин не остался голодным, так как вкусно что-то приготовить я сама вряд ли смогу.
На такси я приехала в полицию, и снова на проходной повторилась старая песня: куда, зачем, кто такая и еще куча вопросов. Как они мне надоели! Записали бы мои предыдущие ответы. Я раз пять сказала, что на вчера у меня был пропуск от Андрея Петровича, но я не смогла к нему приехать по очень уважительной причине, которая называется похороны, и пришла как только смогла, но они снова и снова допрашивали о причине визита. Конечно, я им не рассказала про регистратор, но про майора Петрова упомянула. Меня провели к следователю Паржину — так было написано на его двери. Паржин был довольно приличный мужчина. Темные короткие волосы, аккуратный, на вид серьезный и непробиваемый. Этакий скорпион, говоря языком гороскопа. Именно скорпиона я вспомнила, когда увидела его.
— Виктория Рязанцева, уроженка Воронежской области, село Листопадное. Мать воспитательница, отец военный летчик в отставке. На пенсии, — добавила я. — А вы Паржина вэ?
— Анатолий Викторович. Что вас привело к нам? — Анатолий Викторович сел на стул, словно опять собирался меня допрашивать.
— Я устала спрашивать: где майор Петров, что меня допрашивал в четверг? Как идет следствие аварии, что произошла на дороге? Я не знаю, где, но в которой разбилась моя подруга.
У Паржина было каменное лицо, от чего он становился все более неприятным:
— Никаких сведений об аварии к нам не поступало. И майора Петрова у нас нет и не было. И если вы не прекратите ходить сюда и доставать нас своими глупостями, то мы вас посадим на пятнадцать суток за озорство над исполнительными органами. Я понятно вам объяснил?
— Но…
Я встала и почувствовала, как меня затошнило. Я словно оказалась в какой-то яме. А я еще хотела Андрею Владимировичу все выложить! Я только сейчас поняла, что я одна со своей проблемой… Кроме Кристи мне некому это все рассказать. Да и она не знала, что мне угрожали, что в меня уже два раза стреляли.
— Я понятно вам объяснил? — еще сильнее надавил Паржин.
Я молча вышла, совсем не помня, как оказалась на проходной. И тут вдруг я решила спросить у полицейского:
— А начальник следственного отдела работает сегодня?
— Он со вчерашнего дня на больничном.
Все понятно. Он не вышел на работу. Даже если бы я вчера сюда приехала, то ничего бы не изменилось. Совпадение ли это? На этот вопрос я не в силах была себе ответить.
Я села в такси и с грустными мыслями поехала в Москву устраиваться на работу. Мои размышления прервал звонок телефона. Я машинально сняла трубку, даже не посмотрев на экран:
— Да.
— Доброе утро. — Голос был бодрый и веселый, но я не могла понять, кто это. — Виктория, я друг покойного Павла. Я слышал, у тебя проблемка. И у меня тоже. Точно знаю, что Пахан забыл у тебя барсетку. Она мне ой как нужна. А вот тебе нужно, чтобы тебя не убили. Знаю, что за тобой ведется охота. Даже знаю, кто ведет. Давай так: ты поможешь мне, а я помогу тебе.
— И как ты мне поможешь? Позвонишь в полицию?
Ну не верила я ему! Мужчина засмеялся, и я вспомнила этот смех. Это тот полный парень с обаятельным ухоженным лицом. Он был на поминках и сидел рядом с руководством. Возможно, он и был финансовым директором.
— Я отдам деньги за бриллианты, за которые Пашка еще не расплатился.
— С чего ты взял, что он за них не расплатился?
— Он внес треть стоимости и должен был отдавать по частям. Ты не знаешь, но этот набор стоит хорошего состояния. А такой суммы наличкой у него не было. Он же собирался за границей жить, там домик приобрел, организацию стал открывать, паспорта поменял. Все это стоит немалых денег. Тут его убили. Деньги за бриллианты не отданы. Они знают, что бриллианты у тебя.
— Значит, я им нужна живая, — позитивно решила я. — Без меня они не найдут их.
— Ну и что они с тобой сделают, как ты думаешь?
— Попытаются поймать и пытать будут. В барсетке кроме банковских и скидочных карточек ничего больше нет. А зачем они тебе?
Меня злило, когда охотились за чужими деньгами. Уж лучше я отдам эту барсетку законному наследнику, то есть Высоковскому, но уж никак не их финансовому директору, будь он хоть трижды друг покойного Павла!
— Там есть бумажка. Это шифр, очень нужный для нашей фирмы. Без него мы не можем работать, так как не можем открыть сейф.
Ах вот оно что! А я думала, это пароли…
— Ну так что? — спросил финдир.
— Я подумаю. Ведь есть и законный наследник этой барсетки.
— Мишка? Да он не мыслит в этих делах ничего! Да и потом, ты хочешь помочь человеку, который отделался от родного брата.
— А ты хочешь его обокрасть! — не выдержала я. — Мне надо подумать.
— Отлично! — радостно сказал финдир. — Для умных мыслей я тебе раскрою еще одну тайну. За тобой следит киллер, но кто его нанял, я не знаю. Но в моих силах узнать. Я так думаю, это киллер-любитель, а то бы давно уже тебя грохнул. Так что думай быстрее, пока этот любитель в тебя не попал.
— Постой! — крикнула я. — А может, ты его нанял?
— Я? Да зачем? — Он рассмеялся. — Подумай сама, зачем мне тебя убивать, когда я не знаю, куда ты дела барсетку. Мы всю квартиру перерыли — ни документов, ни барсетки. Да и документы — бог с ними. А прежде всего нам нужен шифр.
— Так это вы устроили у меня такой бардак?!
Я чуть не задохнулась от возмущения. Я, понимаешь, мстила Высоковскому, а в моей квартире рылся этот смешарик!
— Не такой уж и бардак. За взломанную дверь я тебе возмещу ущерб. Ну, в коридоре разбили статуэтку…
— А первый раз кто влезал в мою квартиру?
— Не знаю. Но думаю, либо тот, кто ищет бриллианты, либо тот, кто убил Павла. Могу узнать. Если отдашь шифр.
Меня беспокоил еще один вопрос, и я его задала:
— Михаил Высоковский мог бы быть киллером или нанять его?
Финансовый опять рассмеялся:
— Беспокоишься? Отвечу, как отдашь шифр.
— Я подумаю, — ответила я и отключила телефон.
Теперь мне стало понятно, что за мной наблюдало три человека. Один искал бриллианты, другой, финансовый, — документы и шифр, а третий просто хотел убить меня. Но зачем? Получается, тот, кто в тени, хотел убить и Машу. Это мог быть и Михаил. Но Михаилу тоже нужны документы. Возможно, поэтому он наблюдал за мной и спасал меня. Ведь ему, как и им, необходимо знать, куда ушли деньги и кто за этим всем стоял. Может, мне стоит все отдать Михаилу и рассказать обо всем? Но вдруг он и есть убийца брата, и я ему просто помогу доделать начатое? Он получит информацию и нас с Машей убьет, а сам будет в шоколаде. Нет, сначала надо точно понять, кто убийца. Но и отдавать все финансовому нельзя. Если Высоковский жертва, то будет несправедливо помочь финансовому его обокрасть или вести за его спиной темные дела. Не верю я, что Михаил ничего не смыслит в стройке. У него же талант в руководстве плюс образование. Темнит этот финансовый.
В офисе я была в двенадцать часов дня. Современное высотное здание на окраине Москвы, пропускная система. Меня впустили по паспорту и только после звонка в отдел кадров. В здании я себя почувствовала Тесеем, попавшим в лабиринт. Там сотрудники либо спешили и толкались, либо вообще в коридорах никого не было. Кое-как я нашла заветную табличку «Отдел кадров» и с отстукивающим степ сердцем вошла в кабинет. В кабинете сидели две девушки. Одной на вид было лет двадцать пять, другая выглядела студенткой-первокурсницей. Та, что студентка, раскладывала папки, а вторая обратилась ко мне:
— Виктория, присаживайтесь. — Она замялась. — Хочу вам сказать, что вы опоздали на собеседование. Поэтому, возможно, и пройдете, но на конкурсной основе.
Я ничего не могла понять:
— Постойте, как опоздала?
— Вы должны были приехать к девяти часам утра. У вас на это время было назначено собеседование.
— Мне об этом ничего не говорили, — сказала я и с облегчением вздохнула. Ужасно не хотелось здесь находиться. Пока я ехала в машине, мне пришла мысль на некоторое время вернуться в деревню и там переждать, пока здесь все уладится и забудут про эти шифры и бриллианты.
— Сожалею. — Девушка набрала чей-то номер. — Владимир Львович, пришла новая секретарша Виктория от Вяземцева. Да. — Она повесила трубку и обратилась ко мне: — Пройдемте со мной, я вас познакомлю с начальником. Если вы ему понравитесь, то будем оформлять договор.
— А профессиональные навыки разве не понадобятся? — удивилась я. Мне здесь уже совсем не нравилось.
— Если все будет хорошо, Алина вас обучит, — ответила она, и мы вошли в лифт. — Сюда попадают либо по рекомендации преподавателей, либо по хорошему блату. Чужих у нас нет.
Все понятно. Те, что грамотные, тянут безграмотных друзей и родню. Так и я со своим ГПТУ — обучусь на месте у образованной и талантливой Алины, которая, возможно, не одно высшее имеет.
Мы вошли в кабинет заместителя директора. У меня сразу колоколом в голове прогремело: это же отец Миши и Павла! Неужели ему нужна секретарша?
В кабинете стоял стол секретарши, кулер, холодильник, машина для кофе, много шкафов и небольшое окно с розовыми жалюзи. Я даже насчитала три цветка. Кабинет тесный, но вполне жилой, правда, освещение не очень хорошее. В кресле секретаря сидел тот черненький мужичок, на которого ни Михаил, ни Павел не были похожи ни капли. Рядом стояла девушка с огромными голубыми глазами, очень высокая и стройная. На вид ей было лет восемнадцать. Блондинка с голубыми глазами — и я, деревня с образованием ГПТУ, полученным в Борисоглебске. Сейчас благодаря Машиному гардеробу я выглядела вполне прилично, но она куда круче. Я без слов этого заместителя, что являлся отцом Высоковских, поняла, что он моим видом разочарован. Меня это несколько обидело. Так откровенно скорчить гримасу, как будто вместо фуа-гра ему помои предложили. Посмотрел бы на себя для начала! Сам-то старый хрыч с чучмекскими чертами. Надеть на него фуфайку — и от узбека не отличишь!