— Иванников?
— Без вести пропал. Его родителям под Омск так отписали. Я с ними говорил по телефону, дескать, я из Библиотеки Ленина, а Анатолий Захарович много книг взял, пользуясь служебным положением, да и не сдал. Они сказали: все вопросы — на Лубянку. Его не признают ни мертвым, ни живым. И за кордоном вроде он пока не объявлялся.
— Когда пропал?
— В конце октября — начале ноября.
— Так, а Чудных?
— Он тоже отовсюду вычеркнут.
— Погиб?
— Нет, жив-здоров.
— А где живет?
— На площади Дзержинского. Во внутренней тюрьме Лубянки.
— Здорово!
— Как есть, так есть. Остался только генерал Шабашин.
— А он-то как?
— С ним все нормально, вы не беспокойтесь. Но, сами понимаете, начальник Центрального координационного совета Министерства безопасности, первый зам Сомова. Домашний адрес, телефон… Надеюсь, это ясно?
— Это — да. Понятно.
— Что дальше, Александр Борисович?
— А дальше, к сожалению, — стоп. Что ж, будем думать.
— Думайте.
Да. Все концы внезапно обрывались.
Оставалось только два варианта: выйти на старого знакомого, друга можно сказать, полковника Пономарева Валерия Сергеевича, сейчас уже, наверно, генерал-майора, и через него попытаться выяснить судьбу раскиданных какой-то дьявольской волной «смежников», имевших касательство…
Второй вариант: попробовать разработать Навроде. Но как? Что его спросить? Непонятно!
Нет-нет! Сначала Пономарев. Пономарева можно попросить помочь. Он поймет и поможет. Если сможет. В отличие от Навроде он знает, что нужно спросить Пономарева: перечислить фамилии и сказать: «Валерий Сергеевич, что случилось с этими людьми на самом деле? Мне лично это очень важно знать».
— Саша!
— Костя?!
Далекий голос Меркулова в телефонной трубке был слаб, еле различим.
— Ты разгадал мою загадку-то?
— Да, разгадал.
— А ну, скажи отгадку, проверю: верно ли?
— Алкаш другим добра не пожелает.
— Да. Верно. Я это и имел в виду. Пить надо меньше. Надо меньше пить. Как у тебя настроение? Холодно в Москве?
— Нет, грязь, слякотно.
— Знаешь, чего я тебе посоветую:*ты ведь еще в отпуске?
— В отпуске.
— Брось все к чертовой матери и уезжай ты из Москвы. Знаешь, как у Бродского:
Это был шифр. На языке, понятном только им двоим, эта цитата означала: «Дело крайне худо, надо немедленно уйти в тень. Опасность очевидная и неминуемая».
— Да я ж недавно у моря был, Костя. Там тоже не сладко.
— Ну, смотри. А то, может, сюда? Прилетай в Ташкент, я тебя выловлю здесь. В горы сгоняем.
— Это неплохо бы. Только вот с ерундой одной здесь разщу, переглажу, перекрашу, а тут глядишь: жизнь-то и кончилась.
Это было уже прямое и не допускающее разночтений предупреждение.
— Я смерти не боюсь.
— Бывают вещи хуже смерти: рутина, отупение. Давай в Ташкент, пошли все к черту…
— Я постараюсь.
— Жду!
И Меркулов повесил трубку.
Как это так у него получается, подумал Турецкий, что он там, в Узбекистане, лучше разбирается в моих делах, чем я сам?
И сам же ответил себе: много думает.
15
Иванников — Невельскому
РАПОРТ
(передан по линии закрытой радиофаксимильной связи)
В соответствии с Вашим приказом от 11.10.92; 02.12, докладываю Вам дальнейший план наших действий.
Стратегическая задача, стоящая перед нами, состоит в разделении объектов, а именно М.А. и А.А.Грамовых с А. Б. Турецким, возможно, посредством прямой санации последнего во избежание утечки информации, а также с целью гарантированного прекращения дела о самоубийстве О. А. и Н. Ю. Грамовых.
В этом плане мы будем исходить из обстоятельств, представляемых нам действительностью. Как я уже докладывал Вам вчера, нашими объектами был посещен ресторан «Бармалей». При этом посещении, как сообщил нам обслуживавший их официант, наш штатный сотрудник прапорщик Кахно Ю. В., А. А. Грамовой и собакой А. Б. Турецкого по кличке Рагдай было употреблено в пищу большое количество пирожных (более 10 штук), закупаемых администрацией «Бармалея» у кооператива «Абзац». По информации, предоставленной нам официантом прапорщиком Ках-но Ю. В., употребление этих кооперативных пирожных детьми неизменно вызывает у последних на следующий день тяжелое, но кратковременное заболевание. Таким образом, основываясь на информации, полученной от официанта, госпитализация А. А. Грамовой через несколько часов — дело неизбежное.
Очевидно, что А. Б. Турецкий будет сопровождать свою пассию с внезапно заболевшим ребенком в больницу.
Зная заранее об этом неминуемом событии, мы предпримем ряд мер с целью организации доставки девочки в нужную нам клинику и, далее, для подготовки там распределенной засады с целью санации А. Б. Турецкого, что чрезвычайно удобно произвести именно на территории лечебного учреждения, действуя, например, по классической, отработанной с пятидесятых годов схеме:
а) индуцирование сильного волнения объекта, легкий обморок;
б) оказание объекту неотложной медицинской помощи;
в) потеря объектом сознания;
г) интенсивная терапия, реанимация объекта;
д) смерть объекта от сердечной недостаточности.
(Обращаю Ваше внимание, что работа по данной схеме
возможна как с использованием психотрона, так и без него, обычными химическими и психохимическими средствами.)
Далее, избавившись от А. Б. Турецкого вышеуказанным способом, мы имеем все шансы сегодня же вечером довести ослабленные пережитым объекты до логического конца, используя исключительно «Витамин С».
Я крепко надеюсь, Альберт Петрович, что сегодня к 24.00 мы успешно закончим третий этап доверенной нам операции.
11 октября 1992
СРОЧНО!
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ГРИФ «СЕРИЯ К»
11 ОКТЯБРЯ 1 9 90–05.15- ОНПО ИВАННИКОВУ ТЧК ДЕЙСТВИЯ ПО ПЛАНУ ОДОБРЯЮ ЗПТ САНКЦИОНИРУЮ ПРИВЛЕЧЕНИЕ НУЖНЫХ МЕДСЛУЖАЩИХ БОЛЬНИЦЫ НУЖНОМ КОЛИЧЕСТВЕ ТЧК ПОДПИСЬ ТИРЕ НЕВЕЛЬСКИЙ
Уже на следующий день, 12 октября, сев писать очередной рапорт, Иванников впервые за весь период своей | службы в МБ вдруг испытал чувство буйного, панического | страха.
Чего на него вдруг нашло, он и сам не мог себе объяснить. Вдруг стало страшно— и все тут! Пожалуй, это-то и было самым неприятным — безадресность, беспредметность охватившей его вдруг боязни.
«Разложить по полочкам, разобраться, — решил Анатолий Захарович, берясь за перо. — Всем сестрам раздать по серьгам. И станет не так страшно… Наверно».
«В связи с Вашим устным распоряжением докладываю Вам письменно и максимально подробно о происшедших вчера, 11 октября, инцидентах, в частности на территории Первой Градской больницы.
Вначале действия развивались точно в соответствии с разработанным и согласованным с Вами планом: в 09.17 объекты прибыли в инфекционное отделение Первой Градской на машине «скорой помощи».
К этому времени нами уже были организованы и распределены привлеченные силы в составе пяти человек (санитар мл. сержант С. А. Агафонов, мед. брат сержант О. Е. Венедиктов, грузчик пищеблока прапорщик И. А. Геворкян, врач-педиатр мл. лейтенант М. Р. Птушкин и хирург-ортопед лейтенант Л. И. Румянцев).
Однако немедленное приведение плана в исполнение было затруднено сложной обстановкой как в приемном покое, так и у блока интенсивной терапии в силу массовости поступления больных.
С 11.53 до 12.11 А. Б. Турецкий имел беседу с дежурным врачом блока интенсивной терапии (И.А.Сокольским, не являющимся нашим сотрудником), после чего совершенно неожиданно и необоснованно с точки зрения обстоятельств, имевших место, А. Б. Турецкий покинул территорию лечебного учреждения.
Применить к А. Б. Турецкому стандартную планируемую методику при выходе его с территории больницы не удалось из-за халатности мл. сержанта С. А. Агафонова и сержанта О. Е. Бенедиктова, которые, вопреки доведенной до их сведения инструкции, увлеклись (с их слов) поимкой двух больных, распивавших на территории больницы алкогольный напиток («разведенку», — со слов мл. сержанта С. А. Агафонова), и, мало того что упустили А. Б. Турецкого, так еще и были «сильно-насильно напоены» (со слов сержанта О. Е. Бенедиктова) вышеуказанным напитком и вышеуказанными, но нами так и не установленными больными, которые, «сильно-насильно» напоив сержантов, скрылись вслед за тем совершенно бесследно, убыв «в сторону гинекологических корпусов» (со слов мл. сержанта С. А. Агафонова).
Определить дальнейшее местонахождение А. Б. Турецкого мы смогли только через тридцать минут, а именно в 12.43, после того как он воспользовался своим автомобилем, на который нами предусмотрительно, еще ночью, был установлен радиомаячок. А. Б. Турецкий начал быстро передвигаться по направлению к Истряковскому кладбищу.
Группа, высланная за А. Б. Турецким в составе прапорщика В. Я. Карнаухова с приданными и подчиняющимися ему в рамках данной операции прапорщиком И. А. Геворкяном и мл. лейтенантом М. Р. Птушкиным, прибыла с заметным опозданием на Истряковское кладбище, обнаружила возле его входа пустой автомобиль А. Б. Турецкого и, резонно предположив, что сам А. Б. Турецкий находится еще на кладбище, решила организовать его поиск.
Он был начат группой от места коллективного захоронения Грамовых — наиболее вероятного местонахождения
А. Б. Турецкого на Истряковском кладбище, в силу проявляемого им в последние сутки повышенного интереса к покойным.
Однако возле могил Грамовых искомого А. Б. Турецкого не оказалось. Увидев работавших неподалеку четырех могильщиков, прапорщик В. Я. Карнаухов предпринял попытку выяснить у них, «куда подевался мужчина лет тридцати трех с рыжей собакой породы колли, только что бывший тут». Эта попытка, довольно естественная с точки зрения логики поиска, обернулась внезапно роковой
: ошибкой руководителя группы прапорщика В. Я. Карнаухова. А именно, так как внешность В. Я. Карнаухова весьма близка к русской народной, могильщики заподозрили в на-V ших сотрудниках своих конкурентов, ищущих клиента, только что тут побывавшего, с целью предложить ему свои Шуслугп по обустройству свежих могил (установление ограды, памятника и т. д.). Остро воспринимая вмешательство незнакомой компании в сферу их интересов, могильщики, окружив группу наших сотрудников, предложили им «побывать в Тбилиси», со слов прапорщика И.А.Геворкяна, что означало, как выяснилось из дальнейшего, «зарубить вас, засранцев, лопатами».
Только недюжинная изворотливость прапорщика В.Я.Карнаухова в совокупности со знанием фольклора и основных обычаев позволили избежать всей группе серьезного осложнения ситуации, чреватой получением и нанесением тяжелых травм. Однако эта дипломатическая развязка конфликтной обстановки привела к необходимости — в качестве мирного жеста — чисто символического употребления напитка, известного у народа под названием «Сахра». Употребление этого напитка привело буквально за десять минут (к 15.24 — со слов врача-педиатра мл. лейтенанта М. Р. Птушкина) к настолько сильному изменению мировосприятия и мироощущения оперативной группой, что продолжать разговор о чем бы то ни было, кроме как «о жизни», не представлялось возможным вплоть до неопределенного точно времени, т. е. до 05.00–07.00 (приблизительно, со слов врача-педиатра мл. лейтенанта М. Р. Птушкина) уже сегодняшнего дня, 12 октября.
А. Б. Турецкий же, как выяснилось впоследствии, покинул кладбище минут за десять до приезда группы В. Я. Карнаухова и, видимо, с помощью такси, так как в 15.15 он уже был в приемном покое Первой Градской больницы. (Подчеркну, что. свой автомобиль, снабженный нашим радиомаяком, он оставил у кладбищенских ворот.) При этом его внешний вид и манера поведения не оставляли ни малейшего сомнения в том, что и ему удалось отведать так называемой «Сахры» на Истряковском кладбище.
В силу всего вышеизложенного дальнейшее поведение А. Б. Турецкого в Первой Градской, а точнее, не поведение, а концерт, продолжавшийся, надо сказать, всего шесть-семь минут, нельзя квалифицировать иначе, как светопреставление.
Судя по его словам, он явился сюда лишь затем, чтобы оставить собаку на попечение М. А. Грамовой.
Необходимо подчеркнуть, что А. Б. Турецкий был столь сильно пьян, что, будучи уколотым на выходе из Первой Градской зонтом с насадкой (исполнил хирург-ортопед лейтенант Л. И. Румянцев), А. Б. Турецкий, вместо того чтобы упасть в обморок от острой коронарной недостаточности, только глухо охнул, почувствовав укол. После этого одиночного охания он долго и нагло смотрел по сторонам, мало что соображая и только раскачиваясь. Затем он расхохотался прямо в лицо врачу (хирургу-ортопеду лейтенанту Л. И. Румянцеву), грубо вырвал у него из рук спецзонт, осмотрел наконечник и, саркастически свистнув, уколол им самого Л. И. Румянцева, причем как бы с сожалением вздохнув и назвав «обидчиком». (Даже оставшегося в ампуле после первого укола препарата хватило, чтобы Л. И. Румянцев немедленно потерял сознание со всеми признаками острой сердечной недостаточности — холодный пот, синие губы, ногти, аномальное заострение носа; спасти его удалось не без труда, благо что все случилось практически на территории больницы.)
Покинув Первую Градскую, А. Б. Турецкий, как нами было выяснено уже сегодня, улетел рейсом 17.05 в г. Киев, где находился до сегодняшнего утра, вернувшись назад в Москву первым же утренним рейсом.
Нами достоверно установлено, что большую часть ночи с 11 на 12 октября А. Б. Турецкий провел в аэропорту Борисполь, расхаживая по залу ожидания, будучи притом совершенно трезвым (как показали опознавшие его по переданной нами в Киев по факсу фотографии наши украинские коллеги).
Где конкретно находился в Киеве А. Б. Турецкий вчера вечером, что посещал, с кем имел встречи, нам в настоящее время неизвестно.
Я хочу обратить Ваше внимание на целый ряд странных обстоятельств, если не сказать неудач, которые могут подвести нас по крайней мере к двум принципиальным выводам:
1. Так называемые «побочные», «паразитные» эффекты влияния «Витамина С» проявили себя необычайно сильно в работе на третьем этапе. Сильно настолько, что явно смешали нам карты.
2. Некоторая «монотонность», повторяемость наших вчерашних неудач наводит меня на мысль о возможной утечке информации. Понимаю, конечно, что утечка просто невероятна, но и вчерашнюю цепь неудач едва ли иначе, кроме как невероятной, не назовешь.
В связи с этим я предложил бы взять некоторый таймаут, ну на неделю хотя бы, на десять дней максимум!
Мы, к сожалению, где-то упустили инициативу, напор, удачу, если хотите. Считаю необходимым притормозить и разобраться».
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ГРИФ «СЕРИЯ К»
12 ОКТЯБРЯ 1992- 18.3 0- ОНПО ИВАННИКОВУ ТЧК СОГЛАСЕН С ВАШИМИ СООБРАЖЕНИЯМИ ТЧК СТАВЛЮ В ИЗВЕСТНОСТЬ ЗПТ ЧТО ТРЕТИЙ ЭТАП РАЗРАБОТКИ НАЧИНАЕТСЯ ПРИКАЗОМ СВЫШЕ С ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ И ДОЛЖЕН БЫТЬ ЗАВЕРШЕН НЕ ПОЗЖЕ ПЯТОГО НОЯБРЯ ПО НЕЗАВИСЯЩИМ ОТ НАС СООБРАЖЕНИЯМ ТЧК ДОКЛАДЫВАЙТЕ СРОЧНО ВСЕ ЗПТ ЧТО МОЖЕТ ЗАДЕРЖАТЬ ЗПТ ВЫЗЫВАЕТ СОМНЕНИЯ ТЧК ПОДПИСЬ ТИРЕ НЕВЕЛЬСКИЙ
Миновали пять дней, почти неделя, а страх, засевший в душе Иванникова, не уходил. Напротив, он будто обжился там, в душе, обосновался, обустроился всерьез и надолго. Страх не давал ему даже спать; сон стал коротким и каким-то зыбким, поверхностным.
Сев слагать очередной опус-отчет, Анатолий Захарович вдруг почувствовал, что он не в состоянии писать обычной шариковой ручкой, которой пользовался последние месяцы.
Подумав, Иванников взял другую ручку, старую, перьевую, с надписью «Союз» на колпачке. Этой ручкой много лет назад он писал сочинения на выпускных экзаменах в школе и вступительных в МГУ. Она была удачлива, и он всегда носил ее с собой. Иванников чувствовал, что только этой ручкой он еще может работать.