Семнадцать, верно. Линкованье? Сшивает. Опрос? Опрос по передаче управления. Годится. Адаптеры? Нормально. Контроллеры? Прилично. Обратных связей цепи. Отрицалка, отрицалка… Плюс! А так тебе? А, минус! То-то же! Серверы проводок? На месте. Трасса? Теряет на седьмом. На пятом. На шестом. Достаточно. Контроль температуры. Пальчиком. А, испугалась! Хорошо. Шестой сбоил здесь. Ерохин сделал? Сделал. Экран единый? Да. Порог отсечки? Сорок с лишним вольт. Ну, этого не будет. Матрицы. Риск. Пропуск. Ложная тревога. Штрафная. Фишера. Есть, есть. И эта тоже есть. А степень насыщения? Сто сорок вольт? Сто двадцать. Примем за основу. Градации по серому? Нормально. Корректировка? Есть. Идентифицирует. Селекторы. Ползут, ползут, ползут. Бланк-сброса? Сброс? Ну, сбросил. Дистанционный демпфер? Тормозит. Разводка по узлам? В наличии. Уровень приводки? Сто десять милливольт. Соответствует. Размах? С удара— сорок пять. Пусть будет сорок шесть… Годится. Протяжка раз. Со скрипом. Снять автомат. Потише. Так. Вручную. Легкий скрип. Что это?! Почему? Сброс, сброс! А, понял я тебя. Не хочешь? А теперь? Конечно, без проблем. Протяжка раз. Пошла протяжка раз… Так, спад. Нет, спад не надо! Сразу два протяжка. Протяжка два. Пошла. Пошла протяжка два. Идет протяжка два. Пятьсот на острие… На острие пятьсот… Протяжка три. Идет протяжка три… Семьсот на острие. Семьсот. Ну, ну же… Блок. Еще чуть-чуть. Захватывает. Есть захват! Мираж пошел. Да, безусловно. Четвертую? Нет, больше без протяжки. Перезагрузка, блок. По фазам захватила. В синхрон. Биения. Погасли. Встала! Выход на режим. Ну пошел же, ради Бога… Воздух, небо, и песок… Седьмая встала. Шестая рухнула. Отлично. Четвертый на зеленом поле. На острие три тысячи. И все. Режим. Штатный режим.
Глаза! Какие у нее глаза, подумал Грамов, вглядываясь в лицо дочери. Глаза обезумевшие…
Марина уже была в знакомом, ужасном расслоении сознания, когда как будто бы ты наблюдаешь себя саму со стороны и слышишь: ты живешь и что-то даже отвечаешь, если спрашивают…
Но ты же, точно ты же сама, как будто бы не там, а где-то рядом же с собою — в море, в океане боли, боли, боли…
Очередная схватка заставила ее закричать во все горло… Выкрикнуть, выдохнуть эту боль, выгнать ее из себя!!
О, Боже мой! О, Боже мой!! О, Боже мой!..
— Парень! — кто-то тронул Турецкого за плечо. — У тя че, приемник е?
— Какой приемник? — Турецкий даже не поднял головы. — Перекрестись!
— Да слышь, он грае?
Над ним столпились человек пять, прислушиваясь.
— Точно.
— Эй, паря…
— Что тебе? — Турецкий сел. — Ну, что тебе?
— Играешь ты. Послушай. Ну? Не слышишь сам-то?
— Нет.
— Да ты глухой.
Турецкий болезненно сморщился.
— Во мне всю жизнь играет, — он махнул равнодушно рукой. — Да это просто воля к жизни. Как газировка. Я уж давно ее не слышу.
— Поет! Играет! — восхищенно произнес кто-то, жадно прислушиваясь.
— Музыка!!
— Тише! — одернули его.
— Так, — сказал Бич и прислушался. — Который тут с поющим брюхом? А ну-ка шаг вперед!
Весь строй молчал, не двигаясь.
— Да все одно поймаем… С волей к жизни-то… Не спрячешься… — Бич пошел вдоль строя, внимательно прислушиваясь к каждому.
Строй, стоя неподвижно, с сомкнутыми губами, начал подпевать ту же мелодию воли к жизни, заглушая истинный источник.
— Молчать! — гаркнул Бич.
Строй продолжал напевать.
— Молчать, я сказал!! — Бич покраснел.
Строй напевал.
Бич быстро пошел вдоль строя и вдруг остановился как вкопанный точно напротив Турецкого.
— Да вот он! Взять его!
…Дорога. Длинная дорога вьется наверх, на плато, к Мясорубке.
Справа и слева народ — согнали смотреть.
Турецкого вели по дороге со связанными за спиной руками.
Тихо звучала музыка, исходящая от него.
— Давай! — приземистый коренастый мужик крестьянского вида повернулся в толпе к соседу, худому, высокому, с тонкими чертами лица: — Ну же! Пора!
— Сейчас… Не тревожь.
— Что ж ты? А говорил, фокусником был.
— Был, — согласно кивнул худой. — Пока не подох.
— Ну? Ну же?
— Ну подожди…
Бывший фокусник смотрел на Турецкого не отрываясь… Взгляд его вдруг озарился каким-то внутренним светом и силой и тут же вмиг остекленел, став острым, пронзительным.
И перед Турецким на дорогу внезапно упал с неба цветок — простая ромашка.
Бич-охранник откинул ее прочь с дороги ногой.
Напрасно: воля к жизни зазвучала значительно громче.
Ромашки, васильки, колокольчики падали и падали, а воля к жизни лилась и лилась: Турецкий прощался с людьми и с миром, пусть страшным и безысходным, но таким родным…
Цветы все падали, а Мясорубка приближалась.
Воля к жизни звучала до последнего, он уходил в Мясорубку все глубже, а воля к жизни становилась все громче.
И только в последний, самый последний момент душа его вдруг исторгла крик — крик леденящий, визгливый, истошный, по-детски пронзительный…
Он ощутил невыносимый холод и резь в глазах от ярчайшего света. Кругом громоздились приборы, крутились, вращались сразу в двух противоположных направлениях: по часовой стрелке и против… Кто-то тянул его из какого-то стеклянного гроба за ноги — вверх и заваливая на бок…
Он, ничего не соображая, все же сумел сесть.
Измученная родами Марина расслабилась и улыбнулась выстраданно…
— Глюкозу — в капельницу, — услышал он знакомый голос. — А впрочем, ладно… Обойдется пивом.
Он осторожно повернулся головой, всем телом на этот голос.
На него пристально смотрело знакомое до боли лицо Грамова.
Но вот что странно: глаза Грамова ходили ходуном, каждый глаз сам по себе, вращались в орбитах…
— Ы-ы-ы… — сказал удивленно Турецкий, указывая пальцем на глаза Грамова.
— Ага. У тебя тоже, — ответил Алексей Николаевич. — Это я под боковое излучение попал. Сейчас пройдет.
Грамов держался стойко, но руки у него заметно дрожали.
Трясущимися пальцами Грамов извлек из нагрудного кармана белоснежного халата большой бульонный кубик «Knorr» и, не отводя прыгающего, не фиксируемого взгляда от Турецкого, натренированным движением, не глядя развернул упаковку, кинул кубик в рот, стал жевать.
— Гы-ы-ы… — Лицо Турецкого расплылось, но он овладел собой, переходя на членораздельное общение — Вы… Зачем… Кубики… едите?
— Жрать жутко хочется! — объяснил Грамов.
8
— Я собрал вас здесь, чтобы, во-первых, извиниться перед вами, во-вторых, чтоб объяснить детали, если это будет нужно. Ну, одним словом, как водится, разбор полетов, — Грамов кивнул и помолчал, задумавшись.
Они сидели в малом каминном зале только втроем: Марина, Турецкий и, конечно, Грамов. Настю, как принято при серьезных разговорах, отослали купаться в аквасад с Анфисой и Рагдаем.
— Я должен извиниться перед вами в первую очередь за то, что, не имея ваших санкций, манипулировал, но лишь отчасти, вашим сознанием. Мне кажется, что вы могли бы меня извинить, зная, в сколь сложной ситуации мы все находились, и понимая, что на предварительный ввод вас в обстоятельства, в ситуацию у меня просто не было времени. Как и у вас, впрочем… Жизнь заставила нас всех, как говорится, «играть с листа». И я играл… И вы с листа играли.
— Нам все понятно. Извиняться — это лишнее. Наоборот, мы благодарны вам, — начал Турецкий.
— Нет, с этим подождите, с благодарностью. Все, что я сказал, было только во-первых. Второе, я хотел бы извиниться отдельно перед вами особо, так сказать, за то, что я влюбил вас друг в друга и, как вы понимаете, «женил». Хотя вы, Саша, были женаты на момент вашей свадьбы с Мариной, да и сейчас остаетесь женатым. У Марины же, насколько мне известно, был весьма перспективный и бурный роман… Который полгода назад завершился счастливым, насколько я понимаю, браком. Все это было хамством, конечно, с моей стороны, но если взглянуть на дело пошире…
— Считай, что мы уже взглянули, папа.
— Тогда я рад. Все «чары» сняты, дети. Вы все «исчезну-ты» и можете теперь выбрать все дальнейшее по собственному вкусу: вернуться в «мир», легализоваться, так сказать, на прежнем месте, в прежней роли… — Грамов тяжело вздохнул и пояснил: — С помощью опять же «Витамина Ю». А можете начать жизнь заново, ну не совсем, конечно, в некотором смысле. В каком? Тут вам решать. Вы заслужили право выбора. Марина, как я понимаю, выбор уже сделала, пока вы, Саша, спали… — не удержался Грамов. от легкого хамства в адрес Турецкого.
— Я вернусь в «мир», — Турецкий улыбнулся. — К своей семье, к своей работе.
— Я так и думал, что вы решите так. — Грамов кивнул. — Это без проблем… Единственно, что вы уже не сможете, так это вернуться в свой возраст — вам тридцать пять уже. Вот. Если нет у вас обид, а планы-цели есть, то я не то что рад, а просто счастлив. Ну, по шампанскому, не так ли?
— Я не против. Как, Марина? — Турецкий улыбнулся.
— Открывай и наливай.
— Я хочу выпить за вас, — поднял бокал Турецкий.
— Спасибо.
— А второй бокал я хочу выпить за…
— За себя, — подсказала Марина.
— Ну нет! А за разгадки всех загадок. Перед тем как явыпал в осадок, я раскрутил практически все.
— Согласен, — улыбнулся Грамов. — Не совсем, конечно…
— Но остаются вещи, которые я не могу понять.
— Разгадки — это самая приятная закуска, — кивнул Грамов. — Я попробую объяснить вам, что вы не поняли.
— Я не понял, во-первых, то, почему вы сразу, имитировав свою гибель, не уничтожили «Витамин С», а бросили его на произвол судьбы, отдав тем самым его в руки МБ?
— Неверно сформулировали свой вопрос. Я не бросал его. Я рассчитал иначе, но просчитался. Моя программа состояла в следующем: дождаться очередной аварии (а они у нас в «Химбиофизике» случались почти ежемесячно) и «исчезнуть», испортив, конечно, и «Витамин С»… Подходящего случая ждать долго не пришлось. Как только начался пожар, как раз в соседней лаборатории, я поставил «Витамин С» на автомат: он должен был внушить всем окружающим, как я сгораю в пламени… И он работал. В автоматическом режиме. Все видели, как я борюсь с огнем, а я тем временем переоделся, стырил обезьяну Гришу, одел скелет в свою одежду — а это тоже время, согласитесь, — бросил его в самое пекло, чтобы, значит, только костные останки…
— Это все понятно.
— Так. Что же дальше? Если б я теперь вывел из строя «Витамин С», то он, разумеется, тотчас же перестал бы внушать окружающим, как я сам «догораю»… Они бы меня увидели все — живого, слегка обожженного, правда, но в общем-то целого и уже переодетого.
— Конечно.
— Но это не входило в мои планы, как вы понимаете… Поэтому я ограничился лишь тем, что поставил его так близко к очагу пожара, чтобы он минут через пять, как я смотаюсь, упал бы в пламя и — тю-тю… И тут-то вышла накладка. В последнюю минуту, как выяснилось потом уже, Ерохин спас мой аппарат, вытащил из пламени. С его-то точки зрения, я в это время уже погиб, а «Витамин С» еще возможно было спасти. Вот он и сжег все руки, Славка бедный, но психогенератор спас. Нам всем на головы. Я, в общем, верно понадеялся на катастрофичность, как на образ нашей жизни… Но я забыл о наших людях — героях, в сущности. Все ясно?
— А почему название такое, кстати, «Витамин С», «Витамин 10». Я думал, это кодовое название, от «смежников».
— Нет, это наше, — улыбнулся Грамов. — Ерохин автор. Началось с его похмелий. Я как-то говорю ему: ну рожа у тебя с утра-то. Давай-ка, витамин вот це, от морщин на лице. Садись сюда, под луч, и все пройдет через минуту. Ну и по-шло-поехало: «Витамин це — от морщин на лице». Я его так и в отчетах провел, чтоб КГБ, случись что, мозги закомпостировать поболее: чего это? А, витамин це, аскорбинка. А здесь уже, вот в этом городке, создав новую версию, задумались, как бы назвать? А Ерохин тут же и подскажи: «Витамин Ю». И название прилепилось. Есть еще вопросы?
— Вопросов тьма! Как вы, имея «Витамин Ю» на руках, позволили случиться всему этому? Вы ж без труда могли отбить, во-первых, «Витамин С», а во-вторых, Кассарина с компанией разметать в клочки… Почему нет? Что вы ждали?
— М-м… Как у вас все просто: как у Агаты Кристи прямо! Но в жизни-то не так все! Ответ короткий: нет, не мог! Не мог я сделать этого!
— Но «Витамин Ю» посильнее «Витамина С»?!
— Да. Примерно в десять тысяч раз. Не только в силе дело. Он качественно другой. Как счеты и компьютер.
— Так что же?
— Вы смешной! Я вышел из «Химбиофизики» в том, что на мне надето. Вдобавок обожженный. Пришел к Сережке и — сюда… Не домой же мне идти-то было! Я как задумывал: домашние мои не знали ничего. Они приняли мою смерть за чистую монету. Иначе было бы нельзя: они были бы неискренни на похоронах, понятно? И чекисты сели бы опять на хвост. Жестоко? Да, согласен. Но иного не было дано. Придя к Навроде, я решил: чуть отдышусь и утяну сюда всех остальных своих. Чтоб утянуть, мне нужен был новый «Витамин». Но ведь его не сделаешь в три дня на верстаке. Я занялся лабораторией, оборудованием. Да, денег — море, денег мы не жалели. Но ведь купить прибор, установить, включить… Один прибор! А мне-то нужно больше сотни! Установить их, подключить! А ведь еще станки, оснастка! Макетный стенд, виварий… Химоборудование. Работали по двадцать — двадцать два часа… Практически не спали. А тут мне говорят: твоя жена там отравилась. Во! Какое настроение у меня, вы как считаете? Я принял все за чистую монету, конечно: что это «Витамин С» работает в руках Иванникова и Чудных, мне и в голову не могло прийти: ведь я уверен был, что «Витамин С» погорел…
— Ну, а архив?
— Архив — отдельная статья. Потом вернемся и к архиву… Я говорю вам о другом, о «Витамине Ю»… Жена погибла. 19 июля. Я убит. Теперь уже, можно сказать, буквально. В начале августа я снова приступил к работе. И еле-еле — к октябрю уже — прибор работать начал — через пень колоду. Едва дышал сначала. И тут удар: дочь, внук. Оля. Коля, — Грамов замолчал, переживая еще раз случившееся. — Я мог предположить, что Софья кончит жизнь самоубийством. Мог! Но Оля с Коленькой? Вот только тут меня ударило: да это ж ГБ! А если так, то кто же следующий? Настенька, Марина… Проверка. Так и есть. А «Витамин» мой, новый, еле пашет! Что делать? Начал я «подкручивать» вас всех…
— Подкручивать?
— Ну да. Чтобы с толку сбить, запутать, время выиграть. Они же, кагебешники, придумали, что это я являюсь, призрак мой… Так, хорошо! Я дую в ту же дудку. Не просто призрак, а уж точно я! Вещаю. Вспоминаю детство. Убеждаю. Философию гоню. Они вам предсказали брак ваш через месяц… Ну хорошо. А я его исполню, постараюсь! Не кисло ль будет? Будет. Будет кисло. И я к тому гоню. Они вам: «а». А я вам: «бе» и «в» и — до абсурда. А что я иное мог? Прибор мой тогда еле-еле генерил… Бывало, что я гнал свою «трансляцию», лучом сев прямо на луч «Витамина С» — мощного, как бы сказать, но глупого. Из-за спины, буквально за спиною гебешников работал. Понимаете? Они бьют как бы, посылают мяч, дают подачу мощную, а я ее только слегка подкручиваю. Эффект потрясный. Все в отпаде. У вас глаза на лоб: ну, значит, «форзи» эти… И в Министерстве безопасности глаза на лоб: хотели просто суицид, а прет фантазия там, философия. Откуда, что? Они ведь растерялись, бляди. И я отнял у них пять дней… Вот только тут, совсем уж перед вашей свадьбой, я вышел на рассчитанный режим: «Витамин Ю» запахал во всю мощь.
— А свадьба…
— Тут отдельный разговор. Вас, Саша, я «подключил» не от хорошей жизни. Вам поручили вести это дело, и мне, конечно, было всего проще запутать в этой каше вас, и только вас. Немного о любви. У Марины был роман. Я знал о нем. Виталий, нынешний муж Марины. Он, кстати, тоже здесь, вы, может, с ним подружитесь. Виталий очень дельный человек, но он художник, рохля, знаете. А тут весь счет шел на часы. Мне нужен был серьезный человек, опытный боец, защитник. Вы сразу мне понравились, и я вас подключил. Попутно «заблокировав», естественно, Виталия и вашу жену, Ирину. Виталий накануне похорон Оли и Коли улетел в Париж внезапно, «пригласили поработать на пару месяцев»… Ваша же семья узнала, что вы на ответственном задании и полностью секретном: в Средней Азии, с Меркуловым, на границе с Афганом, Московская застава, дела с наркотиками и т. д. Вы даже ей звонили все это время, раз три в месяц, но вы о том не знаете, не помните. Предвосхищая ваш вопрос, скажу, что с ними все в порядке. Они ни в чем не нуждаются, как вы понимаете. А если женщины не нуждаются ни в чем, то их нетрудно убедить во многом, и даже вовсе без услуг различных «Витаминов»… Это я шучу, схамил, согласен: Ира не такая. Так вот. Лишь перед самой вашей «свадьбой», так сказать, прибор мой заработал во всю мощь. И то мне удалось с трудом навесить табу на всех имеющих отношение к свадьбе, что вы холосты, а Марина не «изменяет», что ли, Виталию. Это был, я скажу вам, самый отчаянный, самый рисковый момент во всем деле. И тут я имею в виду, конечно, не подмену документов, паспортов, то-се там, загс и прочее… А я имею в виду невиданно широкий круг людей, которых нам пришлось дурачить. Все записи на свадьбе за столом мы контролировали. Вашу свадьбу одновременно «вели», так сказать, шестнадцать человек, и в том числе я вместе с Сержем…