Берц вдавил сапог в педаль, взревел движок, и грузовик рванулся вперед, словно только что заклейменный буйвол. По правую сторону мелькнули горящие остатки вертолета. Машина пролетела сквозь облако черного дыма, и в кабине запахло гарью.
– А где этот-то? – крутя башкой, крикнул Берц. – Гад-то где этот?
Пимкин так круто срифмовал ответ, что у сержанта махом отпала всякая охота паниковать.
Разогнав дребезжащий ГАЗ-66 до ста километров в час, он все так же упорно не отпускал педаль акселератора, хотя мотор выл на пределе, и скорость не увеличивалась. Отсветы пожара остались далеко позади, изредка мелькая желтой искоркой в зеркалах заднего вида. Редкие встречные машины пугливо жались к обочине, завидев несущийся во весь опор грузовик, предупредительно мигающий фарами.
– Спасателей бы вызвать, – сказал Пимкин. Он был чернее тучи. Лоб распорола глубокая вертикальная морщина.
– Как их вызовешь? – Берц расширенными от ужаса глазами смотрел на дорогу. – Связи нет, а до Апрелевки еще километров семь.
– Вы что, совсем ополоумели? – истерично усмехнулся Буранов. – Каких, на фиг, спасателей? Там микробов-то живых не осталось!
– Микробов, может, не осталось, а люди все одно – живучей, – грубо отрезал генерал. – Володя, ты, когда в Апрелевку въедем, все ж у ментовки ближайшей стопани. Сообщим. На всякий случай.
Впереди показались огни придорожных кафе.
– Неужто кто-нибудь теперь торгует? – искренне удивился Буранов.
– Это развилка, – откликнулся сержант, не сбрасывая скорости. – В фургонах бандюганы Жоры Динамина. Могут по нам пальнуть. А чтоб повернуть, все равно притормозить придется… Что делать будем, товарищ генерал?
Перекресток приближался.
Пимкин с силой потер глаза и по привычке надел очки с треснувшими линзами. Тут же выругался и снял их.
– Оружия у тебя никакого нет, сержант?
– Табельный «макар». Ворон только пугать!
– Да уж. Дела-а… У меня именной «вальтер», но он тоже – еще та пукалка.
Впереди на трассу выехала фура, недвусмысленно перегораживая путь.
– Этого только не хватало! – в сердцах воскликнул Берц, постепенно сбрасывая газ и доставая из кармана бушлата пистолет. – Блин, страшно-то как…
– Мазуты, – процедил генерал, глядя на фуру. – Штафирки, мать их, штатские.
До развилки оставалось метров сто, не больше.
Плазмоид упал почти вертикально из облаков. Его курс в проекции явно пересекался с траекторией движения грузовика, но, не долетев до земли метров пятидесяти, шар вдруг резко бросился в сторону. Стал темнее и как будто плотнее.
Пимкин даже не успел подумать, что они только что были в долях секунды от гибели, как над кабиной пронеслось что-то большое и очень громкое. Оставило за собой двойной белесый след. Ветхий брезент на кузове грузовика затлел.
Берц заматерился, как последний стройбатовец, получивший по башке черенком лопаты, выронил пистолет и инстинктивно пригнулся к баранке, скосив глаза вверх. Но уже через мгновение он резко изменился в лице и торжествующе заорал:
– «Кузнечики»!!!
Буранов с Пимкиным практически синхронно выдохнули что-то нечленораздельное, среднелингвистическое между «ура» и «бля»…
Грузовик, свистнув тормозами, остановился как вкопанный.
Если бы кто-нибудь посторонний видел в этот момент действо, происходившее в кабине ГАЗ-66, то этот бедняга непременно бы решил, что у троих присутствующих людей наступило скоропостижное коллективное помешательство. Разве мог гипотетический наблюдатель знать, что «кузнечики» на военном жаргоне – это не что иное, как стелс-истребители «Иван Кузнецов».
Звено самолетов, миновав развилку, взмыло вверх и разошлось по радиусу, оставив рисунок наподобие гигантской лилии. Теперь каждая грозная машина заходила на атаку по своей траектории. Из вертикального полета они сразу упали на крыло и по глиссаде сомкнулись тройными клещами вокруг заметавшегося плазмоида.
Проклятый желто-малиновый шар рефлекторно бросился навстречу одному из истребителей, виляя из стороны в сторону и вибрируя, как эпилептик, но «кузнечик» нырнул в пике, выйдя из него лишь в опасной близости от земли. На подплавленном снегу, кажется, даже осталась черная полоса от его выхлопа. Два оставшихся истребителя взяли на миг растерявшегося плазмоида в коробочку.
Пилоты синхронно нажали на гашетки…
Выстрел из придуманной Бурановым чудо-пушки не слышен – в самом деле, как услышать пронзающие пространство U-резонансы? – но его направление можно угадать. Поток частиц настолько плотный и мощный, что немного реагирует даже с нейтральной окружающей средой, и «луч» заметен в воздухе невооруженным глазом. Хотя в условиях плохой освещенности такую полуэфемерную «стрелу» получается скорее интуитивно ощутить, чем разглядеть визуально.
А еще выстрел из резонансной пушки виден, когда крохотные элементарные крупицы вещества, разогнанные магнитным полем практически до релятивистских скоростей, достигают цели.
Дело в том, что не заметить процесс гибели плазмоида, потерявшего внутреннюю квазинейтральность очень трудно.
Для этого нужно быть слепым, глухим и лишенным тактильных ощущений…
Над развилкой, куда бандиты нагло выкатили фуру, полыхнуло миниатюрное солнце, испустив из себя волну неведомой энергии и схлопнувшись в стремительно гаснущую точку.
Со стороны, для обыкновенного наблюдателя, это выглядело гораздо проще: взрыв очень большой лампочки. Правда, без осколков.
Только вот электромагнитных, звуковых и инфразвуковых волн за эту наносекунду выплеснулось столько, что Пимкину и его молодым спутникам показалось, будто все тело немного сжалось.
Включая внутренние органы, барабанные перепонки и сетчатку.
Ну а вдогонку пришла легкая ударная волна.
Стекла грузовика осыпались хрустальным дождем. Окружающий мир приобрел на время невероятный контраст и зазвучал пульсирующим крещендо. Запах озона защекотал ноздри.
Генерал словно через толщу воды увидел, как рядом туповато ухмыляется Берц, хлопая веками. Губы сержанта шевелились, но слов Пимкин разобрать пока не мог.
– Что? – проорал он. – Что ты говоришь?!
– Два взрыва за четверть часа – не многовато ли? – нагнувшись к его уху, прокричал Берц. – Слышите, товарищ генерал! Говорю, два взрыва…
Тут откуда-то сбоку спикировал один из истребителей и прошелся очередью из 27-миллиметровой авиационной пушки вдоль по трассе перед их грузовиком. Фуру, перегораживающую проезд к развилке, буквально разорвало напополам и откинуло части на обочину. Почти сразу ее кабина воспламенилась и взорвалась, прыснув во все стороны огненными брызгами.
Самолет, удаляясь, сверкнул соплами и бодро покачал крыльями. Мол, дорога свободна.
– Три, – сказал Пимкин, глядя на чадящие остатки фуры.
Весь оставшийся час по пути к «четверке» горе-экипаж ГАЗ-66 провел в тревожном ожидании плазмоида-гиганта, который, казалось, вот-вот опустится из ночных облаков и превратит все вокруг в море огня в отместку за второго уничтоженного собрата.
Ветер нещадно дул в лица сквозь разбитое лобовое стекло, заставляя людей рефлекторно пригибаться и щуриться. Никто не нарушал молчания. Лишь смятенный свист воздуха, в который вплетались уркающие нотки надрывающегося мотора, «услаждали» слух. Да еще изредка с зубодробительным гулом пролетал над шоссе эскортирующий истребитель, оставляя за собой дымный след.
В Апрелевке по приказу генерала остановились у обшарпанного здания ОВД, и сержант выскочил, чтобы сообщить милиционерам о случившемся на трассе. Но через минуту Берц вернулся, злобно матерясь, и доложил, что дежурный пьян в конину, а больше из личного состава отдела никого нет.
Уже перед самым КПП при въезде на четвертую базу ВВС, где находилась мобильная ставка оперативного штаба округа, Пимкин произнес:
– Что-то друзья наши плазменные поутихли.
– Ой ли… – неопределенно вздохнул Буранов.
Возле больших стальных ворот стояло несколько танков и САБМушка. Рядом прохаживались четыре спецназовца в полной боевой выкладке.
– А почему не на «вертушке», товгенлейтнант? – спросил один из них у Пимкина, внимательно осматривая кабину.
– Нет больше «вертушки», – без всякого пиетета огрызнулся генерал. – Гребанулась на обочину и лежит там догорает вместе с экипажем… Открывай, чего уставился?
Когда въехали на территорию базы, Пимкин приказал рулить прямиком к административным зданиям, ютившимся неприметной кучкой за исполинскими ангарами для бомбардировщиков и военно-транспортных самолетов.
«Четверка» походила на встревоженный муравейник.
Огромные прожекторы перекрестно освещали небо над взлетно-посадочными полосами, на одну из которых как раз приземлялся истребитель, сопровождавший ГАЗ-66 от самой развилки. С соседней ВВП в этот же момент взлетал дозаправленный «кузнечик», чтобы присоединиться к звену, барражирующему окрестности объекта по пятикилометровому радиусу. На каждой из машин угадывалась прицепленная к брюху U-резонансная пушка. Это были остатки 21-й эскадрильи, уцелевшие под Кубинкой. Садились и взлетали, поднимая снежные тайфуны на стартовых площадках, вертолеты: как узконосые боевые, так и грузовые «пузаны». Восьмиколесный тягач, порыкивая, волочил за собой тушу транспортного «Руслана», в чреве которого могла уместиться дюжина 50-тонных Т-95. У восточного края периметра солдаты суетились возле фургонов и антенн зенитно-ракетного комплекса. Неподалеку зорко глядели ввысь красные боеголовки ракет «земля – воздух», покоящиеся на желобах пусковой установки. Там и тут проезжали верткие джипы и тупоносые БМП, пробегали куда-то взводы пестро-зеленых десантников и серо-белых спецназовцев. Вдалеке, сквозь гул турбин и громыхание бронетехники, слышался хрипловатый голос, усиленный мегафоном. «Твою мать-перемать в душу сапогом, куда ты попер контейнер? Слышь, на погрузчике! Куда, гондон, контейнер, говорю, попер? Отставить! К генератору ЗРК его кантуй, кому говорят! Понабрали пиджаков!..» – дидактически-уверенно вещал невидимый командир.
– Да тут месячную блокаду можно пережить… – крутя головой по сторонам, изрек наконец Берц. Он подогнал грузовик к входу в двухэтажное блочное здание штаба и заглушил двигатель, расцепив под приборной панелью провода. Подобрал с пола свой пистолет и отрапортовал: – Экспресс-доставка, товарищ генерал. Наш лайнер совершился посадку на отеческой земле четвертой базы ВВС. Полет на борту ГАЗ-66 прошел с минимальными потерями стекол кокпита и брезентовой обшивки кормы. Докладывал командир экипажа сержант Берц.
– Ты чего? – подозрительно зыркнул на него Пимкин. – Совсем переохладился?
– Виноват, Николай Сергеевич. – Сержант с силой растер подрагивающими ладонями раскрасневшиеся щеки. – Это нарвное, неверное.
– Чего-чего?
– Тьфу! Это, говорю, нервное. На-вер-но-е.
– Пойдем-ка скорее внутрь. Сейчас чайку хлобыстнем.
Все трое под перекрестьем удивленных взглядов караульных спецназовцев вошли в здание. Пимкин, по требованию дежурного, предъявил свое генеральское удостоверение и, обронив: «Эти двое – со мной», – быстрым шагом поднялся на второй этаж.
– Ты где шлялся, Николай? – сварливо поинтересовался министр обороны, подняв голову из клубов табачного дыма.
– Я тебе, Леша, потом в деталях расскажу, где я шлялся и как ты меня кинул в шахте, – сузив глаза, процедил генерал.
Министр потер лицо руками и затушил бычок в переполненной пепельнице.
– Прости меня. Я, грешным делом, думал, ты не выбрался… Оттуда так жаром дышало… Кто ж мог предположить, что…
– Уж явно не ты. Вот, – Пимкин мотнул головой на Буранова, – гражданский щегол, без пяти минут ребенок, смог предположить. А ты, взрослый мужик, – не смог.
Андрей набычился и стрельнул взглядом на генерала, обидевшись на «без пяти минут ребенка», а министр выдохнул и хлопнул по разложенной перед ним карте.
– Ладно, Николай. Грехи там будем считать. А здесь надо стратегию вырабатывать новую с учетом прорезавшихся обстоятельств.
– Чем же вы тут занимались, пока меня не было? – не скрывая презрения, бросил Пимкин. – Баб драли?
– В кегельбан резались! – окрысился министр. Встал и прошел по тесному кабинету туда-сюда. Остановился и неожиданно спросил: – Водку будешь?
– Нашел время… – слегка оттаял генерал. – Буду. И ребятам моим налей – все ж без стекол полста километров пропилили. Замерзли.
Через минуту на столе красовались четыре граненых стакана, бутылка «Пшенички», объемистая пиала с белужьей икрой и банка с помидорным рассолом, в мутной глубине которой плавали лишь несколько листиков смородины.
– Ну и сервис у тебя, – хохотнул Пимкин. – Прямо-таки единение народа и партии.
– Чем богаты… – Министр поднял свой стакан и без церемоний опрокинул. Заел икрой.
За ним выпили Буранов и Берц. Урегулировали кислотность рассолом.
– Так, бойцы, – глядя в стол, сказал министр. – Идите-ка погуляйте, нам с генералом поговорить надо. Бутылку можете забрать. Буранов, не напивайся сильно, через пятнадцать минут совещание командования, ты там будешь нужен. А тебе, сержант, советую вымыть харю, найти в хозчасти дрель и в парадном кителе дырку для медали проделать. Есть у тебя парадный китель?
– Так точно! Есть приступить к поиску дрели! Служу России!
Когда Берц с Бурановым вышли, министр плеснул себе и Пимкину еще по сто граммов и залпом замахнул свою норму. С грохотом поставил стакан на карту так, что Москва оказалась под круглым стеклянным дном, и, флегматично подперев рукой голову, сказал:
– Они перешибли крупнейшие плотины. Самара, Красноярск, Братск… Это только по подтвержденным данным…
В дверь постучали.
– Во-о-о-он! – срываясь на хрип, заорал министр. И продолжил тем же бесцветным тоном: – Хорошо, что зима сейчас – лед немного остановил потоки воды…
– То есть, – предположил Пимкин, – большие хреновины возникли не только над Кубинкой?
– Не только, Николай. Уже зафиксировано появление плазмоидов-гигантов в пяти областях России, в Анголе, Бельгии, Японии, в Штатах. Они без разбора атакуют гражданское население, мирные объекты, жилые дома. Сторонятся крупных военных формирований. То ли действительно стали побаиваться, то ли сменили тактику с прямых боевых действий на террор. Совбез ООН полчаса назад выразил неодобрение по поводу проведения испытаний нового вооружения без его санкции. Резолюцию какую-то готовят очередную.
– Да плевать на Совбез, пусть подтираются своими резолюциями…
– Плевать-то плевать. Только теперь, чувствую, придется делиться технологиями с буржуйскими хапугами. Мне сейчас нужно лететь в Москву, на ковер-кремлинлёт к нашему любимому президенту – докладывать о проведенной операции.
– Он в Кремле сидит? – Брови генерала невольно полезли вверх. – Там же руины сплошные.
– Бункер под Спасской цел. Заартачился старый хер, прости господи. Ни в какую не хочет в Солнечногорск ехать, куда уже давно рвется слинять вся его свита. Нервы только людям треплет, патриот, мать его, хренов…
– Чего тебе от меня надо? – напрямки спросил Пимкин.
Министр пожевал губами и наконец поднял остекленевшие глаза. Только сейчас генерал понял, что Алексей пьян в бурелом.
– Мне надо, Николай, чтобы ты организовал оборону нашей страны в свете новых обстоятельств. Полномочий даю сколько влезет. Взаимодействуй со всеми ведомствами, которые только существуют. Если каких-то не хватает – выдумай и создай… Делай что хочешь, хоть самого дьявола в жопу табуреткой отымей… но чтоб эти твари убрались прочь.
Генерал долго и безжалостно смотрел на текущие по щекам министра слезы, прежде чем ответить.
– Я попробую. Но имей в виду: если кто-то встанет у меня на пути – смету к чертям собачьим.
– Мети. Большой метлой мети.
Пимкин встал и, выходя из сумрачного кабинета, обронил через плечо:
– Даже тебя, Леша, смету.
Глава четвертая
В актовом зале курили.
Учитывая напряженность обстановки, генерал счел возможным позволить офицерам эту небольшую вольность. Через сорок минут он крепко пожалел о своем опрометчивом решении: от дыма стало резать не только ноздри, но и глаза, а тлеющими окурками оказался усеян единственный узкий проход между прибитыми к полу рядами жестких стульев.