Скорость передвижения: 72 км/час.
Масса: 9 000 кг.
Таланты: «Яростный рев», «В клочья!», «Всмятку!».
Вот теперь повоюем.
Глава 8. Встреча выпускников
– Не знала, что ты играешь на виолончели.
– Да, мои родители видимо подумали, что назвать меня Леонардом и перевести в класс для одарённых детей будет недостаточно, чтобы меня били в школе.
– Вот теперь повоюем! – бодро говорю я кому-то и просыпаюсь.
Просыпаюсь от того, что у меня жутко чешется лицо. Да что там лицо, чешется все тело и одновременно! Даже там, внизу, чесотка охватывает все так, что я в испуге смахиваю простыню и оттягиваю резинку трусов, проверить, все ли там в порядке, и нет ли каких неведомых покраснений?
Там все в порядке. И, вроде бы, в порядке чуть более чем раньше. Озадаченно почесав затылок, я сажусь на кровать и охаю от резкой боли и ломоты в костях. Связки, суставы тоже ноют. Да что такое?
Странно. Первые панические мысли о причинах зуда и болей – мало ли, вдруг болезнь какая – сменяются осознанием причин этого. Я же перед сном апнул «Харизму»!
Иконка уведомления, мигающая в панели информации, по команде развертывается в полный текст:
Повышение привлекательности согласно стандартам общества локального сегмента Галактики успешно завершено.
Рост носителя повышен на 2 см (целевой показатель 188 см не достигнут).
Пигментирован волосяной покров носителя (целевой показатель достигнут).
Образовано и накоплено достаточно меланина в коже носителя (целевой показатель загара достигнут).
Скорректирован волосяной покров (достигнут целевой показатель длины ресниц, формы бровей, оптимизирована структура волос).
Достигнуты целевые показатели формы глаз, носа, скул, щёк, губ, челюсти, подбородка, лба, ушей носителя.
Восстановлено отсутствующих зубов: 2.
Восстановлено поврежденных зубов: 19.
Скорректирована форма и расположение зубов.
Сглажен и скорректирован кожный покров.
Цвет глаз носителя изменен на синий…
Полотно произведенных изменений длинное, и с каждой прочитанной строчкой мои новые, синие вместо карих, глаза расширяются все больше. Я лезу в рот и нащупываю новые зубы там, где они ранее привычно отсутствовали. Один зуб мне в студенчестве снёс поддатый стоматолог – у него был короткий предпраздничный день накануне восьмого марта, а я так измучился от невыносимой, ноющей, отдающейся в голову боли, что согласился на удаление. Второй зуб я тупо потерял, засиживаясь в Игре и больше года оттягивая поход к дантисту, чтобы запломбировать дыру. Когда все же добрался, ремонтировать уже было больше нечего, только удалять.
В конце концов, не дочитав, не выдерживаю и бегу в ванную. Там, стоя перед большим зеркалом, внимательно себя изучаю. Вглядываюсь – вроде я. Точно, никто другой, именно я, но с какими-то неуловимыми изменениями: кожа смуглее, и загар такой породистый, будто с обложки журнала; подбородок стал чуть массивнее, увереннее; улыбка…
Улыбнулся себе в зеркало и поразился увиденному. Открытая, располагающая улыбка с идеально ровными крупными белоснежными зубами будто и не моя. И тем радостнее, что все-таки это я.
Кожа лица идеально гладкая – будто профессионально обработана в «Фотошопе». Глаза стали ярче, что ли, пронзительнее. Волосы потемнели.
В общем, кареглазого шатена сменил синеглазый брюнет. Я себе нравлюсь.
Блин, я серьезно? Ведь мужчина должен быть что? Волосат и вонюч. Лишь бы чуть красивее обезьяны! С каких пор меня заботила моя внешность?
Хм, вообще-то заботила – еще с тех школьных времен, когда симпатичные мне девочки млели не от того, какой я умный, а какой Пашка Пашковский красивый или Андрюха Беляев сильный. Но когда с возрастом пришла мудрость, что твоя внешность неизменна, и работать надо с тем, что есть, стало привычным довольствоваться тем, что дали Бог и генетическая лотерея. Так что то, что я вижу в зеркале, мне нравится! Одна единичка «Харизмы» и большой шаг для Филиппа Панфилова.
А вот как теперь скажется на размерах одежды мой повысившийся рост – непонятно. Надеюсь, размер ноги тот же остался? Или вместе с ростом пропорционально увеличилось и все остальное? Судя по тому, что я увидел у себя в трусах, размер все-таки имеет значение – меня ведь подгоняли к «стандартам общества локального сегмента Галактики»?
И как я объясню всё это родителям? Якобы линзы, солярий, дантист, косметолог и парикмахер как-то могут объяснить изменения во внешности, но как объяснить рост? Ладно, спишем на спорт, если вдруг родители с Кирой что-то заподозрят.
В какой-то прострации я зачем-то иду в прихожую мерять обувь. В мыслях бардак, разброд и шатание. По пути сворачиваю на кухню, забыв, что шел примерять кроссовки. Там включаю чайник, чтобы сделать кофе, а потом иду собирать вещи, чтобы идти на пробежку.
И только потом, стащив с сушилки беговую форму, понимаю, что сейчас не утро, а вечер выходного дня, а я должен идти на встречу выпускников. Часы интерфейса показывают девятый час вечера, а встреча назначена на семь! Опоздал!
Черт, как же так? Рациональное мышление говорит, что ничего страшного не случилось, пока все соберутся, пока то да сё, как раз часть уже выпьет и расшевелится – ведь первоначальная скованность после стольких лет будет в любом случае…
Мысли думаются, а тело действует – умыться, одеться в новые тряпки, пшикнуться парфюмом (+5 к харизме), протереть обувь. Часы на руку, бумажник в задний карман, мобилу в пиджак, вызываю такси. Готов?
Ах, да, Васька, прости. Заполняю миску до краев кормом, вторую – водой.
На выходе контрольно изучаю себя в зеркале. К встрече выпускников готов!
* * *
Подъехавшее такси напоминает ржавое корыто. Увидев его, ужасаюсь, но и так опаздываю, не до капризов. Ныряю.
Салон пропах въевшимся в обивку и кресла прогорклым табаком, ручки подъема стекол оторваны, и еду, чуть не задыхаясь. Водителю-то пофиг, он привык и не замечает, а вот мне туго. Восприятие высокое, чувствую все нюансы и оттенки запахов – слева от коврика несет блевотиной, спереди – пролитым пивом. Тело за рулем тоже, как писали классики, воздуха не озонирует: лето, жара и один никак не добравшийся до душа пузатый боец сферы пассажироперевозок.
Из всех плюсов поездки – безмолвный таксист. То есть, разговаривал он активно, понося какого-то Михалыча, который вообще охренел, но говорил не со мной, а по телефону.
Ко всему, еще и новые кроссовки жмут. Терпимо, но ходить в них постоянно, конечно, не вариант, надо будет обменять на размер больше. Вечер как-нибудь продержусь. Другие шмотки сидят, вроде, нормально, разве что, рубашку пришлось навыпуск надеть, не заправляя – два сантиметра к росту внесли коррективы.
Думаю, чего я жду от этой встречи? Участвовать в ярмарке тщеславия я точно не буду, да и хвалиться нечем. Полина? Ну… Может быть – я-то свободен. А так – повидать друзей детства, одноклассников, да и отметиться. Ведь половина активной жизни прожита, еще столько же – и старость. Вдруг больше кого-то из них не увижу никогда?
Вот странная логика: жил все эти пятнадцать лет, не тужил, да и не страдал никак, что ребят давно не видел. Зато, как появилась такая возможность, так сразу решил встретиться – будто и нет у меня проблем с инопланетянами и сыном первого зама мэра. А с другой стороны, что я сейчас могу сделать? В Испытании за меня моя копия отдувается, а от Дорожкина может и не будет никаких ходов.
Когда я подъезжаю к ресторану «Чито-Гврито», у его входа толпится народ. И народ этот неожиданно проявляет необычное любопытство, наблюдая за подъехавшей машиной. Я расплачиваюсь с таксистом, жму плечами на его сетование об отсутствии сдачи и поскорее выскакиваю из душегубки – под пристальным вниманием группы курящих. Человек двадцать, не меньше. Одноклассники? Точно.
– Да это же Сморчок! – басит чей-то знакомый голос, памятный еще со школьной скамьи. – Еще и с личным водителем! Ха-ха!
– Точно! Зоофил приехал!
Блин, вот и еще одно прозвище всплыло, без скрытого подтекста – назвали так из моей любви к животным.
Подхожу к ним. Половину из них я не узнаю – то ли память подводит, то ли так изменились, но интерфейс приходит на выручку. Машинально снимаю показания интерфейса – здоровье, семейный и служебный статус, дети, уровни социальной значимости. Выше девятого уровня нет никого, а вот дети – почти у всех. Многие разведены, но Полина замужем. И у нее – двое детей. Жаль.
– Привет! – не обращая внимания на подначки, подхожу к ребятам. – Андрюха, Пашка, Макс, Таня, Яна, Лена, Полина…
Обнимаюсь с каждым.
– А ну-ка! Сколько лет! – Пашковский хватает меня и пытается крепко, до хруста костей, стиснуть, как он делал это в детстве, но я не стискиваюсь. – Окреп, бродяга!
– И правда, очень изменился со школы, – замечает рыжая Ленка Ежова, которую я сразу признал без помощи системы, хоть и не видел все эти пятнадцать лет. – Вот так на улице бы встретила – мимо прошла бы, не узнав!
– Где на улице? У тебя в Бостоне? – ржет Андрей Беляев – тот самый Беляш и владелец ресторана. – Я очень сомневаюсь, что Фил там бывает.
– Да куда мне до Америки вашей, – улыбаюсь я. – Смотрю, почти все собрались?
– Да не только мы, здесь только те, кто курит, вышел, – отвечает Полина. – Внутри еще столько же. С параллельного класса тоже ребята подошли. Ребята, может, зайдем уже? Сколько можно курить?
– Да, действительно, – поддерживает её Янка Логвин – они всегда дружили и спелись за четверть века, похоже, еще сильнее. – Идёмте!
– Фил, штрафную! – стиснув мою шею, тащит меня внутрь дворика ресторана Беляш.
– Сока, разве что.
– А что так? – удивляется Беляш. – Ты чего? В кои-то веки собрались!
– Вот именно, Андрюха! Потому и хочу трезвыми глазами на всех вас посмотреть и запомнить! Особенно на тех, кто не здесь живет. Вдруг, не увижу больше никого? Ты лучше расскажи про ресторан свой – почему «Чито-Гврито»-то?
– О, брат, это долгая история… – Андрей рассказывает про свою любовь к Грузии весь недолгий путь до стола. Он тяжело дышит. Курение, алкоголь и тройной подбородок – не лучшие друзья его здоровью. Впрочем, с жизненными силами у него пока порядок, бить тревогу рано.
Мы доходим до отдельной летней веранды, и Андрей оставляет меня, а сам идет за свое место во главе. Выставленные столы соединены и покрыты белоснежными скатертями, покрытыми разной снедью грузинской кухни и алкоголем. Вижу запотевшие бутылки водки и графины с домашним вином.
Обхожу стол, приветствуя остальных и выбирая место. Кто-то приобнимает меня со спины.
– Панфилов, куда пошел? Стой! – говорит Полина, усаживая меня рядом с собой. – Ой, какой запах! – она приближается и глубоко вдыхает. – Класс! Как называется?
– «Киллиан», вроде.
– Клевый! – восторгается она. – Слушай, Фил, с тебя пять тысяч. Вчера забыла предупредить, это мы Андрею скидываемся – он нам хорошую скидку еще сделал.
– А, да, конечно, не вопрос, – достаю бумажник и даю ей деньги одной купюрой.
Замечаю, как Полинка скользнула взглядом по портмоне, цепко считав и то, что осталось там немного – тысячная и несколько соток, и потертость самого изделия.
– Опоздал! – слышу в ее голосе обиду. – Мы целую церемонию открытия подготовили, а ты все пропустил!
– Прости, не мог раньше. Расскажи, что я пропустил?
Народ вокруг шумно переговаривается. Пока Полина рассказывает о «церемонии открытия» – ничего важного я не пропустил, просто каждый вставал и рассказывал немного о себе – я осматриваю место. Вижу, что помимо нас за отдельными столиками отдыхают другие посетители, официанты снуют между ними. На небольшой танцплощадке размеренно двигаются немолодые дамы. Вообще, контингент довольно взрослый, разве что, за одним из столиков буйно веселится гоповатого вида молодежь – человек пять-шесть. «С днюхой, Шпала!», – доносится оттуда.
– Что будете пить? – интересуется официант за спиной. – Могу вам предложить вино белое и красное, виски, водку и коньяк.
– Воды, пожалуйста.
– Панфилов! – возмущается Костя Клоссе, сидящий напротив.
– Что?
– Ты почему не пьешь?
– Не хочу.
– Не хочет пить и не пьет, чего привязался к человеку? – рычит Серега Резвей. – Костян, ты бы лучше сам притормозил, языком еле ворочаешь!
Благодарно киваю Резвею. Он отвечает улыбкой и подмигивает. Сам он тоже, судя по нетронутому бокалу с вином, не пьет.
– Панфилов! Ты нам сегодня пьяный нужен! – принимает сторону Кости Полина и командует. – Налейте ему виски!
Официант в смятении. Вывожу его из ступора:
– Ладно, наливай.
Пить не буду, обойдусь пригубливанием – это проще, чем объяснять нашим людям раз за разом, почему я не хочу пить.
Вообще, большого ажиотажа мое появление не вызвало. Хорошо дружил я только с Пашковским, но он сейчас сидит за другим концом стола, а Полина – она всегда за всех, и со всеми у нее хорошие отношения. Да и наша несложившаяся школьная «любовь», видимо, тоже играет роль, интригует.
Так что, все как обычно – общаются старыми сложенными группками, как и в школе. Странно, но я и сам чувствую то же самое. Как не был мне интересен, например, Илюха Кравченко, так и сейчас не особо важно, что он там сейчас, где, да как.
– Эй, народ! – требует внимания Беляш. – Минуточку! У нас опоздавший – Филипп Панфилов, так же известный нам всем, как Сморчок!
Беляш прям смакует им же самим выдуманное прозвище. Мне это не нравится.
– Панфилов, тебе слово! – шепчет Полина. – Раз ты начало пропустил, сначала о себе расскажи.
– А он разве с нами учился? – бормочет Славка Рыняк, чем вызывает общий смех. Сам он, судя по интерфейсу, «эколог» седьмого уровня, но я-то его хорошо помню – он первым в нашем классе начал курить.
Встаю, чувствуя равнодушие и, может быть, очень слабый интерес. Кому интересен какой-то Панфилов, который что-то будет говорить, отрывая их от уже сложившегося общения?
– Учился, учился, Рыняк! – громко отвечаю я. – Помнишь, тебя трудовик за уши оттаскал, когда ты выжигателем плохое слово на его столе выжег? Нет? А я помню! – народ снова смеется, слышу, как кто-то говорит «помним!», да и разговоры за столом стихают. – Ладно, на всякий случай, если вдруг кто, как и Слава, меня не помнит – меня зовут Филипп Панфилов. Учился я в «В» классе с самого первого. Сидел в третьем ряду за последней партой вон с тем понаехавшим из Африки, – киваю в сторону Пашки Пашковского. – Что рассказать о себе? Отучился в нашем универе на экономиста, работал то там, то здесь. Был женат, развелся. Детей нет.
– А вот это уже заявочка! – кричит пухлая Танька Василенко, дважды разведенная и с четырьмя сыновьями, и заливисто смеется. – Девчонки, ставим пометочку – Панфилов свободен!
– А сейчас чем занимаешься? – интересуется Кирилл, один из близнецов Верзаковых.
– Работаю в одном кадровом агентстве. Еще вопросы? – спрашиваю я, но вопросов не следует, всем все понятно – не пробился Панфилов. – Если нет, скажу тост…
Немного писательского умения жонглировать словами, немного харизмы, немного обаяния и коммуникабельности, и вот вам тост – пронизывающий, овевающий теплой ностальгией, радующий тем, что мы еще молоды, и все еще впереди, и тем, что вот какие мы молодцы – не забываем друг друга и ценим вместе проведенные школьные годы.
– …В общем, давайте выпьем за это, – заканчиваю говорить и протягиваю бокал.
– Ай да тост! Выпьем! – шумят одноклассники.
Многие встают, чтобы дотянуться и чокнуться со мной. Мелькают уведомления о незначительном росте репутации, но я не читаю. Не важно.
Когда все успокаивается, я чувствую, как сильно проголодался – до слабости и рези в желудке. Так что следующие полчаса я занят пережевыванием, отделываясь от вопросов соседей хмыканьем и поддакиванием. Особенно налегаю на безумно вкусные, истекающие мясным соком, хинкали – похоже, пока я спал, система опустошила резервы энергии и жировые запасы на повышение «Харизмы». Хачапури по-мегрельски с молодым имеритинским сыром, здесь, кстати, тоже шикарны.