– В хорошую вы историю угодили, господин барон. Если слухи о том, что вы участвовали в дуэли, дойдут до старого Фрица…
Шнейдер не договорил. Промолчал. Впрочем, и так было ясно, что им грозит.
– Даже если вы отличитесь в сражении, – добавил он, тут же вернув Сухомлинова с небес на землю, – и тем самым получите амнистию от самого старого Фрица, шансы равны нулю. Остается надеяться, что информация не дойдет до короля. Но, увы, господа, в это мало верится. Кстати, – вдруг обратился Ганс к Адольфу, – а кто это такой – господин Мюллер?
Сухомлинов попытался вспомнить. Увы, но, кроме того, что это один из соседей, припомнить больше ничего не смог.
– Давайте, Ганс, не будем его больше вспоминать, – произнес он. – О мертвых либо ничего, либо хорошо. А сказать хорошего о нем я ничего не могу.
– Бог с ним. Мне неважно – хороший он был человек или плохой. Сейчас не это главное. Меня больше интересует его статус в обществе. Он, случаем, не военный?
Тут уж рассмеялся Иоганн.
– С таким брюхом, как у господина Мюллера, я просто не могу представить его военным, – проговорил фон Штрехендорф. – Служить в армии, тем более старины Фрица, тяжело. Скорее всего обычный, зажиточный бюргер, промышлявший какой-никакой коммерцией и ростовщичеством.
– Вот-вот, – согласился Сухомлинов, – что-что, а деньги он под проценты любил давать.
– В хорошую же вы историю влипли, господа, – вновь произнес Шнейдер. – Будем надеяться, что и Фридрих задолжал в свое время этому дельцу.
Последние слова Ганс произнес с иронией и грустью в голосе.
Но как бы тони было, а уже на следующий день оба гусара, отдохнув, явились на квартиру, что снимал в одном из домов города полковник Винтерфельд. Именно в это утро Сухомлинов решил для себя, что отныне Игната Семеновича Сухомлинова просто не существует. Что теперь он должен отказаться почти от всех своих старых привычек. Теперь он не кто иной, как Адольф фон Хаффман.
Но, когда прибыл на квартиру полковника, понял, что военная жизнь восемнадцатого века между сражениями не сильно изменилась. Все таже расхлябанность, пусть и с немецкой дисциплиной.
Ганс Карл фон Винтерфельд оказался не таким уж и страшным, как его описывали учебники истории в России в конце девятнадцатого века. Высокий, стройный, розовощекий. В скромном темно-синем
мундире, белых чулках и черных, начищенных до блеска туфлях, он стоял у стола, склонившись над картой, когда после доклада адъютанта барон с приятелем вошли в его комнату. При виде прибывших офицеров улыбнулся.
– Я рад вас видеть, господа, – проговорил он. – Надеюсь, вам хватило времени, фон Хаффман, уладить все ваши дела?
– Так точно, господин полковник, – ответил барон, – хватило.
– Ну что же. Я рад за вас. При этом прошу вас принять мои соболезнования по поводу смерти вашего отца, барон. Были времена, когда мы с ним беседовали на различные темы.
В памяти Адольфа тут же всплыло, как лет пять назад полковник был направлен с дипломатической миссией в Санкт-Петербург. Тогда этот вояка, лет тридцати трех, заехал в их родовое имение, чтобы пообщаться с лучшим другом своего отца, с коим старый барон служил еще при прежнем правителе. Он-то и посоветовал Адольфу поступить на военную службу в формировавшиеся тогда гусарские полки. Даже рекомендательное письмо отписал своему дяде, у которого и сам, будучи еще пятнадцатилетним мальчишкой, проходил военную службу.
– С такой бумагой перед вами откроются любые двери, Адольф, – сказал в тот день он.
И в его словах не было ничего удивительного. Находившийся в свите Фридриха II, когда тот был еще кронпринцем, Ганс Карл фон Винтерфельд участвовал в Рейнском походе. Именно с этого важнейшего для обеих персон события и началась их с будущим прусским королем дружба. Поговаривали, что и по карьерной лестнице полковник двигался благодаря государю.
Полковник указал рукой на кресло, что стояло у стены, и сказал:
– Присаживайтесь, господа. – После того как оба гусара сели, продолжил: – Король наш, Фридрих, велел мне отправить разведывательный отряд, я хочу, чтобы возглавили его вы, господин барон.
Фон Хаффман вздрогнул. Третья война, первые две прошли теперь в далеком для него будущем, и вновь ему предстояло заниматься разведкой. В третий раз ползать по тылам врага. Хотя, с другой стороны, отметил про себя барон, все три войны друг от друга отличались. Причем чем дальше в будущее от него теперешнего уходили события тех лет, тем страшнее они становились.
– Вас это удивляет, господин фон Хаффман? – спросил фон Винтерфельд.
– Никак нет, господин полковник.
– Тогда отберите пятерых лучших гусаров и отправляйтесь.
Полковник подозвал к себе рукой Адольфа. Тот встал, подошел к столу с картой и склонился над ней.
– Вот сюда, – фон Винтерфельд ткнул пальцем в маленькую черную точку на карте.
Барон пригляделся и прочитал:
– Хохенфридберг.
– Да, господин фон Хаффман, – проговорил полковник, – именно сюда. Именно в этой местности Фридрих и хочет дать решающее сражение.
Барон еле сдержал улыбку. Битву при Гогенфрид-берге, как ее назвали на русский манер, нельзя было назвать решающей во Второй Силезской войне. Она больше запомнилась искусной подготовкой боя. Ведь перед самой битвой были пущены ложные слухи (к коим, вполне возможно, и предстояло приложить свои руки барону фон Хаффману), демонстративное отступление обоза в тыл и скрытное передвижение войск к месту битвы.
– Вашему отряду, – между тем продолжал фон Винтерфельд, – предстоит пускать среди австрийцев
ложные слухи. Не удивляйтесь, барон, но от них будет зависеть исход сражения. Ведь уже сейчас стало известно, что австро-саксонские союзники собираются предпринять наступление отТраутенау кЛандсгуту Австриякам, ведомым Карлом Лотарингским, и саксонцам, которыми командует герцог Саксен-Вейс-сенфельский, не обязательно знать, что наш король скрытно собирается перевести свою армию из Франкенштейна через Рейнберг к Ягурнику и Швейдницу Объясняя это, полковник взял длинную указку, что лежала на краю стола, и стал уже ею водить по карте.
– Славный генерал Дюмелен со своим авангардом выдвинется к Стригау. Вы же должны с помощью слухов сделать так, чтобы союзники подумали, что мы бездействуем. Пустим слух, что прусская армия собирается отступить.
Задача не из легких, но отряду барона удалось это сделать. Все было так, как и предсказывал полковник. Союзники действительно начали наступление сперва к Ландсгуту а затем, когда распространился среди них слух об отступлении Фридриха II, они после полудня третьего июня выдвинулись восемью колоннами от Рейхенау Как потом отметил в своих записях король Пруссии – без должного порядка. Третьего числа Фридрих, находясь в авангарде своих войск, лично имел возможность наблюдать за передвижением противника.
– И все же мы будем их атаковать, – заявил он офицерам, среди которых был полковник фон Вин– терфельд, – и это несмотря на то, что союзники превосходят нас численно.
Тут же было принято решение произвести все это ночью с четвертого на пятое июня. Для чего необходимо было скрытно подвести армию к ручью Стригау.
– Господин Дюмелен, – обратился Фридрих к генералу, – вам необходимо форсировать ручей
и занять позицию на противоположной высоте. Так вы сможете прикрыть свои боевые порядки.
Уже когда офицеры стали расходиться, король неожиданно распорядился полковнику фон Винтер-фельду остаться. Тот выполнил приказ и минут пять ждал до тех пор, пока они с монархом не остались наедине.
– И как вы решили поступить с бароном и его другом? – поинтересовался Фридрих.
– Я думаю дать им шанс, Фриц.
– Шанс. Вот только боюсь, он им не поможет…
– Шанс погибнуть в бою, а не от топора палача, – пояснил полковник.
Этот шанс предназначался для Адольфа фон Хаффмана и Иоганна фон Штрехендорфа. После того какразведчики вернулись в отряд Черных гусар, полковник Ганс Карл фон Винтерфельд вызвал их к себе. Тут же, в лоб, не давая тем опомниться, заявил, что прусскому королю прекрасно известно о том, что произошло в окрестностях родового замка фон Хаффмана.
– Я не дал вас арестовать, господа, – продолжал полковник, – только из-за того, что у меня каждый человек на счету. Поэтому хочу вам дать шанс.
Приятели переглянулись. Неужели у них появилась возможность избежать наказания? Разочарование пришло сразу же, как только фон Винтерфельд сказал:
– Шанс погибнуть на поле боя, а не от топора палача. Ваше решение, господа? Должен предупредить, что конвой вас уже ждет.
Фон Хаффман только в это мгновение вспомнил, что видел дежуривших у шатра полковника двух солдат. Тогда он не придал этому значения и только удивился, а сейчас вот выяснилось, что были они здесь неспроста.
– А если нам удастся отличиться в бою? – с надеждой в голосе уточнил фон Штрехендорф.
– Боюсь, это вас не спасет, господа. Король гневался. Я ему сказал о вашей разведке и выполнении миссии по распространению слухов, но он и слушать не хотел. Так что, господа, ваше решение?
– Лучше погибнуть как воин, – проговорил Сухомлинов.
– А вы, господин фон Штрехендорф?
– Смерть от рук палача мне не нравится, господин полковник.
– Я так и предполагал, господа. Знал, что вы примете правильное решение. А теперь ступайте. Боюсь, я не знаю, насколько вам удалось отодвинуть день вашей смерти. Ведаю только одно, что сегодня или, по крайней мере, завтра этого не произойдет.
Офицеры поклонились и вышли из палатки. Уже на улице Иоганн кинул взгляд на стоявших караульных. Тяжело вздохнул.
– Ничего, мой друг, – проговорил Адольф, хлопнув его по плечу, – прорвемся.
На следующий день поступил приказ выступать. Полк Черных гусар вместе со всей армией занял ближе к ночи позиции и начал приготавливаться кутрен-ней схватке. Теперь скрываться не было смысла, и Фридрих разрешил разжечь костры. За оставшееся время союзники, имея численный перевес, просто не решились уйти, несмотря на то что к сражению они не были готовы.
Костер догорал. Шнейдер достал саблю и стал чистить. Сухомлинов докуривал трубку, а фон Штрехендорф неожиданно встал и начал наматывать круги вокруг костра.
– Да сядь ты, Иоганн, – проговорил барон, – что случилось – уже не изменить. У нас с тобой нет другого выхода, как искать во время боя смерть. Я знавал людей, – неожиданно добавил Адольф, чем вызвал
удивление у приятелей, – которые, находясь вот в таком же состоянии, совершали подвиги. Причем такие, за которые все их предыдущие прегрешения просто прощались.
Фон Хаффман вдруг понял, что сболтнул лишнего. Сейчас оба его товарища начнут перебирать всех знакомых барона, пытаясь понять, кого именно тот имел в виду. Неожиданно для себя бывший старшина понял, что приведенные примеры не из этой жизни, а из той, прошлой.
– Может, нам удастся сделать нечто, – мечтательно молвил он, – что растопит сердце старика Фрица, и тот нас простит.
– Не думаю, Адольф, – проговорил Шнейдер.
– Возможно, что ты и прав, Ганс. Но все же я не теряю надежды. Ведь надежда, она умирает последней.
– Мне бы вашууверенность, барон, – проговорил Шнейдер.
Тут Ганс запустил руку во внутренний карман, достал бутыль с вином. Осушил ее и с размаху запустил в ближайшие кусты, благо там в данный момент никого не было.
– Вы как хотите, господа, – проговорил он, – а я спать.
Если Шнейдер уснул сном праведника, то барон фон Хаффман об этом мог только мечтать. Сейчас, перед битвой, он прекрасно осознавал, что опять находится на краю пропасти. Умирать барон во второй раз ни как отважный воин, ни как преступник, над которым завис меч правосудия, не собирался. Адольф в душе верил, что не зря его судьба выкинула из его времени в прошлое. Он это понял, когда во время дуэли выжил. Вот и сейчас, ворочаясь и прислушиваясь к храпу товарищей, барон вдруг задался вопросом, а почему именно он оказался в этом загадочном и непонятном полку Черных гусар. Обычно иррегулярная конница состояла из наемников, в основном вен-
гров. Он и предполагал, что попадет именно в такой полк, а оказалось, что основная часть кавалеристов были низкорослые немцы, такие, как сам барон. Фон Хаффман тактично, чтобы не вызвать подозрения и непонятных толков, задал свой вопрос Шнейдеру. Ганс честно признался, что виной всему были деньги, которых отважному войну не хватало. Выходило, такие же проблемы должны были подвигнуть на службу в полку гусар и Адольфа фон Хаффмана.
– Чему я удивляюсь, – прошептал бывший старшина, закрывая глаза и делая попытку заснуть, – неспроста отец имел дружеские отношения с таким никчемным человечишкой, которым был Мюллер.
Последняя попытка уснуть оказалась удачной. Сон сморил барона фон Хаффмана, но, увы, ненадолго.
Утром его разбудил звук полковой трубы. Барон проснулся. Выругался и стал собираться.
Шли последние часы перед сражением.
Фридрих нервничал, хотя по внешнему виду было это трудно понять. Союзники численно превосходили прусскую армию. Вот только король считал, что этого для победы недостаточно. Он уже давно для себя решил, что побеждать нужно не числом, а умением. Для этого и приказывал нещадно муштровать своих воинов. Тяжело в ученье, легко в бою. Для себя эту истину Фридрих II открыл уже давно, отчего и шла его армия победоносно по землям австрийцев. В будущем, может, появятся люди, что придут к такому же выводу, да вот только пока ни среди его верных генералов, ни среди врагов таких даже близко не наблюдалось.
Монарх стоял в окружении своих офицеров, тех, что ему нужны были сейчас здесь, а не там – на поле боя. Темно-синий мундир, белые штаны, ботфорты. На поясе шпага. Треуголка. В левой руке трость.
Король вытянул руку, и тут же в его ладони оказалась подзорная труба. Адъютант среагировал быстро. Фридрих взглянул в нее и убедился, что все начиналось, как он и задумывал. Под бой барабанов, музыку флейт, с развернутыми знаменами, четкими линиями наступала его армия. Темно-синие мундиры, желтые камзолы, ярко-красные гренадерские шапки, черные треуголки. И все это под военный марш. Ружья наперевес.
– Красиво идут, – отметил король.
Перевел взгляд туда, где еще вчера вечером находились союзники. Усмехнулся. Вот она пестрота красок. Белые как снег мундиры австрийцев, пестрые доломаны гусар, красные как кровь кафтаны саксонцев. Разноцветные знамена. Идут навстречу своей погибели. Правда, делали они это как-то неаккуратно и даже вальяжно. До короля легкий ветерок донес звук барабанов. Чей он? Его пруссаков или союзников? Впрочем… Австрийцы движутся по левому флангу, саксонцы по правому, причем последние вот-вот наткнутся на авангард Дюмелена, а тогда их шансы покинуть поле боя победителями станут равны нулю.
Заговорили громко пушки, заявляя о своем существовании. Тут же дымом накрыло колонны саксонцев. Стало трудно что-то разглядеть в хаосе битвы, понять, что происходит. Дышать в дыму стало невозможно, и Фридрих уже собирался было направиться в шатер, когда до его уха донеслись радостные крики.
– Пехота пошла, государь, – проговорил один из офицеров, что сейчас стоял позади него.
Неожиданно для саксонцев начала атаку прусская гвардия и кавалерия. Союзники уже поняли, что не успевают развернуться в боевой порядок. Тут же зазвучала команда, но войска дрогнули. Начали отступать.
– Австрийцы к ним не успеют подойти, государь, – проговорил тот же офицер.
– Сам вижу, – прошептал король, поднося подзорную трубу к лицу.
Фридриха сейчас больше всего интересовало, что будет делать Карл Лотарингский? Сын герцога Лотарингского Леопольда и принцессы Элизабеты Шарлоты Орлеанской, тридцатитрехлетний принц Карл Александр уже в четырехлетнем возрасте стал владельцем собственного полка. В семнадцать – кавалер ордена Золотого руна. В двадцать четыре вместе с братом уехал в Вену, где получил тут же звание генерал-вахтмейстера. Принимал участие в войнах с турками. В чине генерал-фельдмаршала выступил против Фридриха П. Прусский король этот факт не забыл. Иногда даже укорял этим своих старых генералов. В первые годы австро-прусской войны действовал против армии неприятеля очень даже успешно, но 17 мая 1742 года фортуна на какое-то мгновение от него отвернулась. После проигранного им сражения при деревне Готузиц близ Часлау Мария Терезия вынуждена была заключить мир в Бреславле, уступив Фридриху II Нижнюю и Верхнюю Силезию до Тешена, Троппау и землю по ту сторону Оппы и высоких гор, равно как и графство Глац. В качестве наказания Мария Терезия направила молодого офицера осаждать Прагу. Под стенами города фортуна вновь улыбнулась ему. Затем последовала победа при Браунау Удалось занять всю Баварию, овладеть частью Эльзаса. Но вскоре вновь возобновилась война с Пруссией, и ему пришлось вернуться в Богемию. Теперь генерал-фельдмаршал смотрел, как терпят поражение саксонцы.