— Добрый вечер, Оливия. Как вы и просили, мы поставили шампанское на лед.
Оливия кивнула:
— Спасибо, Камон. — Она с улыбкой повернулась к Адаму: — Я решила, что шампанское безопаснее пива. Обещаю не опозориться. И надеюсь, ты не против, но я и ужин нам заказала. Надо же применять свои навыки на практике! — Она быстро улыбнулась. — Похоже, я слишком много болтаю.
— Я не против, — ответил он. — Мне нравится слушать тебя.
Удивленно подняв темные брови, она села на деревянную скамью.
— Правда не против? А я-то боялась, что от моей болтовни ты не знаешь, куда деваться.
— Ты напрасно боялась. — Звук ее голоса, неподдельное воодушевление и интерес к самым разным вещам в самом деле привлекали его.
Оливия потянулась к венку, висящему на краю стола, и улыбнулась:
— Это плюмерия, или франжипани. Очень интересные цветы! Ты знаешь, что в разных странах они обозначают разные вещи? Здесь, в Таиланде, они раньше были под запретом, потому что считалось, что они приносят горе. Но теперь в них видят особый, достойный дар Будде. Во Вьетнаме считалось, что на деревьях плюмерии живут духи, а в Индии эти цветы означают верность. — Она погладила лепестки; от невинной чувственности ее жеста Адам едва не задохнулся. — Наверное, это Камон придумал, — продолжала Оливия. — Я предупреждала его, что сегодня у нас особый ужин.
Надежда — и не только — вскружила ему голову.
— Есть какой-то повод? — спросил он, но Оливия не успела ответить. Камон принес бутылку шампанского, два узких бокала и жаренные в кляре креветки. За ним шел еще один официант; он нес другие блюда.
Долго, мучительно долго открывали бутылку, разливали игристое вино и обменивались любезностями. Наконец, заверив Оливию, что все только что приготовили, Камон направился назад, на кухню. Адам надеялся, что там он и останется.
— Ты, похоже, ни слова не слышал? — со смехом спросила Оливия.
— Точно.
— В таком случае в виде наказания тебе придется выслушать, из чего приготовлено каждое блюдо. Со всеми подробностями!
Она снова улыбнулась; ее губы — искушение; улыбка била его наповал.
— Ничего, — ответил он.
Особенно если она будет и дальше так же говорить — негромко, с хрипотцой.
— Итак, слушай. Сегодня у нас на ужин блинчики с крабами и креветками под фирменным тамариндовым соусом. Пряные маринованные куриные крылышки с лимонной травой. Ароматная говядина гриль в листьях бетеля. И наконец, маринованная в меду утиная грудка, зажаренная в листьях пандана. — Она намеренно низко наклонилась над столом, и Адам едва не прикусил язык.
— Вкусно, — прошептал он, бесстыдно любуясь ее грудью.
— Тогда наслаждайся, — распорядилась она.
— Надеюсь на это. — Он широко улыбнулся, заметив, как она слегка вздрогнула и поспешно начала накладывать себе еду. Адам последовал ее примеру. Приятно было какое-то время есть молча; в голове теснились разные картины продолжения вечера — одна другой заманчивее. И только когда Оливия тихонько вздохнула, показывая, что наелась, он поднял бокал.
— За остаток нашего отпуска!
Она, не колеблясь, чокнулась с ним; ее лицо мерцало в лунном свете. И тут висевшие у них над головами фонарики погасли.
— Ах! Значит, настало время огненного шоу! — воскликнула Оливия.
Сначала Адаму захотелось, чтобы участники шоу исчезли, растворились без следа, но потом ему стало стыдно. Оливии непременно нужно увидеть по-настоящему красочное зрелище; ведь сегодня их последняя ночь здесь.
Он мелкими глотками пил шампанское; ледяные пузырьки освежали. Вечер шел так, как он надеялся. Волшебный вечер. А если и дальше все пойдет так, как он ожидает, волшебство перенесется в спальню. Он покосился на Оливию; увидел, как на ее лбу появилась прежняя морщинка: может быть, она еще не приняла окончательного решения.
Оливия следила за представлением как завороженная.
— Как они это делают? — воскликнула она.
Два молодых тайца, голые по пояс, кружились и приседали, вертелись и исчезали во мраке. Ярко горящие факелы создавали невероятные узоры, освещавшие воздух оранжевыми сполохами.
— Просто невероятно, — прошептала она.
— Они уходят на пляж, — пояснил Адам. — Если захочешь, попозже мы еще посмотрим на них.
— Решающий момент, — сказала она и подняла бокал. От предвкушения у него все сжалось; сердце забилось учащенно.
— Я все думаю о том, что ты сказал в пещере, — начала она. — О том, что на всю ночь ты в моем распоряжении… — Она нервно усмехнулась: — Все равно что объявление о распродаже в супермаркете: «Купите один товар, второй получите бесплатно».
Адам поднял руки вверх:
— Я вовсе не это имел в виду.
Он не подозревал, как важно для него, оказывается, что решит Оливия. Речь всего об одной ночи. Это важно? Да. Имеет значение для всей его жизни? Нет. Правда, для определенной части тела ее решение с каждой секундой делалось все важнее.
Она прищурилась, и на ее губах заиграла приветливая улыбка.
— Я и забыла, что ты выше толп обычных людей и, наверное, в супермаркеты не ходишь. Ты, наверное, и не знаешь, что такое «Возьми один товар и получи второй такой же бесплатно!».
Адам ухмыльнулся:
— Детка, я живу один.
— А то я не знаю! Я потому и решила принять твое предложение.
Облегчение накрыло его теплой волной, но он старался не забывать о правилах игры.
— Добро пожаловать на борт! — Он глубоко вздохнул. Похоже, ему не хватает воздуха. — Но запомни одно, Лив. Ты уникальна. Ты незаменима. И сегодня ночью будем только ты и я. Согласна?
Она едва заметно кивнула; похоже, она обдумала его слова и одобрила их. Потом застенчиво улыбнулась:
— Что же дальше?
Адам ответил ей улыбкой, изо всех сил сдерживая внутреннего волка:
— Лив, мы будем делать все, как ты захочешь. Что ты решишь. Командуй — и все будет по-твоему.
Оливия постаралась утихомирить радостный гул в голове, вибрацию во всем теле, превращавшую ее в проволоку под током. У них все получится — они укротят безумное влечение. Как она пожелает…
— Все будет, как я захочу? — переспросила она.
Он кивнул.
— Хорошо. Не смейся, но я хочу вернуться домой, посидеть под звездами и подумать, — выпалила она. Улыбка тронула его губы; в уголках глаз появились крохотные морщинки. — Послушай! — воскликнула она. — Я же просила, чтобы ты не смеялся!
— А я и не смеюсь. По-моему, все будет идеально.
Когда они вместе встали, у нее закружилась голова; ей стало легко. Адам машинально потянулся за бумажником, но Оливия покачала головой:
— Я угощаю, помнишь? За все уже заплачено.
— Значит, здесь нас ничто не держит?
— Точно.
— Тогда вперед!
Сердце Оливии екнуло, когда она увидела широкую улыбку на лице Адама. Он протянул руку, и она приняла ее.
Они не столько шли, сколько бежали, и оба смеялись; им вдруг стало весело. Они возвращались на виллу. И только когда они остановились на пороге, Оливии вдруг стало страшновато. Ее сковала странная застенчивость.
Все прошло, как только Адам снова взял ее за руку и повел на террасу. Не отходя друг от друга, они сели в плетеную бамбуковую качалку.
Оливия села на белую подушку и подобрала под себя ноги; диванчик покачивался под их тяжестью. Странная робость вернулась. Тогда, в лифте, и потом, в лимузине, было легче — их просто охватила страсть и не оставалось времени подумать. Сейчас все по-другому. Адам предоставил право решать ей.
Она посмотрела в чернильное небо, на сверкающие звезды, а потом повернулась к Адаму. Его профиль высвечивался в лунном свете.
— Как красиво, — сказала она, имея в виду: «Ты красивый». Но, может быть, так не говорят мужчине?
Она глубоко вздохнула, впитывая опьяняющий аромат франжипани, и, привстав босой ногой на пол, пересела к нему на колени. Обхватила коленями его узкие бедра, прижавшись к нему всем телом и радуясь его немедленной реакции. Она нарочно повторяла то, что сделала в лимузине, только на сей раз она точно знала, что не передумает.
Она зарылась пальцами в его густую шевелюру и прижалась губами к его губам.
С тихим вздохом он разомкнул губы, подчиняясь ее натиску.
— Еще! — прошептала она.
Зарычав, он схватил ее за талию и притянул к себе. Низ живота обдало жаром; она извивалась, стараясь потеснее прижаться к нему.
Чуть наклонив голову, он снова впился в нее губами; руки двинулись от талии вниз; он гладил ее бедра под юбкой. Она изогнулась, чтобы ему было удобнее; когда пальцы коснулись нежной плоти, она затрепетала от наслаждения. Внутри бушевал пожар. Адам вдруг отстранился.
— Лив, — хрипло сказал он, — сама решай, что дальше. Потому что скоро мы преодолеем точку невозврата, и я уже не смогу остановиться.
Его потрясающие глаза цвета молочного шоколада потемнели и расширились от чистого, первобытного желания. А ей хотелось забыться. И не на один миг. Она стала безрассудной, опрометчивой.
Уголки ее губ дернулись; она прижала ладони к его груди, почувствовала, как сильно бьется его сердце.
— Вот и хорошо, — шепнула она. — Я не хочу, чтобы ты останавливался.
Он встал, она обвила ногами его талию, обхватила его руками за шею. Не выпуская ее, он шагнул к раздвижной двери.
Она прижалась губами к его губам, страстно желая испытать такой же долгий, блаженный поцелуй. Их языки сплелись; забыв обо всем, они пробирались по гостиной.
Раздался грохот, когда Адам налетел на стол, заставленный безделушками. На пороге спальни Адам остановился, Оливия скользнула на пол и посмотрела на него снизу вверх. Шагнула назад, краем глаза заметила свое отражение в зеркале в резной раме. Глаза огромные, зрачки расширены, на лице испарина. Она охвачена желанием.
Она сбросила с себя платье, лужицей мандаринового цвета растекшееся по полу у ее ног. Она показывала ему себя во всей красе. Вот она, Оливия Эванс. Совершенно раздетая.
— Адам…
Ответом ей послужил хищный блеск его глаз: он жадно оглядывал ее с ног до головы. Ей стало жарко; снова накатило возбуждение.
— Лив… ты великолепна.
Он легонько провел пальцем по ее ключице, спустился к груди, нашел сосок. От его нежного прикосновения ее всю обдало жаром, ноги у нее подкосились.
— Ты такая красивая, — прошептал он, и впервые в жизни она радовалась этим словам. Ей хотелось быть красивой, хотелось доставлять удовольствие. — Скажи, чего ты хочешь, — хрипло попросил Адам.
Внезапно все стало так просто!
— Я хочу тебя, — сказала она, наполняясь радостью при виде того, как на его губах заиграла греховная улыбка, осветившая его глаза. — Без одежды!
— Это легко устроить. — И быстро стянул через голову футболку. Он был само совершенство: четко очерченные мускулы с порослью волос на груди, накачанный брюшной пресс… Она посмотрела ниже, где намечалась заметная выпуклость.
— Не останавливайся, — прошептала она.
— Терпение! — Он улыбнулся и ловко снял шорты, бесцеремонно отшвырнув их в сторону.
Боже! Адам был… великолепен, по-другому не скажешь. «Какой он огромный!» — подумала Оливия. Потом в голову закралась еще одна мысль: «Мой!»
Ей безумно хотелось, чтобы он трогал ее, но ее жадные пальцы тянулись к нему, ей хотелось гладить и ласкать его мускулистое тело.
Грудь Адама была словно каменная; когда она провела ладонями по его горячей коже, он охватил ладонью ее грудь и провел большим пальцем по соску. Оливия прильнула к нему, требуя продолжения.
Неожиданно ее ноги коснулись кровати; Адам бережно уложил ее спиной на атласное покрывало и склонился над ней, поставив руки на кровать; он так пристально смотрел на нее, что ее пробила дрожь с головы до ног. Потом он лег на бок и провел пальцами по ее животу вниз; не сводя с нее пытливою взгляда, он стал ласкать, гладить и дразнить ее в самых нежных местах. Она все больше загоралась. Когда наконец его пальцы вошли в нее, ее мышцы сжались, обхватывая их.
— Адам, прошу тебя… — прошептала она; ей не терпелось положить конец сладкой пытке. Его возбужденный член коснулся ее бедра, и она, вытянув руку, стала поглаживать стальной стержень в бархатных ножнах. Он хрипло застонал, когда она провела рукой по нему, обвела бархатистую головку и увидела каплю влаги.
— Лив, ты меня убиваешь, — прошептал он. Но и он сам медленно убивал ее.
Оливия изогнулась, подняла бедра; она искала его, ей нужно было срочно сбросить напряжение, но он умело подводил ее к самому краю и удерживал там. Наслаждение было таким мучительным, что у нее перехватывало дыхание.
Наконец несколькими ловкими движениями он добрался до нужной точки, и она закричала, сотрясаясь всем телом и прижимаясь к нему.
Может быть, прошло несколько секунд, а может и минут, прежде чем она снова всплыла на поверхность и увидела, что он наблюдает за ней с довольной улыбкой. Она погладила его по щеке.
— Это было невероятно, — сказала она.
— Это только начало, — ответил он. — Тебе повезло. Сегодня день скидок…
— Не поняла.
— Возьми один оргазм, второй получишь бесплатно, — прошептал он, и Оливия рассмеялась.
— Ловишь меня на слове?
— Вот именно! — Ей не верилось, что она так быстро возбудится снова, но ее тело подалось к нему, когда он мягко развел ей ноги и встал между ними на колени.
Адам покрыл поцелуями ее живот и двинулся вверх; его губы играли с ее сосками. Оливия вцепилась ему в плечи и провела пальцами по его восхитительной спине. Волны удовольствия зарождались в глубине, и она все плотнее прижималась к нему. Как ей хотелось, чтобы он поскорее оказался в ней!
Он ненадолго отпрянул, поспешно надел презерватив.
— Вперед, Адам, — прошептала она.
Он снова оказался сверху и медленно вошел в нее, возбуждая в ней новое чувство, порождая настоящую лавину удовольствия. Наконец она поняла, что больше не вынесет.
— О, Адам… — прошептала она. Чувственное наслаждение было таким острым, что Оливии показалось: она сейчас потеряет сознание. Они оба одновременно дошли до пика, и она задрожала под ним, выкрикивая его имя.
Словно издали она услышала хриплое рычание Адама и поняла, что он следом за ней рухнул в пропасть.
Оливия открыла глаза, услышав мелодичное пение птиц; она проснулась с ощущением того, что в мире все хорошо и правильно. В том мире, где она покоилась в сильных объятиях Адама, погруженная в убежище бесконечного счастья.
Ночь и предрассветные часы превзошли все ее фантазии; они открыли ей истину, настолько ослепляющую своей чистой простотой, что она лишь удивлялась, почему она раньше ничего не понимала?
На подсознательном уровне она сознавала, что никто, кроме Адама, не способен подарить ей такое счастье. Он доказал, что телесный союз может быть блаженством. Они с Адамом давали и брали, удовлетворяли потребности друг друга, вместе плыли на волнах наслаждения и слились в одно целое.
Ничто из того, что она испытывала раньше, невозможно было сравнить с новыми ощущениями — все равно что сравнивать мерцание потухающего фонаря с ослепительным светом солнца в пустыне.
Она осторожно повернулась, не желая будить Адама, но ей вдруг захотелось увидеть его, разглядеть его лицо во сне. Поздно; он открыл глаза и оглядел ее с сонным, усталым удовольствием.
— Привет, — сказал он, и от его хриплого спросонок голоса у нее сжалось сердце. Он снова укрылся одеялом и перекатил ее к себе, на сгиб локтя.
Вдруг Оливия вздрогнула. Она поняла, что больше никогда не увидит его таким. Пропускать между пальцами его темные волосы, ласкать гладкую кожу… Больше никогда Оливия не поддастся волшебству, которое зародилось от их слияния.
Скоро приедет Зеб; ночь кончилась. Райские врата закрываются. Пора возвращаться в реальный мир.
Как странно! Неделю назад она мечтала только об одном: разыскать Зеба Мастерсона. Теперь ей хотелось отложить его приезд еще хотя бы на день. Но это невозможно, так что… она справится. Она ведь знает правила — ей не к чему придраться.
Как Адам изменил ее жизнь! Он изменил ее представления о том, что такое желание; он доказал, что мужчина способен желать женщину, даже если она не всегда выглядит идеально. Что секс может быть прекрасным, чудесным — и даже борьба за власть в небольших количествах способна доставить удовольствие. До тех пор, пока партнеры доверяют друг другу.