Лица стоявших в тесном подвальном помещении людей были белыми как мел…
— Иначе вы не выживете, мать вашу! — продолжил я — стоит только пожалеть кого то, и скоро все станут такими как они! Те, кто еще здоров, должны быть готовы защищать свою жизнь с оружием в руках! Поэтому урок первый — здесь шесть заболевших. Кто-нибудь из вас сомневается в том, что они больны?
Никто не сказал ни слова. Глядя на мечущихся в клетках одержимых, вопросов действительно не возникало.
— Поэтому сейчас мы их расстреляем!
Я пошел вдоль стены с ружьем на изготовку. В самой дальней клетке сидел мальчик, на вид лет двенадцати. Наверное, несколько дней назад он играл с друзьями на речке, гонял на велосипеде… Но это было в другой жизни и в другом мире. Сейчас же он с ненавистью, налитыми кровью глазами смотрел на меня, пытаясь зубами перегрызть прутья клетки. Даже на расстоянии был слышен скрип зубов по металлу прутьев.
Ружье оглушительно бухнуло в тесноте подвала, заряд дроби буквально разорвал грудную клетку одержимого, кровь брызнула на пол. Именно одержимого, ни детей, ни вообще людей здесь, в клетках не было. Мальчишка отлетел на середину камеры, но, несмотря на смертельное ранение, попытался встать. Я передернул затвор, дымящаяся гильза с металлическим стуком упала на пол. Я подошел к клетке ближе, просунул ствол ружья через прутья и выстрелил еще раз. Господи, прости нас за то, что мы делаем…
Сначала я не понял, откуда раздаются эти утробные звуки. Обернулся. Энджи стояла в углу на коленях, ее буквально выворачивало наизнанку. Белый как мел мэр прислонился к стене, чтобы не упасть.
— Теперь вы, шериф! — жестко сказал я, протягивая ему ружье.
Шериф, стараясь выглядеть невозмутимым, взял ружье, обернулся. Подошел к клетке, в которой сидела женщина лет тридцати.
— Осторожно!
Женщина бросилась вперед, с противным стуком ударившись о прутья клетки. Зарычала — эти звуки, рычание одержимого часто приходят ко мне во сне. Шериф, отшатнулся, ударившись спиной об бетон подвала.
— Стреляйте! — крикнул я.
Почти не целясь, шериф выстрелил, заряд дроби почти оторвал женщине ногу, но она продолжала с рычанием висеть на прутьях клетки, даже не замечая хлещущую из страшной раны на пол кровь.
— Еще!
Шериф передернул затвор и выстрелил снова, уже прицельно. На сей раз заряд дроби отбросил женщину на середину камеры, она несколько раз дернулась и замерла в луже крови.
— Теперь ты, Смит — я буквально вырвал ружье из рук шерифа и протянул Смиту.
— Нет, сэр… — попятился Смит, наткнувшись спиной на стену — я не могу! Не могу!!!
На него было страшно смотреть, казалось, он вот-вот упадет в обморок. Впрочем, к обмороку были близки все находящиеся в подвале. Адский запах крови и сгоревшего пороха, залитый кровью подвал, рычание и вой одержимых — наверное, страшнее бывает только в аду.
— Давай, твою мать! — заорал на него я, хлестко ударил по щеке, чтобы привести в чувство — если не они, то завтра — ты! Или твой ребенок! Давай, мать твою! Стреляй!
Смит взял ружье, раз за разом передергивая затвор, выпустил четыре дробовых заряда по камерам, убив одного одержимого и тяжело искалечив другого. Потом, выпустив из рук ружье, тяжело бухнулся на колени и страшно, с надрывом зарыдал…
Мы расстреляли всех. За время, что прошло с того страшного дня в подвале полицейского участка Седона всем нам пришлось расстрелять немало одержимых. И не только одержимых. Некоторых мы убили в бою. Некоторых — расстреляли вот так же, как зверей в клетках. Но из всех убитых я помню именно этих, помню того пацана, лежащего в луже крови на бетонном полу камеры.
В кабинет шерифа мы возвращались с трудом, многие еле передвигали ноги, потрясенные до глубины души произошедшим. Шериф поддерживал Энджи, сама она идти не могла, несмотря на то, что была агентом ФБР. Вот уж правильно говорят: курица не птица, женщина не офицер…
— Шериф!
— А?
— Спиртное есть?
— Да … — шериф засуетился, достал из нижнего ящика стола большую бутылку, наполненную коричневым, отдающим дымком бурбоном, протянул ее мне. Я свернул пробку, сделал глоток прямо из горлышка, передал дальше. Молнией промелькнула мысль, что точно также мы приходили в себя после зачисток и спецопераций в Ираке. Какие там нах… психологи, какие комнаты психологической разгрузки… Только спиртное помогало хоть немного. Некоторые так и не смогли потом стать нормальными людьми и вписаться в мирную жизнь. Я смог. Или это мне кажется?
— Что дальше? — спросил шериф.
— Дальше надо укреплять город…
В коридоре раздался топот, с шумом распахнулась дверь, на пороге вырос седой, заросший длинной окладистой бородой мужик лет шестидесяти в грубой джинсовой одежде. В руках у него был охотничий Ремингтон 11–87. Полубезумным взглядом оглядев присутствующих он дико выкрикнул.
— Мотоциклисты! Рокеры! На северной баррикаде!
Если честно, я даже порадовался. Пока мы бежали к машинам, я подумал что это — лучший способ отвлечься от того, что произошло в подвале. Клин клином вышибают…
Седона Северная окраина города
Мы не успели. Верней почти успели. Рокеры, которых было человек пятьдесят, не меньше прорвали баррикаду как раз перед самым нашим прибытием. Я тормознул Шевроле метров за двести до баррикады, причем припарковал его в узком проулке так, чтобы летящие по улицам пули не попали в машину. Своя машина, как-никак, не чужая… Впереди, метрах в пятидесяти уже стреляли вовсю, о тут то там взревывали мотоциклетные моторы. Звук мотора Харлея не спутаешь ни с чем. Пора идти…
— Проверка связи!
Перед тем, как сорваться сюда, я взял у шерифа полицейскую рацию: без координации действий (а действовать придется двумя группами) можно либо перестрелять друг друга. Либо попасть под огонь и погибнуть, не имея возможности вызвать помощь. Так что рацию я взял.
— Слышу хорошо, мы на месте — раздался спокойный голос шерифа Герцога.
— Работаем. Идем по параллельным улицам. Темп продвижения — по мере возможности. Задача — вытеснить противника из города. Как поняли?
— Понял.
— А ты куда полезла? — вызверился я на Энджи, оказавшуюся волей случая в нашей машине.
— Это мой город, между прочим! — с вызовом сказала она — так что избавьте меня от ваших сексистских замечаний! Да что же это такое… Спокойствие, только спокойствие…
— Идем, прикрывая друг друга. Не торопимся, не дергаемся. Вперед!
Пули летели беспорядочно, сосредоточенного огня не велось. Банда рокеров — несколько десятков жирных, бородатых, немытых мужиков в кожаных куртках, прорвавшись за баррикаду сделали большую ошибку. С крыши одного из зданий по ним вели огонь из нескольких ружей. И вместо того, чтобы разбиться на группы по два-три человека и разъехаться по городу, расстреливая и поджигая все что попадается на пути (вылавливали бы мы их потом по одному), они сгрудились моторизованным стадом посередине улицы, подожгли дом, откуда по ним велся огонь и, обстреливая второй этаж и крышу из револьверов и ружей, ждали пока защитники дома сгорят или бросятся на улицу под пули. Залпы сменялись жизнерадостным хохотом, который был слышен даже мне отсюда. Я выглянул из-за угла буквально на секунду и ни один из них меня не заметил — значит, армейского опыта не имеют и за местностью не наблюдают. Это хорошо.
— Примерно десять единиц — почему то шепотом, хотя из-за беспорядочной стрельбы слышно не было объявил я — посередине улицы. На мотоциклах. Работаем вдвоем, двумя этажами Пит сверху, я снизу. Приготовились. Обратный отсчет от пяти.
Двумя этажами — это значит что я стреляю с колена или из положения лежа, а Питер стреляет стоя. Некоторые ухитряются даже стрелять «тремя этажами» — стоя, с колена и лежа.
На счет «один» мы одновременно вышли из-за угла. Я решил все-таки стрелять из положения лежа, Пит приготовился стрелять стоя. За долю секунды в глазах отпечаталась обстановка — горящая баррикада, сгрудившие посередине улицы блестящие Харлеи, грохот обрезов помповых ружей и пистолетов.
Две наши винтовки ударили одновременно. Брат стрелял из Калашникова короткими очередями, благо невысокий темп стрельбы позволял это, я же в быстром темпе садил одиночными, стараясь целиться через ACOG. В магазине Калашникова через три обычных патрона шел один трассирующий, и в прицеле моей винтовки казалось, будто импульсы фантастического лазера бьют по цели, сбивая байкеров на землю.
Один из Харлеев вспыхнул практически сразу, его бензобак взорвался, словно фейерверк на день независимости, пламя огненным цветком выплеснулось на седока и задело соседний мотоцикл. С ревом, который был слышен даже с нашего места, горящий байкер соскочил с мотоцикла и тут же черной, охваченной пламенем тушей рухнул на землю — чья-то пуля достала его. В следующую секунду пули сбили на землю еще двух или трех байкеров, их мотоциклы повалились на бок, создав завал, мешающий другим, еще живым бандитам тронуть свои мотоциклы с места. Один попытался это сделать, его мотоцикл взревел и прыгнул с места как норовистый конь, заехав передним колесом на лежащий перед ним мотоцикл с мертвым седоком в сидении. В следующую секунду, заметив это, я слегка сместил ствол карабина, нажал на спуск — и винтовочная пуля сбила байкера с мотоцикла на землю, а сам мотоцикл, вставший на заднее колесо, взревел в последний раз двигателем и завалился на общую кучу, придавив своего бывшего седока, не знаю живого или нет.
Пара байкеров уцелела в первые три секунды боя и выстрелила несколько раз в нашу сторону из крупнокалиберного пистолета и обреза ружья. Но на таком расстоянии это было несерьезно, дробь даже не долетела до нас. В следующую секунду и они рухнули на асфальт.
Брат отстрелялся первым, сразу же убрался обратно за угол дома, достал из-за пояса свежий магазин, вставил его в автомат, передернул затвор. Молодец, кстати, армейские уроки все-таки не забываются… В этот же момент и моя винтовка сухо щелкнула, вместо очередного выстрела — патроны кончились. Лежа на земле, я достал из самодельного снаряжения новый магазин, вставил в винтовку, передернул затвор.
Кажется, готовы. Все. Две тактические винтовки и пятьдесят патронов за несколько секунд превратили бандитов на мотоциклах в груду металла вперемешку с мясом. Сверкавшие, отделанные хромом и кожей Харлеи страшной, дымящейся с горящей грудой лежали посреди улицы…
— Начинаем движение! — сказал я поднимаясь и прижимаясь к стене, береженого Бог бережет — Двигаемся короткими перебежками, используем укрытия. На середину улицы не высовываемся. Пошли!
Впереди с грохотом взорвался бензобак мотоцикла, полыхнуло, вспышка резанула по глазам. Черный дым застилал все впереди, конец улицы почти не был виден и мне это не нравилось.
Идем перебежками, я затем Пит, затем двое местных, один с дробовиком другой с винтовкой, затем увязавшаяся за нами Энджи. Один за другим перебегаем от одного здания до другого, прячемся за стоящими у обочины улицы брошенными машинами, в переулках между зданиями. Вся улица как будто вымерла — часть жителей в центре города, часть спряталась в квартирах, и боится нос на улицу высунуть.
Рокот двигателя мотоцикла впереди застал меня в тот самый момент, когда я перебегал в новое укрытие. Раздался он совсем близко, видимо мотоциклист выехал с соседней улицы. Добежать до укрытия я не успевал, с винтовкой, скорее всего не справился бы — и, присев на одно колено я отпустил повисшую на тактическом ремне на груди винтовку и выхватил из поясной кобуры крупнокалиберный Глок.
Мотоциклист появился внезапно, его хромированный боевой конь с рыком пробил жирную черную пелену дыма. Сидевший на мотоцикле байкер, бородатый, в солнцезащитных очках наводил на меня дробовик, держа его одной рукой как пистолет. Но я почему то не стрелял, как чувствовал. Расстояние между нами стремительно сокращалось. И когда до него осталось метров двадцать, байкер выстрелил. Черный срез дула дробовика расцвел оранжевым огнем. И в ту же секунду я плашмя упал на спину, лишая себя свободы маневра и несколько раз выстрелил из Глока. Сноп свинца разъяренным пчелиным роем прошел надо мной, с противным визгом хлестнул по стене, вышибая кирпичную крошку. Одна из дробинок обожгла руку, боль яркой вспышкой пронзила мозг, но в ту же самую секунду рев мотора мотоцикла захлебнулся, тяжелый кабан [14]с шумом грохнулся на асфальт, пропахав совсем рядом со мной. Наступила относительная тишина.
Выругавшись про себя, перекатился, вскочил на ноги. Добежал до ближайшего укрытия, укрылся. Через пару секунд в то же укрытие, тяжело дыша, ввалился Питер.
— Цел?
— Цел, улицу держи!
Пит встал на колено, направив автоматный ствол на улицу, а я достал индивидуальный пакет, засыпал кровоточащее запястье (дробинка, слава Богу, не застряла в руке, а просто чиркнула, но кровило изрядно) антибиотиком, заклеил специальным пластырем. Немного отпустило. Перезарядил пистолет.
Снова идем вперед, перебегая от укрытия к укрытию. Улица прямая, простреливается насквозь, что не есть хорошо. У дома, изрешеченного пулями байкеров к нам присоединяются трое гражданских с дробовиком и двумя винтовками. Еще трое лежат наверху, но сейчас не до них. Заберем потом. В кармане запищала сигналом срочного вызова рация.
— На приеме?
— Как у вас? — голос шерифа Герцога, кажется чуть запыхавшийся.
— Улица чиста до баррикады! — зону задымления мы уже прошли, впереди была разрушенная баррикада, прямо посреди улицы лежал посреди улицы человек в джинсовом костюме, судя по позе мертвый. Еще один мертвец лежал у самой баррикады, за старым красным пикапом, изрешеченным пулями — с нами трое гражданских. Вижу двух двухсотых у баррикады. Прием.
— Улица чиста! — в свою очередь сообщил шериф — кажется, оставшиеся байкеры свалили. Мы идем к вам!
— Принял! Не стрелять — сказал я, обернувшись. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь пальнул по своим, а этого вполне можно было ожидать, нервы у всех на взводе…
Впереди, метрах в тридцати от нас из-за угла сначала показалось дуло винтовки, затем осторожно вышел и сам шериф. Я махнул рукой, показывая, что все в норме.
— Что думаете? — шериф нервно затянулся сигаретой, махнул рукой в сторону баррикады. Черный дым от горящих мотоциклов и человеческих тел лез в нос, заставлял слезиться глаза, но на это никто не обращал внимания.
— Сколько у вас вооруженных людей? — вопросом на вопрос ответил я.
— Около сотни, а что?
— А оружия армейского образца?
— Двенадцать винтовок — шериф сплюнул — Клинтон, мать его… [15]
— Клинтон — передразнил я его — я например и при Клинтоне много чего запас. Короче, все это — только цветочки, скоро будут ягодки. Такими силами вы город не удержите, надо всем собраться где-нибудь, где можно держать оборону. Сейчас вам просто повезло, что байкеры тупо полезли через баррикаду. Если в эту местность придут одержимые в поисках пищи — они найдут, где просочиться, тем более что сплошного периметра обороны вокруг города не создать. Есть какое-нибудь место, окруженное сплошным забором и достаточно большое? Шериф задумался.
— Если только металлургический завод… Но он не работает давно. И цеха там в скверном состоянии.
— Но забор там есть?
— Забор есть… Подлатать только…
— И не только подлатать, но и окопать по периметру рвом. На ночь всем нужно уходить туда, выходить — только по необходимости, только днем и только с оружием.
— А как же работать?
— Работать… — горько усмехнулся я — сейчас не до работы, сейчас бы выжить, прожить следующие несколько недель, а потом видно будет. Я не провидец, шериф и сам много еще не знаю, но чувствую, что хорошего впереди ждать не стоит. Вот так вот.
Шериф с мрачным видом выплюнул окурок сигареты на землю, раздавил каблуком сапога.
— И вот еще что. Насчет оружия. С таким арсеналом как у вас вы долго не протянете. Есть где-нибудь поблизости воинская часть или склады Национальной гвардии?
Катастрофа, день одиннадцатый