Роберт беседовал со своей соседкой, сногсшибательной брюнеткой, говорившей с ярко выраженным американским акцентом, которая, судя по обрывкам фраз, долетавшим до слуха Холли, и была его спутницей в этот вечер.
Ревность, дикая, бешеная ревность вонзилась в нее раскаленными клещами. Подобного она никогда не испытывала и была шокирована первобытностью проснувшихся в ней чувств. Она даже не подозревала, что способна так ревновать.
Интересно, что их связывает — Роберта и импозантную брюнетку из Нью-Йорка? Они любовники? Неужели Роберт домогался ее, Холли, подстегиваемый влечением к женщине, сидящей сейчас рядом с ним? Насколько поняла Холли, она прилетела из Америки специально для того, чтобы повидаться с ним. Любовники… Конечно, они любовники! Иначе и быть не может.
Сделав ошеломляющее открытие, Холли приняла твердое решение высидеть этот злосчастный обед до конца, улыбаться и разговаривать как ни в чем не бывало, стараться ничем не выдать себя, не показать ни словом, ни взглядом, что она чувствует на самом деле. Никто не должен ни о чем догадаться.
К тому времени, когда подали горячее, голова у Холли буквально раскалывалась от боли. Каждый кусочек пищи застревал в горле, грозя задушить ее. Она чуть не подавилась, когда подруга Роберта вдруг перегнулась через стол и, дружелюбно улыбнувшись Холли, воскликнула:
— Я так много о вас слышала! Позвольте мне выразить восхищение вашими успехами.
Холли была настолько поражена, что смогла лишь вежливо улыбнуться в ответ и пробормотать нечто нечленораздельное. Кэндис — так звали незнакомку, совершенно уверенную в том, что Роберт принадлежит ей одной, — держалась настолько открыто и искренне, излучала такое обаяние и сердечность, что Холли прониклась к ней невольной симпатией. При других обстоятельствах они наверняка подружились бы.
При мысли о том, что она лишилась последнего слабого утешения — испытывать неприязнь к избраннице Роберта, — Холли впала в отчаяние, смешанное с чувством вины и презрением к себе. Если бы она заранее знала, что в жизни Роберта есть другая женщина, явно считающая его своей собственностью, она сумела бы удержать в узде свои чувства, не провела бы с ним ночь любви.
Обед подошел к концу. Джемма слегка нахмурилась, убирая почти нетронутую тарелку Холли.
— Извини, Джемма, — пробормотала Холли. — Все было очень вкусно, но я… у меня в последнее время совсем нет аппетита.
Сев прямо, она внезапно обнаружила, что Роберт напряженно наблюдает за ней и, скорее всего, слышал ее разговор с Джеммой.
Он не спускал с нее пристального, изучающего взгляда и чуть заметно морщился. Холли не сомневалась, что сейчас он задает себе вопрос: как это я мог испытывать к ней хоть малейшее желание? Ей достаточно было сравнить себя с Кэндис, цветущей молодой женщиной, пышущей здоровьем и жизненной энергией. Сравнение явно не в пользу Холли. Она попробовала посмотреть на себя глазами Роберта: бледная от постоянного нервного напряжения, слишком худая, лишенная соблазнительных округлостей Кэндис, в обществе вести себя не умеет, в светском разговоре не участвует, в то время как американка держится свободно и непринужденно, проявляет невиданную эрудицию и искрящееся остроумие.
И тем не менее, несмотря на ревнивую зависть, Холли никак не могла вызвать в себе неприязнь к удачливой сопернице, буквально очаровавшей всех присутствующих — и мужчин, и женщин.
Ее брата Кэндис покорила с первого взгляда. Он так откровенно заигрывал с ней, что Холли поразилась терпимости Роберта: тот совершенно невозмутимо наблюдал, как его лучший друг отчаянно флиртует с его подругой, и не проявлял ни малейшего беспокойства.
После обеда гости перешли в гостиную. Пол немедленно присоединился к группе мужчин, окруживших Кэндис, забыв о сестре.
Засмотревшись на прекрасную американку, Холли не заметила, что Роберт направился в ее сторону, и очнулась только тогда, когда он тихо окликнул ее.
Она похолодела, охваченная паническим страхом. Что он собирается ей сказать? Попросит не выдавать его Кэндис, не рассказывать ей о том, что произошло в ее отсутствие? Ведь он изменил своей подруге. Неужели он действительно считает, что она способна на такую жестокость? Естественно, она не станет разочаровывать Кэндис, та не сделала ей ничего плохого.
Еще один шаг — и он окажется совсем рядом. Нет, этого она не вынесет… Пусть думает что хочет. Холли повернулась на каблуках и выбежала из комнаты.
Уединившись в одной из свободных комнат наверху, Холли уставилась в зеркало. Оттуда на нее смотрела бледная как полотно, похожая на привидение женщина с измученными, страдающими глазами. Может, здесь освещение такое неудачное? Она выглядит так, словно все беды мира обрушились на нее. И исхудала ужасно…
Рядом с яркой красотой Кэндис, ее жизнерадостностью и энергией она, должно быть, напоминает человека, перенесшего тяжелую болезнь. Холли передернуло. Если б знать раньше о существовании соперницы… Она закусила губу. Но ведь она же ничего не знала! Теперь поздно ругать себя за то, что случилось, за то, что она позволила Роберту использовать себя как средство освобождения от физического желания, вызванного другой женщиной.
Это он во всем виноват! Она должна презирать его, а не себя. Однако острое чувство стыда и отвращения к себе не покидало ее.
Было уже поздно, когда Холли наконец удалось увести брата. По дороге домой Пол говорил только о Кэндис. Холли, слишком измученная внутренней борьбой, была не в силах напомнить ему, что Кэндис — любовница Роберта, а Роберт — его лучший друг.
— Ты весь вечер промолчала, словно тебя что-то беспокоит, — заметил Пол, высаживая сестру из машины у дверей ее дома. — Даже Роберт обратил на это внимание, спросил, не слишком ли много ты работаешь.
Холли молча отвернулась от брата. На глаза навернулись слезы. Она не знала, какое чувство было в эту минуту сильней — любовь к Роберту или ненависть к нему.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Привет! Извините за беспокойство, я явилась без приглашения, но Пол сказал, что я могу навестить вас. Какой у вас прелестный старинный дом!
Холли вздрогнула и обернулась. С раннего утра она работала в саду и так увлеклась, что не заметила, как подъехала машина. Услышав знакомый голос с американским акцентом, она на секунду оцепенела. Чтобы выиграть время и оправиться от замешательства, вызванного неожиданным визитом Кэндис, она не торопясь воткнула лопату поглубже в землю и неохотно подняла глаза на гостью. Показаться невежливой не хотелось, поэтому она изобразила на лице любезную улыбку, стараясь держаться спокойно и естественно.
— Сколько же ему лет? — спросила Кэндис, когда Холли вышла к ней на дорожку между грядками.
— Лет шестьсот, — с излишней резкостью бросила Холли и тут же раскаялась: Кэндис не заслуживает такого отношения, она же не виновата, что Роберт полюбил ее. — Построен в четырнадцатом веке, — добавила она уже мягче.
Кэндис искоса взглянула на нее и неуверенно сказала:
— Послушайте, я вам, наверно, помешала. Если я не вовремя…
Холли стало стыдно. Надо немедленно взять себя в руки и не нарушать правила гостеприимства. Кроме того, нельзя допустить, чтобы Кэндис догадалась, что она сейчас чувствует.
— Нет-нет, нисколько. — Холли покачала головой. — Я как раз собиралась сделать перерыв и выпить чашку кофе.
Она жестом пригласила Кэндис в дом и пошла чуть-чуть впереди, чтобы не запачкать ее своей грязной одеждой. Открыв дверь кухни перед гостьей, она задержалась на крыльце — снять резиновые сапоги, на которые налипли комья влажной земли.
Кэндис прошла внутрь, и вскоре послышался ее возглас:
— Вот это да! У вас потрясающая кухня! Немного напоминает дом моих родителей в штате Нью-Йорк. Там так же уютно и хорошо, как здесь. Когда мне надоедает городская жизнь, я все бросаю и уезжаю к ним на несколько дней.
Холли вымыла руки и занялась приготовлением кофе: открыла запечатанную банку, высыпала в кофемолку горсть зерен и нажала на кнопку. Из-за шума говорить было невозможно. Холли обрадовалась временной передышке, хотя и понимала, что надолго оттянуть неприятный разговор не удастся.
Интересно, зачем она приехала? Что ее сюда привело? Холли разволновалась, ее охватил безотчетный страх. Хотя чего ей бояться? Судя по безмятежному выражению лица Кэндис, вряд ли незваная гостья собирается устроить ей сцену ревности, на что имеет, между прочим, полное право, виновато думала Холли.
Минут через десять она дрожащими руками разлила кофе по чашкам.
Если Кэндис и заметила ее состояние, то виду не подала. Держа чашку длинными тонкими пальцами с наманикюренными ногтями, она воскликнула:
— Ой, как хорошо пахнет! — И сделала глоток, потом другой. Затем, зажмурившись от удовольствия, поставила чашку на стол. — Наверно, вы догадываетесь, о чем я хочу с вами поговорить, — вполголоса произнесла она совсем другим тоном.
Сердце у Холли на секунду замерло, а потом застучало как сумасшедшее. Она неловко опустилась на стул, чувствуя, что покраснела до корней волос.
— Я давно знаю Роберта, — невозмутимо продолжала Кэндис. — Пожалуй, можно сказать, что я стала его первым настоящим другом в Нью-Йорке. Тогда я сама только что приехала из провинции — глупая молоденькая девчонка, неопытная и неотесанная. Роберт произвел на меня неотразимое впечатление, показался мне существом высшего порядка, таких, как он, я еще не встречала. Естественно, я тут же влюбилась в него по уши.
У Холли потемнело в глазах. Господи, лихорадочно взмолилась она, пронеси мимо меня горькую чашу, останови эту женщину, я не хочу слушать ее исповедь, ведь я знаю, что последует за ее признанием… Увы, ее молитва осталась без ответа, а сама Холли была абсолютно бессильна помешать Кэндис прекратить эту пытку.
— Я… я не уверена, что история вашего знакомства имеет какое-то отношение ко мне, — пробормотала она охрипшим голосом в полном отчаянии. В горле у нее пересохло, слова едва выговаривались.
Неужели она выдала себя? Догадалась ли Кэндис о том, что с ней происходит?
Повисло неловкое молчание. Холли, собравшись с духом, взглянула на гостью и обнаружила, что та смотрит на нее серьезно и сочувственно.
— Однажды Роберт пригласил меня на вечеринку. Вернее, это я его туда потащила, — поправилась Кэндис. Казалось, она и внимания не обратила на реплику Холли. — Вечеринку устраивал мой приятель, художник, в своей берлоге. Обстановка была самая что ни на есть богемная: еды мало, зато спиртного — море разливанное. В первый и единственный раз за все время нашего знакомства Роберт напился в стельку. Таким пьяным я его никогда не видела. Его так развезло, что мне пришлось отвезти его к себе на квартиру. — Она помолчала. Холли напряглась, всем существом безмолвно протестуя против того, что предстояло услышать дальше. Ей хотелось заткнуть уши и прокричать: хватит, не хочу ничего знать! Может, я и виновата, но этой пытки мне не выдержать! Каждое слово Кэндис жгло ее будто раскаленным железом. Сейчас она скажет, что они провели ту ночь вместе, поведает все подробности их романа. — Мы начали разговаривать. — Кэндис невесело усмехнулась. — Очень скоро я поняла, что мне не на что надеяться. Роберт вспомнил о девушке, которую оставил в Англии… Он все еще любил ее, это было совершенно ясно. Заговорив о ней, он, похоже, не мог остановиться. Я узнала все: какая она красивая и умная, как плохо он обошелся с ней, в чем горько раскаивается. Ему даже не нужно было говорить мне, что он не забудет ее до конца своих дней, всегда будет любить только ее одну.
Мне повезло. Я была достаточно молода, чтобы найти в себе силы отказаться от несбыточной мечты. Здравый смысл подсказал мне, что Роберт никогда не полюбит меня, поэтому мне незачем тратить время и душевные силы, нужно сделать над собой усилие и попытаться устроить свою личную жизнь иначе — найти человека, с которым я могла бы обрести счастье. Роберту повезло меньше…
Ходить вокруг да около я не стала — это не в моем характере — и спросила его напрямик: «Если ты так любишь ее, почему ты к ней не вернулся?» — «Слишком поздно, — ответил он, — я ранил ее в самое сердце… она никогда не простит, да я и не заслуживаю ни прощенья, ни ее любви».
И вот как-то Роберт сообщил мне, что решил вернуться в Англию. Помнится, я спросила его, любит ли он ее по-прежнему… ту девушку, и он ответил: да, люблю. «Ну, и что же ты собираешься делать?» — «Я много думал, — сказал он, — и понял, что должен предпринять последнюю попытку — отыскать ее и поведать о своих чувствах, заглянуть ей в глаза и прочесть в них ответ на вопрос, мучающий меня все эти годы: сможем ли мы начать все сначала? Если она скажет «нет», тогда мне придется смириться с неизбежностью и провести остаток жизни в одиночестве. Полюбить другую женщину я не смогу, а жениться без любви считаю непорядочным: зачем обрекать ни в чем не повинного человека на постоянные страдания?»
К тому времени я уже не любила Роберта как мужчину, нас связывала только дружба. И сегодня я пришла к вам, Холли, как его друг, потому что мне небезразлична его судьба. Хочу спросить вас как женщина женщину: если вы с Робертом любите друг друга, что совершенно очевидно, почему вы до сих пор не вместе?
Холли ничего не могла с собой поделать — она разрыдалась.
Кэндис тут же придвинулась к ней, ласково обняла ее, как это сделала бы любящая мать, не обращая внимания на протесты Холли, которая, захлебываясь слезами, уверяла, что она вся в пыли и грязи и запачкает дорогой костюм Кэндис из кашемировой шерсти, а сама жалась к ней, как беспомощный ребенок, ищущий утешения и защиты. Какое счастье разделить свои чувства с доброй и отзывчивой женщиной и знать, что та все правильно поймет и не задаст ненужных вопросов!
— Значит, я была права! — торжествующе воскликнула Кэндис, когда Холли немного успокоилась и высвободилась, чтобы достать носовой платок. — Увидев вас вчера, я сразу поняла, что вы влюблены в Роберта, а уж он-то, бедняга, просто глаз не мог от вас оторвать, весь вечер смотрел как зачарованный… Так почему же, почему вы все еще не вместе?
Холли покачала головой.
— Я думала, что он меня не любит. Уезжая в Америку, он сказал, что я ничего для него не значу… поскольку он никогда не любил меня по-настоящему, что между нами ничего не было, кроме взаимного физического влечения, секса… Я пыталась забыть его, выбросить из своего сердца. Увы, все мои старания оказались тщетными. Роберт причинил мне такую боль, что я возненавидела всех мужчин, испытывала отвращение при мысли о том, что кто-то коснется меня, поцелует… Никто не мог тронуть мое сердце, потому что в нем царил Роберт, но я боялась признаться в этом самой себе. Отказавшись от надежды на личное счастье, я с головой ушла в работу, занялась домом. Со временем я убедила себя, что всем довольна, обрела некое подобие душевного равновесия, как-то наладила свою жизнь… А потом он неожиданно вернулся, и я с первого взгляда поняла, что по-прежнему люблю его.
Холли перевела дух и, смущенно опустив голову, продолжала дрогнувшим голосом:
— Я должна вам кое в чем сознаться. Увидев вас вместе с Робертом, я решила, что у вас с ним роман. Мне стало очень стыдно, особенно потому, что… — Она запнулась, не в силах продолжать, и залилась ярким румянцем.
Кэндис тактично молчала, не сводя с нее внимательного взгляда. Убедившись, что Холли больше ничего не скажет, она вздохнула и твердо заявила:
— Никогда, клянусь вам, никогда мы не были с ним близки. Более того, я совершенно точно знаю, что у Роберта вообще никого не было. И дело вовсе не в том, что женщины не пытались его обольстить. Еще как пытались! Просто гроздьями на него вешались. Он же очень привлекательный мужчина… в Нью-Йорке такие, как он, пользуются бешеным успехом. При желании он мог бы… — Она выразительно повела плечами и серьезным тоном добавила: — Холли, Роберт в высшей степени порядочный человек, секс без любви его не привлекает.
Холли вспыхнула, вспомнив, как часто мысленно обвиняла его в том, что он воспользовался ею для удовлетворения своих плотских желаний. Как же она заблуждалась, как несправедливо судила его…