- Так, - облизываю губы.
Ехать мне еще минут пятнадцать. Торопиться я не собираюсь, ведь не горю желанием возвращаться обратно. Да и вообще, надеюсь, я приеду к ночи и не увижу ни Морти, ни его аристократичного лица. Пусть играет на своем тупом рояле и притворяется, будто музыка спасает его душевное равновесие. Может, она еще Сомерсета за меня убьет?
Неожиданно чувствую на себе чей-то взгляд. Недоуменно приподнимаю подбородок, осматриваюсь и обхватываю пальцами руль. Не хотелось бы мне встретиться с Эринией. Я еще не успела выучить золотую формулу кунг-фу.
Вновь ощущаю чье-то присутствие. Гляжу вверх и неожиданно натыкаюсь на плакат Э.М.Б. Корпорэйшн. Огромное лицо Сета нависло прямо над моей макушкой, и если это не знак, то что тогда? Может, прямо сейчас рекламный щит свалится на мою голову, и история подойдет к концу? Уверена, я бы в кино на такое дерьмо не пошла.
Почему-то усмехаюсь. Нервы сдают.
Завожу двигатель, оглядываюсь и срываюсь с места, оставляя позади клубья дыма. Не думаю, что глава фармацевтической фирмы убивает ради забавы. Это не в его стиле, и уж тем более не в стиле человека, утерявшего способность чувствовать. Сомерсет преследует определенную цель, но какую? Чего хочет добиться двухсотлетний мужчина, повидавший в своей жизни столько, что любой бы отдал за это все, что у него есть? Что нужно человеку, для которого не существует красок; для которого все белое и черное? К чему он стремится и почему так упорно пытается отыскать пишущую машинку? Как-то раз Мортимер говорил о мести, но разве способен на месть мужчина, у которого и вовсе нет чувств?
Совсем скоро город остается позади. Я оказываюсь на извилистой дороге, покрытой, будто крышей, спутанными ветвями высоких кустов. Арка над моей головой не дает солнцу прорваться внутрь, и я еду в тени, сбавив скорость и наслаждаясь легкими порывами ветра, который не раздражает, а успокаивает. Здесь другой запах: свежий и осенний. Втягиваю его глубоко-глубоко и хмыкаю: эта вылазка напоминает мне путешествие в прошлое.
Поместье Эберди трудно не заметить. Едва я сворачиваюсь с извилистой дороги, как тут же мне открывается вид на высоких холм, где стоит огромное, ветхое здание, покрытое заросшими ветвями акации. Оно не выглядит заброшенным, но краска давно слезла со стен, а колонны разукрашены тонкими трещинами, словно морщинами.
- Ого, - присвистываю я.
Останавливаюсь напротив высоких ворот и прохожусь взглядом по медным прутьям. Я и не верю, что когда-то здесь жили мои предки. Разве это возможно? Моя семья когда-то гуляла по этому холму, встречала гостей на широком крыльце и приглашала пить чай в сад. Просто невероятно! Как бы я хотела увидеть и Аделину, и ее сестру – Кайман. Впервые я по-настоящему чувствую свою причастность к тому, что происходит.
Отталкиваю ворота и пробираюсь внутрь, запачкав о прутья джинсы. Сколько же лет здесь никого не было? И почему отец решил, что семья Прескотт до сих пор тут живет?
Внезапно за моей спиной разносится хруст. Я оборачиваюсь и замираю, встретившись взглядом с карими, практически черными глазами. О, нет.
Хантер Эмброуз стоит за воротами и смотрит прямо на меня. Правда, он не двигается, и не несется на меня с лезвием, не спешит разрывать меня на части. Но почему? На этот раз я не собираюсь долго раздумывать и стискиваю в кулаки пальцы. Если придется драться, я проиграю, а значит мне нужно бежать.
Срываюсь с места. Тут же слышу, как парень несется за мной, как листва скрипит под его ботинками, как на ветру развиваются края легкого пальто. Он собирается пробраться на территорию поместья, но вдруг сталкивается с невидимой преградой около ворот. Заметив, как Эмброуз впечатывается в несуществующую стену, я громко выругиваюсь и спотыкаюсь о собственные ноги. Мое тело валится вниз прямо на порожках, я ударяюсь виском о острый угол и застываю на несколько вечных секунд, ощутив небывалый прилив слабости.
- О, боже, - рычу я, коснувшись пальцами раны. Господи, сколько можно!
Мои глаза немедленно отыскивают глаза Хантера. Будто дикий пес, которому нельзя проникнуть в дом, он ходит из стороны в сторону, рычит и разглядывает прутья, а я пялюсь на него и не верю, что какая-то сила не позволяет ему пройти.
- Мисс Эберди! – зовет чей-то голос за моей спиной. – Аделина!
- Что? – мой язык заплетается, когда я оборачиваюсь. Не понимаю, что делаю, почему отвечаю, почему откликаюсь на чужое имя. Скорее это и вовсе не было моим желанием, но я не успеваю воспротивиться. Перед глазами все смазывается и становится слишком ярким, но я продолжаю говорить не своим голосом. – Уже иду, дайте мне две минуты, сэр.
Мои ноги куда-то несутся. Они спускаются по деревянной лестнице, а затем едва не расходятся в стороны, зацепившись за подол белоснежного платья. Но я ловко удерживаю равновесие, словно уже привыкла спотыкаться на ровном месте.
- Уже иду!
Это не мой голос. И я ненавижу платья. А еще это не мои руки и, кажется, не мое лицо. Проношусь мимо широко распахнутых окон, мимо незнакомых людей в серой одежде, они кивают мне, а я им улыбаюсь. Проношусь мимо комода, хватаю белоснежный шарф и вдруг оказываюсь перед зеркалом. Здесь и происходит самое интересное.
Вот, черт – думаю я, но губы мои не двигаются. В отражении совсем другой человек, и это не я, а небывалая красавица с золотистыми локонами и сапфировыми глазами. Она не ждет больше ни минуты. Бежит вперед и управляет мной, будто марионеткой. Я понимаю, что не мне принадлежит это тело, что выгляжу я иначе, но ничего не могу с собой поделать. Просто несусь вперед и ощущаю, как от ужаса из груди вырывается сердце. Вот только, мои ли это эмоции? Я ведь ничего не боюсь.
- Кайман, дорогая! – пропеваю я чужим голосом. Приближаюсь к невысокой, рыжей девушке и беру ее за руки, будто они мой спасательный круг. – О, Кайман, что я делаю?
- Прошу, останься, пока не поздно, слышишь? - умоляет незнакомка. На долю секунды ее лицо искажается, и передо мной появляется совсем другая девушка. Но видение быстро исчезает, и я вновь смотрю в зеленые глаза молодой Прескотт.
- Разве можно остановить поток бурной реки, сестра? Мои чувства – и есть этот поток.
- Нет ничего правильного в твоем поступке.
- Но кто сказал, что мы всегда обязаны поступать правильно? Иногда можно и сердце послушать, Кайман. Какой же прок в жизни, если и, жизни-то нет?
- Ты заблуждаешься.
- Возможно. Думай обо мне иногда, слышишь? Знаю, есть и плохое, но думай только о хорошем, прошу тебя.
- Аделина…
- Я каждый день буду скучать по тебе, Кайман, - мои руки обнимают девушку, а глаза неожиданно покалывает от слез. – Ты заставила меня поверить в то, что есть вещи, которые не видишь, но чувствуешь; что все не так просто в нашем мире. Прощай.
- Не оставляй меня!
- Прощай, Кайман.
Я отпускаю девушку и бегу к выходу, не оборачиваясь, то и дело смахивая слезы. Этот человек много для меня значит, но сердце тянется к свободе и к тому, кто меня там ожидает. Я вырываюсь из поместья, оказываюсь в карете и смотрю в окно до тех пор, пока колонны не исчезают из вида. Кучер останавливается. Дверь мне открывают чьи-то теплые руки, и я взволнованно улыбаюсь, встретившись взглядом с родным человеком.
- Сомерсет, - шепчут мои губы.
- Лина.
Младший Эмброуз прижимает меня к себе, и я припадаю к его губам так пылко, что в груди загорается огонь из страсти. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Мы не можем оторваться друг от друга. А когда наши лица все же отстраняются, я сжимаю его крепкие плечи пальцами и жадно вдыхаю воздух.
- Я и не верил, что ты придешь, - шепчет Сомерсет.
- Разве я могла иначе?
Мы смотрим друг на друга, но неожиданно земля вновь сотрясается под ногами. Лицо Сета искажается, и передо мной внезапно появляется Хантер Эмброуз. О, Боже! Я хочу тут же отстраниться, но не получается. Его руки так крепко прижимают меня к себе, что мне не сдвинуться ни на сантиметр! В ужасе пялюсь на парня и непроизвольно замечаю нежность, проскользнувшую в его глазах.
- Я люблю тебя, - шепчут его губы. Хантер проникает вглубь моего сердца взглядом, и я оказываюсь пораженной и беззащитной перед ним. – Аделина, я люблю Вас.
Мои щеки вспыхивают. Смущенная я приподнимаюсь на носочки и медленно касаюсь губами его губ. Что я делаю? Но я не могу остановиться. В моем поступке столько трепета и волнения, что даже ледяное сердце дает осечку. Поддавшись течению чувств, я ощущаю теплоту губ Хантера Эмброуза на своих губах, и вдруг не собираюсь отстраняться. Моргаю, правда, когда вновь смотрю на парня, то вижу молодого Сомерсета и его изумрудные глаза.
- Нам пора уходить, - говорит он, сжимая меня за руку. – Бежим, Лина.
Мы несемся сквозь лес на звуки приближающегося поезда. И нам кажется, что нет ни одного более варианта, чем то, на что мы решились. Сомерсет сжимает мои пальцы, а я так боюсь, что едва сдерживаю слезы. Что же будет, если нас найдут? Что будет, если…
Позади раздается выстрел, и мои ноги прирастают к земле.
- О, Боже мой, - прикрываю ладонями рот, - о, нет, не может быть.
- Лина, мы не имеем права вернуться.
- Они нашли нас, Сомерсет.
- Еще нет, - упрямится он и тянет меня за собой.
Моя грудь горит от усталости. Дышать нечем, а поезд еще далеко. Подол платья то и дело цепляется за ветви деревьев, но я прорываюсь к заветной мечте, как к единственному спасению и не медлю ни секунды. Нет для нас пути назад.
Вот и он – последний вагон. Если поторопиться, то мы успеем выбраться из ловушки.
- Не выпускай мою руку, - горячо восклицает Сомерсет, когда замечает за моей спиной погоню. Его нижняя губа дрожит, но он говорит решительно и властно, словно сможет меня защитить и уберечь от любых бед и неприятностей. – Моя милая Лина, мы справимся.
- Я верю.
Мы несемся за поездом, и оказываемся к нему так близко, что даже ветер отбрасывает мои волосы назад. Позади кричат люди. Мой отец – Дезмонд Эберди – сечет бока лошади с такой силой, что даже издалека я слышу ее вопли, и я еле сдерживаю слезы, ведь мне как никогда больно и страшно. Но я должна быть сильной ради Сомерсета.
Он запрыгивает в вагон и протягивает ко мне руки. В его глазах столько надежды, его широкая улыбка и мне ее внушает. Я без ума от этого человека, но более того, я бы хотела, чтобы он не просто был рядом, но был повсюду: в окружающих меня предметах, в памяти, в небе. Я люблю его, как любят воздух: он нужен мне, иначе я задохнусь.
Я хватаюсь за его теплую ладонь и улыбаюсь. Я здесь, и я всегда буду рядом.
Делаю еще один шаг и внезапно цепляюсь за подол платья. Мое тело кренится в бок, пальцы скользят по руке Сомерсета, и уже через секунду, я падаю на гравий, ударившись всем телом о острые камни.
- Лина! – кричит на отдаляющимся поезде Эмброуз. И я поднимаю подбородок.
Мы с ужасом глядим друг на друга. Моя рука тянется к нему, но я порывисто опускаю ее вниз, ведь не хочу, чтобы Сомерсет возвращался за мной. Что же я натворила?
- Нет, - шепчу я, - не надо, прошу тебя. Оставь меня, уезжай.
Но он не уезжает.
Кто-то поднимает меня с земли. Я вижу отца, он незамедлительно бьет меня по лицу, а затем рядом появляются его руки, они тянутся ко мне и пытаются прикоснуться к красной щеке. Я наклоняю голову им навстречу, но меня отталкивают в сторону и сжимают в тисках, не позволяя приблизиться к Сомерсету и на несколько шагов.
Младший Эмброуз ровно держит спину. Даже когда отец приказывает слуге подвязать его к повозке, он не пророняет ни слова.
Сомерсета Эмброуза тащат вплоть до поместья. Все это время я извиваюсь возле отца и ору со всей мощи, наблюдая из окна за тем, как камни царапают его лицо, и как тело его цепляется о ямы. Мне так трудно дышать, что я хочу задохнуться.
У поместья собралась вся семья Эберди и Прескотт. Лишь Кайман нет рядом, пусть я и ищу ее взглядом. Пусть она остановит это безумие. Пусть она сделает хоть что-нибудь!
Но людская жестокость – животная слабость. Начав, они уже не могут остановиться, как и пес, сомкнувшись пасть на кости. Будто стая коршунов, они толпятся вокруг молодого Эмброуза и орут что-то, чего я не могу разобрать.
Дезмонд Эберди кидает перед Сомерсетом револьвер.
- Нет! - кричу я, подавшись вперед, но моя мать крепко сжимает мои запястья. Я плачу так сильно, что мне жутко больно. – Прошу, не надо, отец, остановись!
- Не слова больше! – вопит он.
- Пожалуйста, это мое решение, это я виновата! – горло саднит. Сомерсет поднимается на дрожащих ногах с колен и берется за рукоять оружия. Его красивое лицо избито. Кровь скатывается линиями по щекам и подбородку, и мне становится совсем невмоготу. – Отец, я умоляю Вас. Остановитесь!
Он не слушает. Первый выстрел за Эмброузом, и я закрываю глаза от страшного горя, которое постигнет меня в любом случае. Потерять отца или любимого? Без кого моя жизнь не лишится красок? Без кого дышать будет проще? Я закрываю трясущимися руками лицо, и вскрикиваю, когда слышу выстрел.
- Нет, - шепчу я, горбя спину. Не хочу смотреть, - о, боже, нет.
Все-таки выпрямляюсь. Встречаюсь взглядом с Сомерсетом и вдруг понимаю, что его кольт направлен в воздух. Мои рыдания прекращаются. Недоуменно и ошарашено я гляжу в его изумрудные глаза и шепчу:
- Что ты натворил?
- Я люблю Вас, Аделина, - тихо говорит он, но я слышу, и услышала бы, находясь на другом конце света. – Люблю Вас.
Мамины руки ослабевают, я вырываюсь вперед и несусь к Сомерсету, но звучит еще один выстрел, и на моих глазах спина Эмброуза прогибается.
- Нет, – срывается с моих губ.
Застыв, Сет расставляет в стороны руки, словно птица, и падает на колени, приклонив их перед моим отцом. Однако Дезмонд Эберди даже не смотрит на парня. Опускает кольт, и в то же мгновение валится и тело Сомерсета, притянутое землей.
- Сомерсет! О, мама, пожалуйста, я нужна ему, нужна! – Но меня тянут к поместью, в ловушку. Сразу несколько рук пытаются оттащить меня дальше от разбитого сердца. – Нет, я должна быть рядом с ним! О, папа, как же ты мог! Как ты мог!
Утреннее небо озаряет молния. Люди поднимаю головы вверх, а я вырываюсь из оков, и подношусь к телу Эмброуза.
- О, мой милый, - плачу я, упав рядом с ним на колени. Сомерсет едва ли дышит. Кровь заливает его грудь и шею, но он борется, не проронив ни звука. – Я люблю вас, люблю тебя, я здесь, слышишь? Я здесь!
Мои губы целуют его лоб, затем касаются его губ и застывают, почувствовав ледяной холод. Покачиваю головой.
- Нет, - он все еще жив, он жив! – Я ведь люблю тебя, Сомерсет. Очнись, я ведь люблю!
Но любовь не возвращает к жизни. В отличие от Аделины Эберди, мне об этом хорошо известно. Я прижимаю к себе изо всех сил тело Сомерсета Эмброуза, но, моргнув, понимаю, что обнимаю его сына – Хантера. Без сознания он лежит передо мной и кажется уснувшим. Что мешает ему оставаться таким же безмятежным и добрым вечно?
- Я должна была убедиться. – Говорит женский голос, и я растеряно оглядываюсь. Без лишних слов ко мне приближается девушка и хватает холодными пальцами за подбородок. Я хочу отстраниться, но до сих пор плохо контролирую тело. Тем временем незнакомка все глядит на меня странными, светло-зелеными глазами. Изучает. – Ты Эберди?
Киваю. Встряхиваю головой и пытаюсь выпустить из рук Хантера, но не выходит. Он лежит на моих коленях и кажется обычным человеком, которому просто нужна помощь. Но я прекрасно понимаю, что держу в объятиях чудовище.
- Зачем ты пришла? – спрашивает девушка. Волосы у нее отливают бронзой, а на лице возникает задумчивое выражение. – Тебе нужна я? Но зачем? Чего ты хочешь? Ах да, дело в Сомерсете. Тебе придется его убить. Но причем тут моя семья? Союзники?
Смотрю на незнакомку, едва сдерживая в груди нервный смех. Ее монолог поражает и обезоруживает, как вписавшийся в голову гаечный ключ. Она что, сама с собой общается? Отлично, просто замечательно. Почему бы и нет, да? Ну, ненормальная она. И что? Любой союзник ценен. И не важно, что ее глаза путешествуют по моему лицу, потом смотрят куда-то в сторону, потом вновь загораются изумлением. Главное, что она просто есть с нами.