С отчаянным визгом я проскочил под ними. Потом круто развернулся и яростно замахал перед собой когтями.
Чего они на меня накинулись? — недоумевал я. Я же крыса. Я их сородич!
Может, чуют, что я «неправильная» крыса, подумал я. Может, они понимают, что я не такой, как они.
Что же мне делать? Всех мне не одолеть!
С истошным визгом одна из крыс прыгнула, целясь мне в глотку. Когти оцарапали мне спину.
Я подскочил и высвободился. Попятился назад — и пятился, пока не уперся во что-то спиной.
Я в западне, понял я. Позади — стена дома.
Ряд красных глазок уставился на меня; крысы двинулись вперед, явно намереваясь добить чужака.
Дрожа всем телом, я прижался спиной к каменной стене. И всего в нескольких сантиметрах справа от себя увидел кабель.
Тонкий телевизионный кабель. Мой взгляд скользнул по всей его длине и остановился на сточном желобе.
Крысы верещали. Когти царапали воздух. Под горящими красными глазами неустанно щелкали челюсти.
Я заставил себя прыгнуть прежде, чем они атаковали. Ухватился за кабель передними лапками. И принялся карабкаться вверх — к дождевому желобу на крыше.
Я приземлился на холодную черепицу с громким хлопком.
С колотящимся сердцем я поднялся на ноги. Я не стал смотреть вниз. Я припустил сперва по одному скату крыши, затем по другому. К фасаду дома.
Потом нырнул в забитый отсыревшими листьями сточный желоб и затаился. Переводя дух. Прислушиваясь. Принюхиваясь. Все мои чувства были на пределе.
Убедившись, что крысы за мной не последовали, я выглянул из-за края желоба. К своему удивлению, на другой стороне улицы я увидел свой дом.
Домой! От счастья мое сердце забилось, как в лихорадке.
Дрожа, я долго любовался своим домом, будто видел его впервые.
А потом, глубоко вздохнув, я сбежал по желобу вниз, на землю. Пронесся через влажную траву и пересек улицу.
Я остановился на переднем дворе. Дом был погружен в темноту. Я поднял глаза к окну моей спальни. Свет не горел.
Неужели упырь спит в моей постели?
Все ли в порядке с моими родными?
Мне необходимо попасть внутрь. Но как?
Я двинулся вокруг дома.
Но какое-то странное чувство заставило меня остановиться. Шерсть встала дыбом. Кожу покалывало.
ОПАСНОСТЬ!
Все мои чувства буквально вопили — ОПАСНОСТЬ!
18
Все мое тело превратилось в сплошной сигнал тревоги. Я знал, что должен испугаться. Но не понимал, чего.
Я принюхался к холодному ночному воздуху. Принюхался к острому запаху приближающегося зверя.
Я принюхался снова. Принюхивался, а зверь подошел еще ближе.
Моя шерстка встала дыбом. Я услышал шаги. Торопливые шаги, и они все приближались и приближались.
Я завертел головой. Мои уши подергивались, когда шаги становились все громче и громче.
Я уставился во тьму — и увидел его.
Сперва я увидел глаза. Огромные зеленые глаза, сверкающие в темноте, будто фары.
Потом я разглядел усатую морду. Гибкое туловище. Лапы, чуть слышно ступающие по траве.
Кот.
Герцог. Наш черный кот.
Я вздохнул с облегчением. Уж Герцог-то меня не обидит.
Герцог вперился в меня зелеными глазищами и выгнул спину дугой.
Но ведь я — не я, — вспомнил я. Я — крыса.
Мои усики задергались. Я задрожал всем телом.
Шерсть Герцога встала дыбом. Губы оттянулись, обнажая зубы. Он испустил истошный вопль — и набросился.
Я пытался улизнуть, но он был слишком проворен.
Его когти сомкнулись вокруг меня. Он прижал меня к земле.
Я заверещал, когда когти зарылись в мою шкурку.
Герцог не давал мне подняться. Он навис надо мной. Я ощущал его жаркое дыхание на своей шерстке.
Я попытался вырваться, но не смог даже пошевелиться.
— Герцог, это же я! Это Спенсер! — пытался я закричать.
Но испустил лишь тоненький писк.
А потом кот опустил голову.
Я беспомощно смотрел, как он раскрыл пасть.
Его зубы смыкались. Смыкались. Смыкались.
Кончики зубов покалывали мне грудь.
А потом скользнули по телу вниз и впились в мой мясистый хвост.
Ууууооооааааа!
Кот поднял меня с земли. И, сжимая мой хвост в зубах, принялся трясти и раскачивать взад-вперед.
Земля взметнулась вверх. Черное небо ухнуло вниз. Кот яростно мотал меня из стороны в сторону.
Вот и все, подумал я. Подохну, как крыса, замученный собственным котом.
19
Я чувствовал, как раскачиваюсь… раскачиваюсь вниз головой. Я пытался собраться с мыслями.
Я не намерен умереть вот так, сказал я себе. Я этого не допущу.
— Иииии-иииии-ииииии! — панически заверещал я, когда кот встряхнул меня особенно сильно. В хвосте пульсировала боль, отдаваясь во всем теле.
Еще один жестокий рывок.
Я выбросил вперед передние лапки.
Я ухватился за мех на котовьей шее. С отчаянным стоном я зарылся когтями в его шерсть и хорошенько уцепился.
Ошарашенный кот разинул рот.
Мой хвост выскользнул из его зубов.
Цепляясь за котовью шерсть, я перебрался к нему на спину.
Герцог возмущенно взвыл. Выгнул спину дугой. Поднялся на задние лапы.
Я подпрыгивал на изгибающейся котовьей спине, но все-таки держался.
И подтягивался к голове.
Я знал, что нужно делать. Но смогу ли я продержаться достаточно долго?
Кот вопил, задирая голову.
Удерживаясь из последних сил, я зажмурился. И начал протискиваться.
Протискиваться вниз… вниз, в непроглядную тьму.
Отчаянное мявканье Герцога, казалось, окружает меня. Я все глубже и глубже погружался в этот звук.
Глубже…
Глубже…
А когда открыл глаза — увидел внизу крысу.
Да. Я смотрел на крысу — ее бездыханное тело растянулось в траве.
Я запрокинул голову и издал протяжное:
— Мяяяяяаааау!
Потом наклонил голову и взял в зубы дохлую крысу. Отнес трупик к задней стене дома и бросил возле кухонной двери.
Прости меня, Герцог, подумал я. Прости, малыш, что подло вытолкнул тебя из твоего тела. Но мне оно сейчас нужнее, чем тебе.
На карту поставлены жизни. Множество жизней.
Я наклонил голову и толкнул лбом дверцу для кошек.
Вау! Я оказался на кухне, в окружении знакомых запахов. Тепло и чистота.
Я огляделся, мурлыча от радости, что оказался дома. Мой взгляд скользнул по кухонной раковине, плите, холодильнику. Я заметил тетрадь с домашкой, оставленную мною на кухонном столике.
Йййессс!
Тепло и уют. Сейчас бы свернуться клубочком в моей корзинке у батареи… Я зевнул и потянулся.
Нет. Нет времени, напомнил я себе.
В доме упырь. Захвативший мое тело.
Стряхнув сонливость, я пробежал через холл. Потом поскакал по лестнице, перепрыгивая по две ступеньки за раз.
Я вбежал в приоткрытую дверь родительской спальни. Я прыгнул в изножье их постели.
Они мирно посапывали во сне, натянув одеяло до подбородка. Папа тихонько всхрапывал. Длинные пряди темных волос падали маме на лицо.
— Проснись! — я похлопал маму лапкой. — Проснись! Выслушай меня! Ну проснись же!
Мама застонала и перекатилась на бок, повернувшись ко мне спиной.
— Пап! — завопил я. — Проснись! Ну же!
Папа издал булькающий звук. Его глаза распахнулись и выпучились. Он сел на кровати, яростно моргая:
— Что?! Герцог?
— Что стряслось, дорогой? — сонно спросила мама. Она с трудом оторвала голову от подушки и сощурилась на меня.
— Меня кот разбудил, — ответил папа.
— Это я, Спенсер! — заявил я. — Ты меня понимаешь? Пожалуйста, послушай! Времени в обрез! В этом доме — упырь! Злобный упырь! Надо срочно что-то делать!
За все время, что я произносил эту речь, папа с мамой не отрываясь смотрели на меня. Когда я закончил, они тревожно переглянулись.
— Вы меня поняли! — радостно завопил я. — Да! Вы меня поняли!
— С чего это кот так разорался? — спросил папа.
20
— Выслушайте меня! — закричал я. — Выслушайте меня!
Но я уже понял, что мои слова звучат, как кошачьи вопли.
Мама натянула на голову подушку.
— Выдвори его, — простонала она. — Не могу слышать этот концерт!
— Пошли, Герцог, — сказал папа. И потянулся за мной.
Я спрыгнул на пол. Моя голова отчаянно работала. Как подать им знак, что это я? Как заставить их меня выслушать?
Я увидел мамину записную книжку, лежащую открытой на столике у окна. А рядом — карандаш.
Напишу записку! — решил я.
Я увидел, что папа встает с кровати.
— Пошли, Герцог, — сонно вздохнул он. — Не пытайся удрать. Тебя придется выставить.
Я отвернулся от него и вскочил на письменный столик. Я выпустил когти и сцапал карандаш. Он выкатился из-под моей лапы.
Я попробовал еще раз.
Нет. Никак.
Нипочем не удержать.
Я опустил голову и попытался схватить карандаш в зубы. Но он снова выскользнул, прокатился по столу и упал на ковер.
Прежде чем я бросился за ним, папа сгреб меня в охапку:
— Безмозглый котяра! Нашел время с карандашами играть.
Я брыкался, извивался и истошно мяукал. Но папа спустился по лестнице и вышвырнул меня с черного хода.
И дверь захлопнул.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить равновесие. Я все еще не привык ходить на четвереньках. Потом я бросился обратно к кошачьей дверце. Нагнул голову и боднул лбом.
АУЧ!
Папа запер дверцу.
Ладненько. Нет проблем, подумал я. Я — кот. Меня в дверь, а я — в окно.
Я стремительно вскарабкался по стволу дерева, росшего на заднем дворе. После чего осторожно пробрался по ветке к окну моей спальни.
Набрав в грудь побольше воздуха, я выгнул спину дугой — и вскочил на подоконник.
Окно было приоткрыто на несколько дюймов. Лежит ли упырь в моей постели? Колышущиеся на ветру занавески не давали разглядеть.
Я попытался протиснуться внутрь. Щель была довольно узкой. Но кошки и не в такие отверстия пролезают, верно?
Я сунул голову в комнату. Протискивался. Протискивался… В конце концов я влез в окно и оказался в спальне
Вокруг меня колыхались занавески. Я бесшумно спрыгнул на пол.
Пересек комнату, подошел к кровати.
Вскочил в изножье — и ахнул.
21
Подушки были растерзаны в клочья. Пух и перья покрывали кровать, пол и мою одежду.
Простыни тоже были изодраны. Разорваны на тонкие полоски. В центре матраса зияла огромная дыра.
В свете, падавшем из окна, я увидел, что дверца стенного шкафа сорвана с петель. Теперь она стояла, прислоненная к стене. Одежда была вытащена с полок и раскидана по всей комнате.
Обои возле комода свисали лохмотьями. Казалось, стену драли когтями.
— Он настоящее зло! — выдохнул я. — Он… он чудовище!
Но где же он сам?
И тут послышался звон разбитого стекла. Тихий стук. Откуда-то снизу.
Я бросился к двери. Выскользнул в коридор и поспешил на звук — на кухню.
И там стоял он. Там, освещенный светом из холодильника, стоял я.
Я тихонько вошел на кухню. Он меня не видел. Он был слишком занят — обжорством.
Склонившись над холодильником, он пригоршнями запихивал в рот еду.
В ужасе смотрел я, как он открыл банку пикулей и одним махом проглотил. А саму банку швырнул об пол.
Потом он принялся хватать из холодильника сырые яйца и выдавливать в рот.
Он взял бутылку колы, отбил горлышко о край холодильника и опорожнил одним глотком. После чего зашвырнул бутылку через всю кухню и затолкал в рот целый кочан латука.
Я подошел поближе и очутился в прямоугольнике света, падавшего из холодильника.
Упырь опрокинул в рот полную баночку майонеза и принялся жадно заглатывать. Он еще слизывал остатки майонеза со стенок, когда его взгляд упал на меня.
— Какой голод… — пробормотал он — моим голосом! — Какой ужасный голод! Двести лет не ел!
Он бросил баночку на пол и уставился на меня.
Я вскрикнул, увидев его глаза.
У него были мое лицо, мои волосы и мое тело.
Но глаза были пустые и мертвые. Я смотрел в два глубоких черных омута.
Черных, как сама смерть.
Он отгрыз верхушку пакета с молоком и опрокинул в рот. Молоко полилось с подбородка, собираясь в лужицы у его ног.
— Я знаю, кто ты, — пробулькал он. — Зря только время теряешь.
Я смотрел на него, смотрел в бездонные дыры там, где должны были находиться мои глаза.
Его лицо исказилось в безумной усмешке.
— Сказать тебе, кто я такой? — спросил он. — Я — это ты!
— Нет! Я хочу вернуть свое тело! — крикнул я.
Слова прозвучали, как кошачий мяв. Но он, кажется, меня понимал.
— Ступай обратно на кладбище, — процедил он сквозь зубы. — Теперь твой дом там. Ты — кладбищенский упырь.
— Нет, — сказал я. — Верни мне мое тело.
— Ха! — ответил упырь. — И это ты называешь телом? Это жалкий набор костей! На что мне сдалось такое тело?
Он сорвал очки, швырнул их на пол и раздавил ногой.
— Мои очки! — завопил я. — Ты не должен был этого делать!
— Вот сейчас доем, и знаешь, что тогда сделаю? — он криво усмехнулся. — Пойду на улицу и подыщу себе другое тело — хорошее, крепкое. А твое уничтожу.
— Неееееет! — завопил я. Я прыгнул на него. Я приземлился ему на ногу и обхватил ее всеми четырьмя лапами.
Я вселюсь в него, решил я. Я заберу свое тело обратно. Но он грубо сдернул меня за шкирку и поднял к ухмыляющемуся лицу.
— Неужели ты думал, что это будет так легко? — рассмеялся он. — Неужели не знаешь, кисонька, с кем связался? Я — Освальд Мэнс. Какие у тебя шансы против меня?
Держа меня перед собой на весу, упырь принялся сжимать мою шею.
Сильнее… Сильнее…
— Прошу… — выдавил я на последнем издыхании. — Прошу…
22
Боль пронзила все мое тело, когда упырь стискивал мое горло.
От ужаса шерсть на мне встала дыбом.
Передо мной распахнулась дверь. Мы уже были на середине лестницы, ведущей в подвал, когда я, наконец, понял, что происходит.
Он отнес меня в темный угол возле печи.
Одной рукой удерживая меня на весу, он с шорохом протащил что-то по полу.
Я не видел, что он делает. Но от этого звука по спине у меня пробежал холодок. Я принялся отчаянно лягаться всеми четырьмя лапами. Но вырваться не удалось.
А потом он внезапно меня отпустил.
Я тяжело ухнул в темноту. Она окружила меня со всех сторон.
Моргая, я поднялся на ноги. И понял, что он кинул меня в большую картонную коробку. Крышка захлопнулась у меня над головой.
Я жалобно взвыл.
Коробка затряслась, когда он поддал ее ногой. Я завалился на бок.
— Не плачь, кисонька, — бросил он на прощание. — Ты хотел как лучше. Но проиграл.
Я стоял в коробке, вслушиваясь в шаги поднимавшегося по лестнице упыря. Хлопнула дверь подвала.
Еще не все потеряно! — сказал я себе.
Я принялся царапать стенку коробки.
Я попытался ее прогрызть.
Потом снова драл когтями, драл, пока они не заныли от боли.
Это не поможет. Я посмотрел на крышку.
Я попробовал продавить стенку головой.
Мне не вырваться, понял я. Я слишком мал. Силенок не хватит.
Я понурил голову.
И почувствовал, как что-то упало мне на спину.
Оно покалывало мою кожу, пробираясь через густой мех.
— Оооооо, — в ужасе застонал я.
Мне не нужно было видеть, кто это там ползет. Я и так это знал.
Паук.
23
Я поднял лапу и стряхнул паука с шерсти. Он приземлился на дно коробки у меня перед носом.
Его ножки скребли по картону, отчего меня мороз продирал по спине.
Ради Бога! — подумал я. Мало того, что оказался в западне — так еще и с пауком впридачу!
Он неуклонно подползал.
Ближе… ближе…
Я… я этого не вынесу, подумал я.
Я поднял лапу.
Я сделал глубокий вдох и начал опускать ее на паука.
Раздавлю его, решил я. Придется его раздавить.