– Хотите сегодня же вечером побеседовать с духом Его Величества Яна Собесского? – любезно осведомился он. – Я все устрою… Или, может быть, вас больше интересует прекрасная польская пани Марина Мнишек, так недолго бывшая царицей московитов? Правда, она здесь не бывала… Ее дух следует вопрошать в замке ее отца, пана Юрия Мнишека, в Сандомире… А еще лучше в той крепостной башне, в Московии, где, как говорят, она умерла, или, по иным сведениям, откуда она счастливо бежала… Право же, панна Мнишек куда интереснее королевы Марысеньки, портрет которой вы так долго изучали…
И Ракоци изящно, по-французски, раскланялся, едва не подметая полы пышными кружевами своих манжет.
– Вы все устроите? – испуганно переспросила Екатерина. – Разве это в вашей власти?… И зачем мне вопрошать дух пани Марины?
– В моей власти многое, государыня! – заверил ее Ракоци. – В том числе самая стремительная кавалерия в мире, мадьярская. Но даже с помощью моих отважных всадников я не могу освободить народ Венгрии от власти венских Габсбургов. Это во власти вашего супруга. Как и судьба моего друга по несчастью, молдавского господаря Дмитрия Кантемира, и его бедной страны. А что касаемо пани Марины Мнишек… Право же, ее несчастная судьба должна вас очень интересовать! Ведь она была первой европейской дамой на русском престоле. Вы станете второй. Так не повторите же ее ошибок!
– Вы знаете, что господарь молдавский здесь? – в голосе Екатерины прозвучало неприкрытое изумление. – И вы уверены, что я стану русской императрицей. Но откуда такая уверенность?
– Прибытие князя Кантемира в сей славный замок – не тайна для меня… – ответил князь. – Как и многое другое…
– Но князь Кантемир прибыл сюда инкогнито!
– Это не меняет дела… Вы ведь тоже проехали под чужим пассом… Верно? Итак, мы будем беседовать с королем Яном Собесским, государыня? Я давно хотел спросить у него о судьбе нынешнего похода царя Петра против турок… О судьбе моей милой несчастной Венгрии он мне уже все рассказал. И, к сожалению, ничего утешительного.
– Да вы смеетесь надо мной! – оскорбленно воскликнула Екатерина.
– Ни в коей мере, государыня… Я бы не посмел…
Екатерина хотела было расспросить князя Ракоци о прекрасной пани Марине Мнишек, но тут на лестнице, ведущей к аудиенц-залу, раздались тяжелые шаги Петра. Государь вошел, как всегда, по-солдатски печатая шаг. Бросил пытливый взгляд на Екатерину и своего гостя, резко и недовольно спросил:
– Ты что же, Катя, моего гостя отвлекаешь от дел державных? Недосуг нам нынче. После переговорите, за ужином…
– Государь, ваша прекрасная супруга не виновата, – галантно заступился за даму Ракоци. – Я сам осмелился занять госпожу Екатерину беседой…
– А теперь, князь, займи меня! – оборвал его Петр. – Наши с тобой беседы не для женских ушей…
Екатерина сделала книксен и вышла из зала. Петр бросил ей вслед испытующий взгляд: царь не любил, когда слишком долго беседовали с его гостями.
– Так о чем вы говорили, князь? – осведомился он у Ракоци.
– Ваше Величество, я обещал госпоже Екатерине беседу с королем Речи Посполитой Яном Собесским… – невозмутимо ответил Ракоци.
– С кем? – Петр поперхнулся коротким смешком. – Король Ян Третий уже давно в могиле… Или ты вздумал шутки со мной шутить, князь?
– Ваше Величество, – таинственно заметил Ракоци, – ни в этом мире, ни в других мирах нет мертвых. Душа бессмертна. Так учит христианская вера…
– Знаю, князь… – согласился Петр. – Только не в человеческой власти вопрошать мертвых…
– Вы сами увидите, государь, что это возможно… – возразил Ракоци. – За ужином.
– Ладно, князь, – хмыкнул Петр. – Хочешь чудить – чуди! Только не совсем ты ума лишился, если так ладно австрийцев со своей кавалерией бьешь! Чудеса и басни оставь для моей Кати, она сказки любит! А я на земле стою твердо…
– Вы тверды, как камень, государь! – любезно заметил Ракоци. – Потому и наречены Камнем, Петром…
– На сем камне Россия надежно стоять будет!
Петр говорил так искренне и убежденно, что Ракоци невольно залюбовался им. Русский царь действительно любил свою страну – почти так же сильно, как он, Ракоци, любил Венгрию. Князь решил больше не смущать земной и строгий ум Петра своими метафизическими рассуждениями и приберечь их для Екатерины.
– Я готов, Ваше Величество! – с поклоном ответил он. – Где вы изволите беседовать со мной?
– Пройдем в кабинет, князь! – предложил Петр. – А вечером я с вице-канцлером Шафировым работать буду, так ты с женой моей да с господарем молдавским Кантемиром поужинаешь… Вот тогда сказки свои Кате и рассказывай! Со мной же о деле говорить будешь!
Ракоци отвесил учтивый поклон и пошел за Петром, на мгновение оглянувшись на портреты. Алые губы королевы Марысеньки снова приоткрылись – в улыбке, а король Ян Собесский недовольно нахмурил брови. Но Петр ничего этого не заметил: он был слишком поглощен земными делами, чтобы думать о небесном…
Ужин накрыли на три персоны: царь Петр разбирал важные бумаги и сочинял депеши вместе с хитроумным Шафировым, а Екатерине велел занимать гостей – Дмитрия Кантемира и князя Ракоци. Так что загадочный венгр, беседа с которым не выходила у Екатерины из головы, снова оказался в аудиенц-зале, перед портретами Яна Собесского и Марысеньки. Сначала Екатерина и гости Петра Алексеевича ужинали в молчании. Кантемир был сдержан и холоден – наверное, молдавского господаря слишком задел недавний вопрос Екатерины о взятом в заложники сыне. Ракоци интригующе молчал, поглаживая пышные пшеничные усы. Польские слуги входили и выходили почти бесшумно: только тонко звенели хрустальные бокалы, когда в них наливали вино, и слегка подрагивали фарфоровые и серебряные блюда. Екатерина несколько раз вопросительно взглянула на Ракоци, но венгерский князь молчал, играя шнурами своего кунтуша. Он, казалось, ждал чего-то, какого-то понятного только ему одному таинственного сигнала. За последней переменой блюд Ракоци все-таки вернулся к прерванному Петром Алексеевичем разговору.
– Итак, государыня, мы будем беседовать с Его Величеством Яном Собесским? – любезно и непринужденно осведомился он у Екатерины. Так непринужденно, как будто давно усопший польский король сидел с ними за одним столом или прогуливался по комнатам своего любимого замка.
– Вы что же, светлейший князь Ракоци, умеете вызывать мертвых? – с усмешкой спросил Кантемир, которому странное и интригующее предложение венгра показалось всего лишь бахвальством.
– Вы ученый человек, князь Дмитрий, – с любезной улыбкой ответил Ракоци, проигнорировав издевательский тон собеседника. – Общаетесь с астрологами, сами составляете гороскопы… Говорят, вы частенько беседуете со своим предком, страшным хромцом Тамерланом. Вам ли не знать, что душа бессмертна?
– Я не беседую с Тамерланом, – сухо и жестко отрезал Кантемир. – Это все досужие сплетни….
– Неужели? – недоверчиво переспросил венгр. – А разве не дух хромца Тамерлана велел вам искать соглашения с царем Петром, дабы вернуть свободу Молдавии?
– Всего лишь дух моей любимой Молдавии! Ее голос, который я слышал и в Стамбуле!
Кантемир сжал в руках серебряный столовый нож, как будто хотел вонзить его в горло турецкому султану, державшему его заложником в Стамбуле. Но передумал и резко бросил нож на скатерть.
– Князь Ракоци шутит… – попыталась успокоить Кантемира Екатерина. – Разве живым под силу беседовать с мертвыми?
– Как распознать, государыня, кто жив, а кто мертв? – голос Ракоци звучал так таинственно и завораживающе, что по телу Екатерины прошла дрожь. – Не говорил ли вам мудрый пастор Глюк, что мертв тот, в ком душа мертва? А как поживает ваша душа, государыня? Впрочем, она еще жива… Но ей грозит слишком большая опасность… Власть, величие – слишком много искушений… Сумеете ли вы слушать медные трубы славы, не потеряв при этом душу свою?
– Но вы же сами ищете власти, князь, не так ли? – с лукавой улыбкой переспросила Екатерина.
– Я ищу всего лишь свободы моей страны… Как и князь Кантемир… – Ракоци пытливо заглянул в глаза своей собеседницы, как это делал лишь Петр. – Но чего ищете вы, государыня?
– Князь Ракоци, такие вопросы не задают супруге великого государя России! – гневно воскликнул молдавский господарь, и Ракоци замолчал. Но взгляд венгра оставался таким же испытующим…
– Откуда вы знаете… – Екатерина с трудом сдержала дрожь в голосе. – Откуда вы знаете, что говорил мне пастор Глюк?
– Я знаю многое… – интригующе заметил венгр. – Но не стоит так много заниматься моей скромной персоной! Давайте лучше побеседуем с Его Величеством Яном Собесским. Сей славный воитель так долго и успешно воевал с турками, что наверняка даст нам полезный совет…
– Совет? – задумчиво переспросил Кантемир. – Что ж, я приму любой совет, который поможет спасти Молдавию от турок. Если только…
– Если только? – Ракоци перегнулся через стол и интригующий взгляд его искрящихся голубых глаз скрестился, словно стальной клинок, с недоверчивым, суровым взглядом черных глаз Кантемира. Екатерина молча наблюдала за их бессловесной дуэлью, пытаясь унять предательскую дрожь в руках.
– Если только это не будет противоречить моей вере и совести…
Кантемир осенил себя крестным знамением. Екатерина тоже перекрестилась, но от волнения сделала это по-католически, как в детстве. Ракоци с улыбкой наблюдал за ней.
– Не стоит стесняться своей принадлежности к Notre Mere E glise Catholique, государыня… – заметил венгерский князь. – Я долго жил во Франции и привык относиться к Notre Me re E glise Catholique с надлежащим уважением… Посещайте костел Наисвятейшей Госпожи Марии, пока у вас есть эта возможность… Скоро вы вернетесь в Россию, и государь Петр запретит вам ходить к мессе. Впрочем, Бог един…
– Но откуда вы знаете, – почти с испугом переспросила Екатерина, – откуда вы знаете, что я хожу в костел?
– Я видел вас там, государыня… – венгр встал из-за стола, взял с каминной полки свечу и поднес ее к портрету Яна Собесского.
– Я боюсь, князь, что сей опыт противоречит христианской вере… – засомневалась Екатерина. – Не стоит тревожить покой мертвых…
– Государыня, мертвые, как вы изволите их называть, или ушедшие в мир иной, как их назову я, ваш скромный слуга, часто заглядывают в наш скорбный мир… Многие из них – наши учителя. Моя глубокая в сем убежденность нисколько не противоречит христианской вере. Разве не утверждал наш Спаситель, что смерти нет?
Ракоци говорил так убедительно, что Екатерина не нашла, что ему возразить. Она лишь снова осенила себя крестным знамением, и вслед за ней это проделал мадьяр – встав на одно колено перед портретом Яна Собесского, как подобает рыцарю перед сюзереном.
– И что же, князь, – все с той же недоверчивостью переспросил Кантемир, – мы услышим голос усопшего короля Речи Посполитой?
– Нет, господарь… Мы все прочтем на лице Его Величества. Наблюдайте за портретом… Со всей внимательностью, на которую вы способны… И вы, князь, и вы, государыня…
На несколько минут в зале воцарилась тишина. Молчала испуганная Екатерина, сцепившая на коленях дрожащие руки. Молчал Кантемир, игравший серебряным столовым ножом. Молчал Ракоци, по-прежнему стоявший на коленях перед портретом польского короля. Наконец Ракоци встал и поднес к портрету свечу в тяжелом серебряном шандале.
– Затворите двери, государыня! – попросил он Екатерину. – Никто из слуг не должен слышать этой беседы…
Екатерина, покоренная его глубоким звучным голосом и уверенной силой, словно сталь звеневшей в этом голосе, поднялась и закрыла тяжелые дубовые двери, которые вели в залу.
Ракоци указал ей на кресло, и некоронованная властительница России покорно села – так послушно, словно венгерский князь был ее учителем, а она – ученицей.
Молдавский господарь схватился за крестик, висевший у него на шее. Его жест невольно повторила Екатерина, нащупавшая в вырезе платья католический крестик. Здесь, в Яворове, она снова носила его, словно забыв о православном кресте, возложенном на нее Петром Алексеевичем.
– Ваше Величество, я осмелился потревожить ваш покой в виду битв, которые нам предстоят… – почтительно спросил Ракоци у портрета, склонив голову, как подобает рыцарю, беседующему с королем. – Наши враги – ваши враги… Все те же испытанные нами, мадьярами, и вами, поляками, в сотнях боев и сражений османы… Турки… Еще более жестокие враги, чем австрийцы, с которыми во имя Венгрии непрестанно сражаюсь я, смиренный ваш собеседник. Сможет ли царь Петр одолеть могучее и неисчислимое войско Оттоманской Порты?
Ракоци поднес свечу к самому лицу короля. Екатерина невольно проследила взглядом за портретом. И тут же вздрогнула от ужаса: ей показалось, что Ян Собесский отрицательно покачал головой.
– Что же помешает русскому государю и его молдавскому союзнику, присутствующему здесь князю Кантемиру? Ответьте, государь! Мы смиренно умоляем вас об этом…
Закованная в железо могучая длань изображенного на портрете короля чуть приподнялась и указала на стол. И тут же с жалобным, тонким звуком упал хрустальный бокал Екатерины, в который она недавно налила воду… Она почти не пила за ужином хмельного польского меда и благородного вина. Царь велел Екатерине следить за каждым своим движением и словом, дабы не ронять престиж русской державы.
Стоявший на столе бокал с чистой водой вдруг жалобно зазвенел и сам собой раскололся пополам, влага полилась по столу серебристым ручейком.
– Вода? – Ракоци вперил взгляд в портрет. – Войскам царя Петра не хватит на походе воды?
Король еле заметно кивнул.
Кантемир горестно молчал в своем кресле, сжав ладонями виски… Наверное, он вспомнил об оставшемся заложником сыне. О родной Молдавии господарь не забывал ни на минуту.
– Но если, – продолжил Ракоци, – если у войск русского царя и молдавского господаря будет довольно воды, возможна ли победа над турками? Ответьте, Ваше Величество, умоляю!
Ян Собесский снова кивнул. Ракоци задул свечу и снова встал перед портретом на одно колено, как вассал перед сюзереном.
– Я благодарю вас, Ваше Величество… – поблагодарил он усопшего короля. – Мы вас более не потревожим…
* * *
Этот таинственный и жуткий разговор Екатерина, полуживая от страха, наутро пересказала Петру. Царь, как обычно, работал в своем кабинете, точнее – в бывшем кабинете Яна Собесского, за любимым широким дубовым столом короля. Хитроумный Шафиров как раз подавал ему какие-то бумаги на подпись. Екатерина привыкла к постоянному присутствию Шафирова в кабинете Петра. Умнее и изворотливее «царского евреина» был разве что «царский литвин» – Меншиков. Вице-канцлер досконально изучил тонкости европейской и восточной дипломатии и всегда мог дать Петру дельный совет. В труднейших ситуациях Петра Павловича выручал его практичный еврейский ум и способность смотреть на вещи трезво и здраво, а значит, с известной долей юмора.
Вот и сейчас, заметив, как взволнована Екатерина Алексеевна, Шафиров спросил, добродушно усмехаясь, не случился ли в замке пожар.
– К счастью, господин вице-канцлер, ничего подобного не произошло… – ответила Екатерина.
– Тогда почему же вы так бледны, государыня? – удивился Шафиров.
– Бледна, бледна… – согласился Петр. – А еще вчера была румяна! Что стряслось, Катя?
– Чудо, государь!
– Чудо? Ишь ты! – хмыкнул Петр. – Чем же Господь осчастливил нас, недостойных?
Екатерина смутилась. Ей необыкновенно трудно было сейчас, под скептическими взглядами и насмешливыми улыбками этих двух абсолютно прагматичных людей, словно под обстрелом, рассказывать о том, что трансильванский князь Ракоци вчера вечером сумел оживить портрет короля Речи Посполитой Яна Собесского. И Петр, и его вице-канцлер сочтут ее безумной и будут, верно, правы…
– Так какое же чудо случилось в сем славном замке, Катюша? – прервал ее размышления Петр.
– Петер, сие действительно чудо… – решилась наконец Екатерина. – Князь Ракоци – подлинный кудесник! Вчера он разговаривал с портретом короля Яна Собесского. Тому свидетели мы с князем Кантемиром!