– Ну что ж, очень хорошо! Я думаю, что завтра мы сможем продолжить ваши опыты. Сколько же нам понадобится минометов?
– Пока хватит и одного, – подумав, отвечает Бурсов. – Сначала нужно ведь экспериментальным путем найти необходимое нам бризантное взрывчатое вещество, которым мы будем начинять мины этого миномета.
– А вы разве не знаете еще такого вещества? – разочарованно спрашивает Штрейт.
– Кое–что мы уже нащупали, конечно, – приходит на помощь Бурсову Огинский, – но теперь нам придется обстреливать не немецкие минные поля, а русские. Это значит, что мы будем иметь дело уже с иной конструкцией мин, их взрывателей и в какой–то мере самого взрывчатого вещества.
– Да, это верно, – со вздохом соглашается доктор Штрейт. – Это я чуть не упустил из виду. Учтите, однако, что нам нужно очень торопиться.
– Мы понимаем это, господин доктор, – заверяет Штрейта Бурсов.
Вечером, после отбоя, когда Бурсову кажется, что все уже спят, он слышит вдруг тихий шепот майора Нефедова:
– Вы не спите, товарищ подполковник?
– Нет, не сплю.
– Хотелось бы с вами поговорить.
– Пожалуйста.
– Вы ничего не слышали там, у лагерного начальства, о нашей судьбе?
– О какой судьбе?
– Собираются ведь уменьшить численность нашего лагеря. Оставить человек двадцать, а остальных отправить в другие, обычные лагеря военнопленных, в так называемые шталаги. Начальство капитана Фогта считает, видимо, что такому количеству пленных делать тут нечего.
– Нет, я ничего об этом не слышал.
Майор Нефедов некоторое время молчит, затем продолжает еще тише прежнего: "
– А вы бы могли помешать этому…
– Помешать?
– Да, в том смысле, чтобы найти нам какую–нибудь дополнительную работу.
Бурсов не совсем его понимает. Нефедов поясняет:
– Вы ведь будете обстреливать экспериментальные минные поля? Вот и используйте это для того, чтобы такие поля мы установили по вашим схемам. И не одно, а несколько. Вы понимаете меня?
– Это идея! – радуется Бурсов. – Завтра же мы заявим доктору Штрейту о необходимости таких полей.
Потом они снова лежат молча, и им теперь долго не удается заснуть. Похоже, что не спит и Огинский. Или, может быть, проснулся от их разговора.
– И знаете еще что? – после продолжительного молчания произносит Нефедов. – Если вы задумаете предпринять что–нибудь, имейте в виду и меня. Я знаю, на что иду и чем все это может кончиться, – насмотрелся тут на многое… Но меня это не пугает, лишь бы поскорее к своим… Учтите это, товарищ подполковник. Если чем–нибудь смогу быть полезен в ваших планах, с радостью все исполню.
– Хорошо, товарищ Нефедов, мы это учтем.
– А что касается нашей работы тут, у немцев, то мы вредим им, чем можем, ежесекундно рискуя при этом головой. Мы ведь только прикидываемся такими смиренными. Вот я, например, возглавлял группу, занимавшуюся переводом советских военно–инженерных наставлений и захваченных в наших штабах документов. А знаете, как мы их переводили? Где только было возможно, искажали смысл, рассчитывая, в случае чего, сослаться на плохое знание немецкого языка. Или вот теперь, на производстве самодельных мин…
Бурсов кладет руку на плечо Нефедова:
– Я верю вам, товарищ Нефедов. Не понимаю, однако, как вы–то решились мне довериться? Вы же меня почти не знаете. А если я окажусь провокатором, специально к вам подсаженным капитаном Фогтом?
– Бывали у нас и такие. Фогт не упускал возможности выведать с их помощью наши замыслы. Только ведь и у нас особое чутье на этих мерзавцев выработалось. И потом, Фогту теперь ни к чему уже нас проверять. Он уверен, что те, кого он оставил тут, у себя, примирились со своею участью и ни о каком побеге не помышляют.
Помолчав немного, Нефедов добавляет:
– Известно нам, между прочим, и то, что вас подвел ваш сослуживец Сердюк. Из этого тоже сделаны нами некоторые выводы. Понятно стало, каким образом узнали немцы о ваших экспериментах.
ПОДГОТОВКА К ЭКСПЕРИМЕНТУ
Утром лейтенант Азаров снова ведет их в мастерские по производству самодельных мин. Дорогой подполковник Бурсов спрашивает:
– А пронести в лагерь из этих мастерских что–нибудь можно?
– Нет, это почти исключено, товарищ подполковник. Часовые нас обыскивают, и очень тщательно. Но вы все–таки скажите, что вам нужно, – придумаем что–нибудь.
– Пока ничего, – уклончиво отвечает Бурсов. – Но, может быть, что–нибудь вскоре понадобится.
– Только прикажите, товарищ подполковник, все будет выполнено!
– Приветствую ваш энтузиазм, – улыбается Бурсов. – Не следует, однако, выражать его так бурно. И потом, вы ведь сказали, что это почти невозможно.
– Вот именно «почти», а это значит…
– Ладно, – усмехнулся Бурсов. – Понял вас.
Неподалеку от мастерских он спрашивает у Огинского:
– Вы, кажется, работали над созданием пластичных взрывчатых веществ, Евгений Александрович? Удалось вам что–нибудь?
– Да, кое–что.
– Нам бы это очень пригодилось.
Прислушивающийся к их разговору Азаров интересуется:
– А что входит в состав пластичного вэвэ?
– Многое, – неопределенно произносит Огинский, но на всякий случай уточняет: – гексоген, например.
– В чистом виде?
– Да, желательно в чистом.
Доктор Штрейт уже ожидает их в монтажном отделении мастерской. С ним вместе молодой немецкий офицер.
– Вот познакомьтесь, – кивает на него Штрейт. – Это наш минометчик, лейтенант Менцель.
– Каков калибр вашего миномета? – спрашивает его подполковник Бурсов.
– Восемьдесят миллиметров. Подойдет такой?
– Подойдет.
– Вот и хорошо, – довольно потирает руки доктор Штрейт. – Тогда мы сразу же и приступим. У нас уже есть минные поля, установленные вашими офицерами.
– Боюсь, что они не годятся, господин доктор, – замечает майор Огинский.
– Не годятся? – удивляется Штрейт. – Вы думаете, что они не очень добросовестно установлены?
– Нет, этого я как раз не думаю, – спокойно возражает Огинский, – но дело в том, что офицеры, которые их устанавливали, попали в плен еще в сорок первом году, а за это время…
– О да, да! – оживляется доктор. – Вы совершенно правы. За это время техника минирования изменилась, да? Но как же тогда быть?
– А очень просто. Подполковник Бурсов один из лучших специалистов по этой части. Он займется с пленными офицерами, и они быстро освоят новую технику минирования.
– Маленькие курсы, да? – смеется доктор Штрейт. – А на какое время? На пять–шесть месяцев?
– Ну зачем же такой огромный срок! – смеется Огинский. – Товарищ подполковник, сколько вам на это потребуется?
– Три–четыре дня.
– Ну, это другое дело, – удовлетворенно замечает Штрейт. – Я сегодня же попрошу капитана Фогта создать такую учебную команду. Но это по технике установки минных полей, а как с оснащением самих мин? Оно ведь тоже, наверно, изменилось за это время? Тогда нужно пересмотреть все имеющиеся у нас русские мины. Очевидно, многие из них устаревших образцов.
– Пусть капитан Фогт распорядится разминировать все учебные поля. Я лично осмотрю тогда все советские мины. Для ускорения дела хорошо бы привлечь к этому побольше людей.
– Побольше? Да, конечно, лучше побольше. Хорошо, что вы подсказали мне это, а то Фогт хотел отослать куда–то часть пленных. Нужно немедленно сообщить ему, чтобы он временно отменил свое распоряжение.
Вся первая половина дня проходит в подготовке к эксперименту. Для этого подыскали подходящее место, колышками отметили границы будущих минных полей, определили позиции минометной батареи (Штрейт категорически настоял на обстреле минных полей не одним минометом, а целой батареей).
Во второй половине дня подполковник Бурсов приступает к «обучению» младших офицеров новым методам установки минных полей. Для этого пришлось сначала заняться разминированием ими же установленных полей, так как советских мин последнего образца явно не хватало. Хотя подполковнику Бурсову было хорошо известно, что практически советские инженерные мины, выпущенные в последние годы, не претерпели значительных изменений в сравнении с довоенными, он потребовал, чтобы на установку экспериментального поля пошли только мины последнего выпуска.
На это уходит вся вторая половина дня. В результате оказывается, однако, что новых мин для установки экспериментального поля явно недостаточно. Об этом доложили доктору Штрейту, который сразу же ушел к Фогту. Капитану не очень хотелось добывать где–то мины нового образца, и он попытался уговорить Штрейта производить опыты со старыми. Но педантичный доктор твердо стоял на своем, и Фогту пришлось откомандировать на склад военно–инженерного имущества, находящийся на соседней станции, одного из своих помощников.
Огинский занимается теперь главным образом рецептурой бризантного взрывчатого вещества. А немецкие минометчики под руководством лейтенанта Менцеля разряжают свои мины. Им предстоит заполнить их потом той взрывчаткой, над изготовлением которой трудится майор Огинский.
Бурсову с его командой приходится работать под неусыпным наблюдением унтер–фельдфебеля Крауза и двух автоматчиков.
Во время одного из перекуров подполковник ложится на землю неподалеку от Нефедова и шепчет ему:
– Нам нужен гексоген. Каковы возможности раздобыть его?
Майор долго думает, вспоминая взрывчатые вещества, с которыми ему приходится иметь дело при изготовлении немецких самодельных мин. На это идут обычно германские стандартные заряды, состоящие из тротила и мелинита. Во взрывчатых веществах союзников Германии в наличии тоже в основном тротил, аммотол, тэн. Только в итальянских подрывных шашках «тритолите» содержится смесь тротила с гексогеном, а в «пентролите» сплав гексогена с тэном.
– А гексоген нужен в чистом виде? – спрашивает Нефедов.
– Да, желательно.
– Тогда его можно извлечь только из нашего детонирующего шнура ДШ–36. А немцы применяют его лишь в кумулятивных зарядах, да и то в смеси с тротилом.
– Ну хорошо, мы подумаем над этим.
– А что еще понадобится? Может быть, капсюли–детонаторы?
– Да, было бы неплохо.
Поздним вечером, когда Бурсов лег на нары рядом с Огинским, он шепотом сообщил майору о своем разговоре с Нефедовым.
– Ну ничего, – успокоил его Огинский, – гексоген я попытаюсь раздобыть сам. Предложу завтра Штрейту начинять им мины, предназначенные для обстрела наши минных полей.
– А что еще, кроме гексогена, понадобится для изготовления пластичной взрывчатки?
– Нужны будут еще и специальные пластификаторы. С этим, пожалуй, будет труднее.
АЗАРОВ ИДЁТ НА РИСК
Четвертый день в поле и в минных мастерских спецлагеря советских военнопленных идет работа по подготовке к эксперименту майора Огинского. Сам капитан Фогт ежедневно приходит понаблюдать за деятельностью военнопленных. И хотя у него нет оснований упрекнуть их в нерадивости, он не упускает случая предупредить:
– Как только я буду замечайт, что кто–то из вас шаляй–валяй, тот сразу будет вылетайте из мой лагер. Нет, не на волю, а в совсем другой место. Об этом я считаю своя долгом предупреждайт вас.
Унтер–фельдфебель Крауз теперь буквально не сводит с них глаз. Даже, кажется, забыл о шнапсе. Во всяком случае, не заметно, чтобы он прикладывался к своей фляге во время коротких перерывов. Однако, несмотря на это, и Нефедов, и особенно ловкий и удачливый Азаров при разминировании минных полей незаметно припрятывают несколько капсюлей–детонаторов и взрывателей. Удается утаить около десятка капсюлей и во время установки новых минных полей по плану майора Огинского. Теперь возникает вопрос: как пронести все это в лагерь? Часовые в последнее время стали обыскивать пленных с еще большей тщательностью.
Огинский тоже ухитряется спрятать немного гексогена, которым по его предложению стали начинять артиллерийские мины.
Возникает надежда, что со временем удастся раздобыть и пластификаторы, необходимые для изготовления пластичного взрывчатого вещества. У Огинского уже целая лаборатория по производству взрывчатых смесей, и у немцев нет пока никаких сомнений, что он вполне добросовестно ищет вещество, способное вызвать детонацию минных полей. Майора тревожит теперь лишь одно: как переправить все это в барак?
Ломает голову над этим и подполковник Бурсов. Лишь лейтенант Азаров по–прежнему кажется беспечным. И потому, может быть, в конце пятого дня, возвращаясь в лагерь, Бурсов обращает внимание на необычную молчаливость лейтенанта и какую–то странную бледность его лица, когда они проходят осмотр у центральных ворот. Обычно он шутит с охранниками, которые прощают это Азарову, зная особое расположение к нему капитана Фогта. А теперь он молчит, словно воды в рот набрал, и как–то странно вытягивает шею.
А когда они приходят наконец на территорию лагеря, лейтенант почти вбегает в барак, и не в свой блок, а к старшим офицерам. Встревоженный Бурсов спешит за ним следом и видит необычную картину: Азаров в изнеможении падает на нары.
– Что с вами?! – испуганно бросается к нему Бурсов, полагая, что лейтенант неожиданно заболел.
А Азаров даже ответить не в состоянии: так трясет его нервная дрожь. Лишь немного успокоившись, он показывает подполковнику зажатые в кулаке три капсюля–детонатора. И Бурсов сразу же все понимает. Лейтенант пронес эти капсюли во рту, когда проходили проверку у ворот!
Но это же настоящее безумие! В капсюлях ведь капризная гремучая ртуть. Достаточно чуть–чуть сплющить их алюминиевую гильзу, как произойдет взрыв.
– Вы сумасшедший, Азаров! Стоило бы часовому задать вам хоть один вопрос…
– Этот не задал бы… Он не из разговорчивых.
– Но вы могли бы и от страха так стиснуть зубы, что…
– Больше всего я боялся, что проглочу эти детонаторы… – признается Азаров.
– Ну вот что, – строго произносит подполковник Бурсов. – Я запрещаю вам подобный способ переноски капсюлей в лагерь. Мало того, что себя погубите, подведете и всех нас. Нужно придумать что–нибудь другое…
– Но что же придумаешь, товарищ подполковник? Этот гад Крауз – настоящая ищейка. Он все может вынюхать. Надо торопиться…
– Согласен. Торопиться надо. Не надо только идти на безумство.
…Обстрел минного поля начинается на следующий день.
Капитан Фогт взобрался на площадку над воротами лагеря, пригласив с собой всех офицеров эсэсовской охраны. Доктор Штрейт вооружился полевым артиллерийским биноклем и приказал лейтенанту Менцелю открыть огонь.
Бьют сразу все минометы его батареи. Мины рвутся в самом центре экспериментального поля, вздымая фонтаны сухой, давно не орошаемой дождем земли.
В результате прямого попадания, взлетают на воздух две противотанковые мины, но лишь одна из них взрывается. Второй залп оказывается еще менее удачным. Он выковыривает из земли всего одну мину, не вызвав никакой детонации.
Стрельба продолжается еще четверть часа почти с тем же успехом. Мины по–прежнему взрываются лишь при прямых попаданиях.
Спустя полчаса доктор Штрейт подает знак – прекратить обстрел.
– Что–то у нас не так… – устало говорит он майору Огинскому.
– Было бы чудом, если бы замысел наш с первого же раза увенчался успехом, – спокойно замечает Огинский.
– Ну, а в чем же причины сегодняшней неудачи?
– Их более чем достаточно. Во–первых, не найден еще состав бризантного взрывчатого вещества для минометных мин. Во–вторых, инженерные мины покрыты, видимо, слишком толстым слоем земли и дерна.
– А что, если мы лишь присыплем их слегка? – понижая голос, предлагает доктор Штрейт, и Огинский догадывается, что ему очень хочется продемонстрировать капитану Фогту хоть какой–нибудь успех. Он ведь давно уже занимается изобретением способа преодоления минных заграждений и, видимо, очень боится, что у Фогта может лопнуть терпение.
– Ну что ж, – соглашается с его предложением Огинский. – Но это уже завтра, сегодня мы едва ли успеем снять весь дерн и чем–то другим замаскировать минное поле под общий фон местности.
– Да, да, конечно, – торопливо кивает головой Штрейт. – Только это надо бы как–нибудь…
– Понимаю вас, господин доктор! Мы постараемся не привлекать к этому излишнего внимания. Я попрошу Бурсова заняться маскировкой минного поля лично.