Булавин (СИ, ч.1-2) - Сахаров Василий Иванович 11 стр.


  Под одобрительные крики всего круга, Маноцкий вышел в середину и вручил Булавину подарок от всей Запорожской Сечи - богато украшенную булаву вроде гетманской. Костя Гордеенко и богатые сечевики скинулись всем обществом и заранее сделали заказ батуринским златокузнецам, а поскольку подарок требовалось сделать быстро, то за образец был взят символ власти украинского гетмана.

  Отец булаву принял, поднял ее над головой и, после одобрительных выкриков, начал свою речь:

  - Казаки! Все вы знаете, ради чего мы поднялись на борьбу!?

  - Да-а-а! - разнеслось над соборной площадью.

  - И если вы здесь, то вы готовы биться за свободу!?

  - Готовы!

  - Тогда от себя лично и от всех присутствующих я объявляю, что отныне мы не подчиняемся приказам царя Петра Романова! - рев тысяч голосов, одобряющих слова Булавина, был ему ответом, и когда голоса стихли, он продолжил: - Сегодня у нас праздник, и все должны хорошо отдохнуть, так как уже завтра начнутся боевые действия против царских войск. Но перед тем, как круг разойдется, казаки должны решить судьбу прежнего войскового атамана Лукьяна Максимова и донских старшин, бывших с карателем Долгоруким заодно. Что решит круг!?

  - Смерть псам!

  - Срубить им бошки!

  - На кол!

  - Повесить всех!

  Предложений о расправе было много, около сотни самых разных вариантов, и казаки так раздухарились, что даже начали спор по этому поводу. Но на круг вышел один из верховских есаулов Филат Никифоров. Его заметили, шум стих и верховой есаул, как я думаю, наученный отцом, сказал:

  - Браты! Казнить изменников мы всегда успеем. Однако же перед этим надо спросить у них кое-что.

  - А чего у них спрашивать? - одиночный вопрос из разгоряченной и требующей возмездия человеческой массы.

  - Например, куда делись 20000 рублей вознаграждения за усмирение Астраханского бунта, которые царь Максимову сотоварищи прислал. И где войсковая казна с жалованьем за этот год, которое не всем было выдано. И где те деньги, что Долгорукий от царя привез старшинам как взятку. То, что мы затеяли, потребует много рубликов, а значит, они нам нужней, чем предателям.

  - Все верно Филат сказал!

  - Правильно!

  - Спросить у изменников, где деньги!

  Верховой есаул вышел с круга и снова вступил отец, сегодня достигший своей мечты и ставший войсковым атаманом всего Тихого Дона.

  - Решено браты! Казнь предателей откладывается! Сначала спросим с них за дела темные, а сейчас, всем гулять!

  Круг был окончен. Казаки расходились праздновать, а отец и зачинатели нового дела отправились в войсковую избу. Как это для меня стало привычным в последнее время, я последовал за ними, так как с должности личного атаманского писаря меня пока не снимали. Ночь всем нам предстояла бессонная. Рядовым казакам просто, дали приказ, вскочил на коня и вперед, а атаманам надо было крепко подумать, как слова преобразовать в дела, при этом, сохранив людей и получить необходимый результат. Это московский государь, может себе позволить русских солдат заграничным правителям раздаривать, да на полях сражений губить десятками тысяч - бабы еще нарожают. А казаки напрасных жертв не примут, чуть, что не так - скинут с войсковых атаманов, невзирая на былые заслуги.

  В просторной войсковой избе, месте, где принимались все основные решения на Дону, и где была сосредоточена власть в Войске, собралось два десятка атаманов и старшин, поддержавших Булавина. Все расселись вокруг большого и совершенно пустого стола, сделанного воронежскими мебельщиками по заказу Максимова. Я вместе с полковником Лоскутом, войсковым писарем, расположился чуть в стороне, за удобной конторкой, специально расположенной здесь для такого должностного лица.

  Мне думалось, что сход атаманов откроет отец, но начал Лоскут, который привстал, заглянул в бумагу перед собой и объявил:

  - Первый вопрос, который необходимо решить - это назначение походных атаманов и направление наших ударов по царским войскам. Слово войсковому атаману.

  - Сейчас, - начал Булавин, который уже все решил и распланировал со своими ближними товарищами, - мы имеем сорок тысяч конного казачьего войска и десять пешего, преимущественно из беглых крестьян. Я предлагаю поделить все имеющиеся силы на пять частей и назвать их армиями. Первая армия - пять тысяч верховских казаков под командованием Григория Банникова. Их задача - при помощи заволжских калмыцких ханов, пришедших к нам на помощь, разбить не ждущих удара воинов хана Аюки. Затем, по возвращении из Сальских степей, эти войска займутся охраной Черкасска, а также борьбой с изменниками и предателями. Кроме того, на основе этих полков будет проходить подготовку молодежь.

   "Видать, - подумал я, - подействовали на батю мои рассказы, про гибель великих людей прошлого, которых ближние соратники предали и убили. Особенно он историей про Юлия Цезаря впечатлился. Это правильно, пусть остерегается, а то в истории Богданова, когда против него донские старшины с приближенными вышли, с ним только пять человек и оказалось. Теперь, глядишь, такого не случится".

  Продолжаю наблюдать за историческим событием.

  - Любо! - поддержали Кондрата атамана.

  - Вторая армия - пять тысяч реестровых казаков, три тысячи "молодыков", пятьсот сердюков и двадцать три пушки. Командир - полковник Скоропадский. Задача - осада Азова и Таганрога. Штурмовать не надо, сил не хватит, а наших сторонников ни в одной крепости нет, у тамошних казаков за стенами семьи, так что рисковать они не будут.

  - А почему бы не на Русь наши отряды направить? - спросил Скоропадский.

  - Пока, мы не можем показывать что реестр, а значит и гетман Мазепа, с нами. Будете держать осаду и остерегайтесь флота, полковник. Если корабли вдоль берега пройдут и обстрел учинят, то все ваши лагеря порушат.

  - Сделаем, - кивнул полковник.

  - Третья армия - пятнадцать тысяч донских казаков. Походный атаман - Василий Поздеев. Их цель - Воронеж. Стремительным ударом он должен быть взят быстро и без разрушений. Главное, сохранить в целости верфи и все оружейное производство. Наши люди в городе имеются, помогут, а сил у царя там немного, полк Рыкмана сформированный для охраны Воронежского Адмиралтейства, один новый солдатский полк и пара сотен драгун.

  Поздеев явно удивился своему назначению и спросил:

  - Доверяешь, атаман?

  - Доверяю, - только и ответил тот.

  - Любо! - поддержали назначение Поздеева все присутствующие.

  Отец продолжил:

  - Четвертая армия - десять тысяч сечевиков, которые должны взять Царицын. По слухам, в городе припаса продовольственного мало, так что если обложить его со всех сторон, то через месяц горожане сами сдачи попросят. Взяв этот город, мы блокируем Волгу, и получаем устойчивую связь с яицкими казаками да заволжскими ордами, которые можно нанимать в наше войско. После захвата Царицына на очереди - Астрахань, там еще тлеют угли от стрелецкого бунта. Походным атаманом станет Лукьян Хохол.

  - Любо!

  - Пятая армия - десять тысяч беглых, и как подкрепление для стойкости, две тысячи казаков из голутвенных и сиромашных. Самая голь, которая еще помнит, каково это рабом быть и которая знает, что помещики с людьми творят. Походным атаманом в это войско назначается - Семен Драный. Задача Пятой армии - двигаться вверх по Медведице и Хопру в сторону Тамбова и Саратова. Сманивать всех недовольных на Дон и Кубань для заселения пустынных земель и поднимать крестьян против царя.

  И это назначение поддержали старшины. Хоть военными талантами Семен Драный и не блистал, но зато, сам поднявшийся в атаманы из беглых холопов, он очень хорошо понимал крестьян и посадских людей. Единственная проблема, которая наметилась, это то, что некоторым не понравилась идея Булавина притащить на Дон крестьян, но пока, такие люди явного недовольства не выказывали.

  - Кроме того, - продолжил войсковой атаман, - есть еще и Шестая армия, казаки Максима Кумшацкого, прорывающиеся к нам на соединение с севера. Пока, про них мало что известно, но думаю, что они все одно вернутся на родные берега Тихого Дона.

  Кондрат оглянулся на полковника Лоскута, тот снова привстал и объявил следующий вопрос:

  - Атаманы-молодцы, требуется выбрать человека отвечающего за весь наш тыл и снабжение армий.

  Старшины и атаманы недоуменно переглянулись - не было ранее такой должности в Войске, но поскольку в царской армии многие уже послужили, то знали, чем такой человек должен заниматься.

  - Фролова Василия, - выкрикнул один.

  - Сурова Степана, - раздался второй голос.

  Завязалась перепалка, но всех остановил Булавин и сказал:

  - Предлагаю Зерщикова Илью Григорьевича.

  - Да ты что, Кондрат!? - вскочил с места Поздеев. - Он же с Максимовым против тебя злоумышлял.

  - Да, так и есть, - поддержали старшину сразу несколько голосов.

  Булавин поднял атаманскую булаву, и все затихли.

  - Зерщиков не подведет, человек он понятливый и вскоре разберется, что к чему. А дабы сомнений в нем не было, то люди полковника Лоскута за ним присмотрят.

  В конце концов, после жаркого спора, с выбором войскового атамана, хоть и со скрипом, но все же согласились.

  - Третий вопрос, и на сегодня последний, - провозгласил Лоскут. - Что делать с изменниками казацкого дела? И не стоит ли кого-то помиловать?

  С этим вопросом разобрались быстро. Допрос предателей, а затем смерть через отрубание головы саблей за городской стеной.

  Такими были основные вопросы, решенные Советом Атаманов, в первый же день после занятия Черкасска силами восставших казаков. Собравшиеся расходились, и только Василий Поздеев несколько задержался. Он хотел один на один о чем-то переговорить с отцом, но полковник Лоскут хлопнул его по плечу и сказал:

  - Пойдем, друже, выпьем, а все что хотел сказать, завтра скажешь.

  Поздеев несколько натужно улыбнулся, и вышел из войсковой избы. За ним следом полковник, и в помещении остались только я и войсковой атаман.

  Как только закрылась дверь, батя расслабился и откинулся на спинку мощного кресла с красивой и мягкой обивкой. Сразу стало заметно, как же он сильно устал: покрасневшие глаза, сильно проступившие морщины и сероватый оттенок лица. Да уж, как ни посмотри, а такое дело он на себя взвалил, что мало кто с ним может справиться. Впрочем, Булавин сдаваться не намерен, да и смысла в этом нет, так что придется ему продолжать идти в выбранном направлении и назад уже не оглядываться.

  Отец, не спеша, достал кисет с табаком, набил трубочку, посмотрел на меня и спросил:

  - Что скажешь, сын, о чем Поздеев хотел со мной отдельно от всех переговорить?

  - Так это и не мудрено, батя. Василий Поздеев вместе с Максимовым и старшинами, кто сейчас в цепях сидит и своей участи ждет, многие дела вел, и деньги, про которые завтра их будут спрашивать, наверняка, вместе с ними распиливал. Вот он и хотел себя сразу прикрыть. Свою долю в войсковую казну отдать и сухим из воды выйти.

  - Странное словосочетание - "распиливал деньги", но верное. Правильно мыслишь Никифор. А почему его Лоскут вывел, понимаешь?

  Вариантов было несколько, и я выдал тот, который мне казался самым очевидным:

  - Чтобы за ночь он подумал и понял, что только на тебя теперь опираться может?

  Кондрат раскурил трубку, пыхнул дымком и кивнул головой.

  Не только. Таких как он, влиятельных и богатых старшин, что и "нашим" и "вашим" готовы помогать, в Войске больше десяти человек. Сейчас Поздеев и друг его Василий Фролов кинутся по друзьям своим и товарищам, новостями делиться будут, а утром все вместе ко мне придут, так что деньги не только эти двое принесут, но и остальные. - Батя пустил в потолок дым и задал иной вопрос: - Как твои занятия по воинским наукам?

  - Времени мало, но пару часов в день на это каждый день выкраиваю.

  - То добре, сын. Не жалеешь, что на Украине не остался?

  - Нет, конечно. Сейчас самое интересное начинается, и я с тобой рядом, так что не жалею, а наоборот, радуюсь этому.

  - Вот и хорошо, - атаман в очередной раз пыхнул трубкой и кивнул в сторону площади, откуда доносились радостные крики, под которые из войсковых подвалов и амбаров выкатывались бочки с вином: - Можешь идти отдыхать со всеми.

  - А ты?

  - Посижу немного.

  - Понял.

  Я начал собираться. Взял свою походную сумку, в которой свои непутевые записки хранил, собрал оружие и подтянул кушак на кафтане. Перед тем как выйти, оглянулся на отца и увидел, что он спит. Да еще забавно так, голова на спинке кресла, левая рука на столе, в правой курительная трубка дымится, а на коленях новая атаманская булава лежит. Реально перенапрягся новый войсковой атаман. До такой степени, что на рабочем месте заснул. Пусть отдохнет немного. У него впереди еще столько дел, что страшно и подумать. Однако старая пословица гласит, что глаза боятся, а руки делают, и я верю, что все у моего родителя получится.

Терек. Станица Щедринская. 13.09.1707.

  Атаман Щедринской станицы Никита Стрелков еще раз посмотрел с высокого забора на раскинувшееся внизу бескрайнее море закубанских кочевников, которых привел на Терек Каиб-султан. Если подмоги не будет, а взяться ей попросту неоткуда, основанная легендарным Андреем Щадром станица падет. На все поселение двенадцать десятков казаков с оружием и все. В 1701 году станицу тоже держали в плотном кольце осады, но в то время у терских казаков сил было больше, да поддержка имелась, потому и выстояли. Теперь помощи ждать бессмысленно, воины Каиб-султана обложили все терские городки одновременно, и воинов у хана на это хватает, почти двадцать тысяч всадников он на Терек привел.

  Стрелков тяжело вздохнул, спустился вниз и огляделся. Люди, не отходя от своих мест, поочередно отдыхают. Поутру будет жестокий бой, и кто из них в живых останется, знает лишь бог.

  Станичный атаман прошелся по узкой улочке примыкавшей к стене и, зайдя в один из дворов, спустился в просторный подвал. Здесь, в окружении казачьих детей, собранных в подземелье как в самом надежном и безопасном месте, на пустой бочке сидел старый станичный писарь Игнат Сафонов и рассказывал малышне историю своего войска. Поначалу у атамана мелькнула мысль, что не до историй нынче, враги у ворот, но потом отогнал ее. В самом деле, дети есть дети и их отвлечь надо, а не пугать завтрашним днем.

  Никита оперся об дверной косяк, и сам заслушался рассказом Сафонова, который только начал свое повествование.

  - А случилось это, в правление московского царя - Ивана Третьего, - говорил Сафонов. - Разгневался как-то государь на молодечество рязанских казаков и пригрозил им наказанием, а казаки Червленного Яра поднялись всей станицей, сели на струги с семьями-хозяйством и выплыли весенним половодьем на Дон. С Тихого Дона перешли на Волгу, и уже по ней, по матушке, добрались на Терек. В этих краях уже тогда существовало местечко Тюмень, где люди нашего корня жили. Они помогли нашим прадедам устроиться и с тех пор мы здесь живем, а называть нас стали гребенскими, то есть горными казаками. Потом на Москве стал править Иван Четвертый, по прозванию Грозный - могучий и великий государь. И видя, что Москва в силе, царь грузинский попросил царя о помощи. Да кабардинцы - союзники верные, о принятии их под руку государя просили. Царь даже на их княжне Марии Темрюковне женился, а как случилось это, то и про нас вспомнил. И были наши старики гребенские на Москве у царя, и пожаловал он нас рекой Тереком навечно.

  - А я песню, про это знаю, - откликнулся один из слушателей, чернявый и верткий паренек лет десяти. - Можно спою?

  Сафонов одобрительно кивнул и паренек, приосанившись, вышел в круг, и своим ломким детским голосом запел песню, которую больше пристало петь в мужском кругу и сильными басистыми голосами:

   "Не серые гуси в поле гогочут,

  Не серые орлы в поднебесьи клекочут,

  То гребенские казаки перед царем гуторят,

  Перед грозным царем Иваном Васильевичем.

Назад Дальше