- Здрав будь, дядька Иван.
- Здравствуй, Кондрат, - Лоскут встал, и они с Булавиным крепко обнялись. Затем полковник посмотрел на меня, взял своими сухими руками мои плечи, чуть встряхнул и сказал: - Вырос ты Никиша, и вытянулся преизрядно. Десять лет тебя не видел, а ты, вон уже какой. Богатырем растешь.
- Здоровьица вам, дед Иван, - произнес я.
- Ладно, - разинский соратник отпустил меня, - ты иди к лошадям, а мы тут, с батей твоим переговорим.
Я посмотрел на отца, и он сказал:
- Пусть останется, пора его к делу приучать.
- Ну, как знаешь, - полковник сел на бревно, дождался, пока мы расположимся вокруг, помешал длинной ложкой уху в котле, бросил быстрый оценивающий взгляд на Булавина и спросил: - Зачем я тебя нашел, понимаешь?
- Нет, - батя отрицательно покачал головой.
- Странно, я думал, что ты уже последние новости знаешь, а потому и мечешься по всему Войску, да беседы крамольные с людьми ведешь.
- О чем я должен знать, дядька Иван?
Лоскут помедлил, посмотрел на солнце, повисшее над нами, и произнес:
- О том, Кондрат, что царь указ написал, а в том указе князю Юрию Долгорукому велено ловить всех беглых на Дону.
- И как давно сей указ, написан?
- С месяц уже, а то и больше. Я про него только дня три как узнал. Отлеживался в одной из станиц, а тут все в один день, и про указ известие, и про то, что ты уже пару недель по городкам донским ездишь. Вот и подумал, что ты все уже знаешь.
- Нет. У меня таких людей, которые бы столь важные новости быстро приносили, пока не имеется.
- А надо бы иметь...
- Со временем, может быть, кто-то и появится.
- Так нет времени, Кондрат. Осенью Долгорукий будет здесь, а что он за человек, ты ведь знаешь?
При этих словах, отец потер левый бок, где как я знал, у него имелся длинный шрам от сабли. Он поморщился и кивнул головой:
- Знаю его, под Азовом сталкивались. Я тогда на стену одним из первых поднялся, думал, что награду получу, а тут этот князек со своим гонором. Слово за слово и драка с его холопами. Насилу отбился. Царь меня, за эту драку простил, но и награду я не получил.
- Вот видишь, князя Юрия ты знаешь, и как он к казакам относится, понимаешь. Что делать будешь?
- Стану ждать, что дальше произойдет.
- А я тебе и без ожиданий скажу, что может быть. Лукьян Максимов тоже про карателей ведает. Поджилки у него трясутся, и войсковой атаман ищет того, кто бы в случае большой беды от князя, мог его прибить. И на кого он посматривает, ты догадываешься.
- Немудрено догадаться, на меня, наверное.
- Правильно, потому как ты человек известный и крови не боишься. Помнишь, как ты от слободских людишек и царевых солдат солеварни освобождал? Вижу, что помнишь. Тогда Лукьян тебе тоже говорил, мол, ты дело сделай, а мы тебя прикроем. И потом, он же со своими товарищами, тебя выдать хотел.
- Я все помню, и ничего не забыл.
- Вот и теперь так будет, если Долгорукий зверствовать начнет. Ты Кондрат князя убей, а потом мы тебя укроем, скажет Максимов и его старожилы из богатых низовых казаков.
- Не будет этого! - отец вскочил с места.
- Ты успокойся, сядь, и не шуми, - тихо и вкрадчиво сказал полковник.
- Все, я спокоен.
- Вот и хорошо. Соображаешь нормально?
- Да.
- И что скажешь?
- Не стану я пешкой Максимова и его друзей. Сам все сделаю, и сам за собой казаков поведу.
- Вот и правильно. С чего начнешь?
- Хотел завтра в Черкасск направиться и с Ильей Зерщиковым поговорить, да видно не судьба. Прямо сейчас в Бахмут вернусь и там всех сотников да атаманов, кто за меня стоит, на сход соберу. Ты со мной, дядька Иван?
- С тобой, а иначе бы и не суетился.
- Да, кто тебя знает, ты ведь как перекати-поле, сегодня здесь, а завтра ищи-свищи тебя.
- Это верно, и поначалу, я думал в стороне отстояться, самого бунта дождаться и только тогда в дело вступать. А на тебя посмотрел и решил, что тянуть не стоит.
Атаман прищурился и, пристально посмотрев на старика, спросил:
- И что, твои прознатчики тоже моими людьми станут?
- Если я разведкой займусь, тогда да, станут, - усмехнулся Лоскут.
- Договорились.
Разговор, по сути, был короткий, я тому свидетель. Поспела ушица, подошли казаки, все поели, и настал черед снова вернуться делам. Отец с Лоскутом, уже без меня, что-то обсудили, крепко поспорили и, я даже думал, что до драки дойдет. Но все утряслось, полковник и будущий предводитель восстания ударили по рукам, и казаки, что булавинцы, что лоскутовцы, начали получать приказы атамана:
- Семен, направишься в Старо-Айдарский городок. Там найдешь атамана Семена Алексеева по прозванию Драный, скажешь ему, что он срочно нужен в Бахмуте. Коль будет спрашивать, то намекни, что каратели с Москвы идут, беглых людишек ловить, - Кондрат усмехнулся и дополнил: - Драный сам из беглых, а как он барский дом перед побегом поджег, на Москве еще помнят.
- Сделаю.
- Ты Андрей, в Голубовский городок помчишься, к Игнату Некрасову, ты его помнишь, пять дней назад у него только гостили. Скажешь, что время пришло и он нужен своему народу.
- Помню Игната, все как есть передам.
- Тебя как зовут? - спрашивает атаман одного из лоскутовцев.
- Ерема, - отвечает тот.
- Помчишься к Григорию Банникову и Филату Никифорову. Скажешь, быть им второго числа в Бахмуте, дело срочное.
Вскоре, посланцы умчались к адресатам. А мы, в сопровождении пары лоскутовцев, вертких и очень гибких молодых казаков, вместе с самим полковником направились к дому. Трое суток скачки с редкими остановками, только чтоб лошадей не загнать, и мы в Бахмуте. Сбор был назначен на второе июля, и в назначенный срок, все кто должен был прибыть, были в городке.
Собирались не в приказной избе, а в доме атамана. Лишних людей никого не было. Мачеха Ульяна уехала к сестре в Белгород, там рожать собралась, а мы с Галиной молчаливые и понятливые, с самого детства приучены, зря не балаболить и языками не трепать. Меня прочь не гнали, но и за стол, вместе со всеми, разумеется, не сажали. А знать о том, что же намечается, хотелось очень сильно, и потому, затаился я серой мышкой на печи, и каждое слово ловил.
Итак, Тайная Вечеря в доме атамана Кондратия Афанасьевича Булавина. Присутствовали: сам бахмутский атаман, Семен Драный с сыном Михаилом, есаулы верховые Банников Григорий и Никифоров Филат, Некрасов Игнат из Голубовского городка, полковник Иван Лоскут, а так же несколько атаманов, старшин и влиятельных казаков из разных станиц. Чтобы скрыть прибытие гостей, все они прибывали тайно, в вечерних сумерках и без огласки.
Отец поднялся из-за стола, оглядел всех собравшихся и заговорил:
- Браты, беда на Дон идет, каратель Юрий Долгорукий с сильным отрядом. Он имеет самые широкие полномочия и поддержку царя, крови будет много, а потому станем биться с ним насмерть. Кто пойдет со мной до конца? Кто за возрождение нашей казачьей вольницы?
Собравшиеся за столом казаки и атаманы поддержали его:
- Мы с тобой!
- Не отдадим наши вольности!
- Побьем князя и его отряд разгоним!
- Долой царя-Антихриста!
- Бей немцев, латинян и бояр с дворянами!
Подняв руку, Булавин остановил выкрики:
- Добре, браты. Тогда прямо сейчас готовиться надо, написать воззвания братьям нашим, не забывшим про волю, собирать припасы, распределить обязанности и решить, кто нам друг, а кто враг, подлежащий беспощадному истреблению...
- Для начала разведку требуется создать, без этого погибнем как Степан Тимофеевич Разин сотоварищи, - напомнил полковник Лоскут.
- Правильно, - поддержал его Кондрат. - Про это мы уже говорили, и было решено, что ты господин полковник, и займешься этим вопросом. Кроме того, за тобой же и должность войскового писаря.
Лоскут встряхнул седые кудри и ответил:
- Принимаю должность войскового писаря.
- Кто будет начальником всего нашего дела? - спросил отец, хотя ответ лежал на поверхности.
- Ты и будешь... - откликнулось сразу несколько голосов.
- Любо! - подхватили остальные. - Ты начал, тебе и тянуть все кумпанство на себе.
Бахмутский атаман приосанился и чуть поклонился.
- Постараюсь оправдать доверие, браты, и не посрамить славы казачьей. Давайте решим, чего мы хотим получить в результате нашей войны против царя Московского.
Слово взял Игнат Некрасов:
- Отделиться от Государя Московского надо и создать то, что в странах Европейских называется Республика. Будем по заветам прадедовским жить, по своему уму и совести. Не надо над нами господ да бояр. Бог создал человека вольным и даровал ему свободу. Только Он над нами и перед ним единым, ответ на небесах в час Страшного Суда держать станем, да перед братами нашими на земле. Если отстоим свободу, будем договариваться с Москвой о том, чтобы оказывать помощь друг другу, мы им нужны, а нет, значит, или бежать придется, или под ярмо шею подставлять.
Все присутствующие поддержали Игната и хозяин дома предложил определиться с тем, кто из царских прихвостней и прикормленной старшины должен погибнуть в самом начале восстания и в дальнейшем. Он же первым и начал перечислять, а полковник Лоскут ловко и быстро записывать:
- Максимов Лукьян - войсковой атаман. Юрий Долгорукий - князь. Все те офицеры кто с карательным отрядом придет. Начальные люди царские из Азова и Троицка. Воевода Козловский - князь Волконский. Азовский губернатор - Толстой. Командир Слободского Изюмского полка - бригадир Шидловский. Воевода Борисоглебский - Палеологов. Дмитровский воевода - Титов и все, кто против воли казацкой пойдут.
Каждое имя, названное атаманом, было одобрено, так как именно эти люди непосредственно отвечали за все притеснения чинимые казакам и беглым людям из России.
- Сидора Пешкова требуется добавить, - выкрикнул Банников. - Совсем озверел этот дворянин тамбовский, людишкам подневольным на лесозаготовках за каждую провинность ноздри рвет, как кандальникам каким. Не по христиански это и не по-человечески.
- Добавим дворянина в список, - сказал атаман. - Кого еще предложите, браты?
Поднялся Василий Поздеев, богатый казак из Черкасска.
- Из старшины нашей донской, предлагаю внести в список: Ефрема Петрова, Абросима Савельева, Никиту Саломата, Василия Иванова, Матвеева Ивана и Алексеева Феоктиста. Эти все за царскую власть будут до последнего стоять, прикормлены Москвой. И еще, есть вопрос атаман. Почему ты Зерщикова Илью Григорьевича, прошлого атамана войскового, в список не внес? Знаем, что вы с ним приятели и солеварни у вас общие имеются, но мы его здесь не видим...
Вопрос был щекотливым. Кондрат нахмурился, немного подумав, ответил:
- Думаю, что он с нами будет, уверен в этом.
- А если все же против пойдет? - не унимался Поздеев.
- Лично его убью и не посмотрю, что он мне друг стародавний. Есть еще предложения?
- Царя Петрушку Романова почто забыли? - отозвался Семен Драный.
- Эк, ты, хватанул, - оторвавшись от бумаги, сказал Лоскут. - Это не воевода, какой, чтоб его казацким судом к смерти приговаривать.
- Пиши в список царя, полковник, - поддержал Старо-Айдарского атамана Кондрат. - Если за дело всерьез взялись, то нашему основному ворогу, там самое и место.
Следующим голос подал Андрей Мечетин:
- Федора Черноморца, сотника Изюмского. Помним мы, как он казаков наших примучивал четыре года назад. Пусть не думают, что забыли.
Изюмского сотника тоже внесли в список, и лидер восставших, блеснув в свете свечных огней своей серьгой, перешел к следующей теме:
- Кто и куда с письмами поедет, союзников в помощь звать?
- Я в армии Шереметева долгое время служил, порядки армейские знаю, так что могу к Максиму Кумшацкому поехать, - первым отозвался Некрасов. - Возьму самых резвых лошадей да казаков десяток, подорожная липовая имеется, так что быстро к войскам домчусь.
Вторым посланцем вызвался быть Поздеев:
- Через четыре дня на Кубань обоз поведу. Твоему брату, Кондрат, и прочим казакам, весть могу передать.
Отец согласился, кивнул головой и для себя определил поездку в Запорожскую Сечь. К крестьянам беглым, во все концы решили послать лихих людей и казаков из отряда Лоскута, выделить им денег и вербовать прознатчиков, как среди царских солдат и посадского люда, так и среди лесных татей да торговцев.
Посидев за разговорами и планами на будущее, до самой полуночи, казаки стали покидать сход. Ради такого случая ворота городка были открыты, и на них стоял двойной караул.
Наконец, гости разошлись и в доме остались только батя и полковник Лоскут. Галина убирала со стола, а я спустился с полатей.
Выпил кружку кваса, было, решил лечь спать, но куда там. Начиналось самое интересное, написание писем, и под это дело, даже мне пришлось потрудиться.
- Ты грамотный? - спросил меня Лоскут.
- Да, - ответил я.
- Пишешь хорошо?
- Средне, дед Иван.
- Ну, и ладно, садись за стол, будешь подметные и прелестные письма переписывать. Сейчас их напишем, и по городкам разошлем. Пусть себе лежат спокойно, а когда придет время, они все на свет и появятся. Понял?
- Понял.
Я устроился за столом, и до утра началась морока с чистописанием.
"Господи Исусе Христе, Сын Божий, помилуй нас. Аминь. От бахмутского атамана Кондратия Афанасьевича Булавина, ко всему Войску Донскому.
Всем старшинам и казакам надо ныне, за дом свой родной, за Святую Богородицу, за истинную христианскую веру и за все Великое Войско Донское, встать. Ведомо нам, что идут на землю нашу царевы войска, с повелением ловить беглых людей, рвать ноздри и отправлять на каторги царские, да на верфи, да иные работы. Идут они, умышляя зло на все казачество, жечь и казнить напрасно, вводить нас в эллинскую веру богопротивную и от истинной отвращать, а так же лишать нас родной земли. А вы ведаете, как наши деды и отцы на сем Поле жили и как оное, тогда держалось крепко. Ныне же супостаты, воеводы царевы, наше Поле все перевели и ни во что не вменили, и так, чтобы нам его вовсе не потерять, должны мы защитить себя единодушно. И в том бы вы все дали твердое слово и клятву перед иконами святыми. Станем же вместе сын за отца, брат за брата и друг за друга, а если понадобится, то и умрем за одно.
А еще скажу вам казаки молодцы, что вскоре придет нам помощь с Запорожской Сечи, от братьев наших с Кубани и Терека, а так же от закубанских орд Ачюевского владетеля паши Хосяна и Кубанского владетеля мурзы Сартлана. Так пусть же будет готова вольница наша, оружно и вся без остатка двинуться по приказу моему в поход. Если же кто явится ослушником и противником, тот предан будет смертной казни".
К утру от гусиного пера и писанины, руки мои были в мозолях и чернилах. Хотелось спать и, обмывшись, я собрался прилечь в своей комнате на лавку и хотя бы пару часов подремать. Однако неугомонный атаман, собирающий походные тороки, увидев, что полковник Лоскут покинул дом, окликнул меня:
- Никифор.
- Да?
- Я на Сечь уезжаю. Здесь остается Лоскут и его казаки. Будешь помогать полковнику, и учиться военному делу. Видел, как его хлопцы драться умеют?
Что да, то да. Верные бойцы полковника Лоскута воинами были прирожденными, и где он таких набрал, было непонятно. Вроде бы и свои, казаки, повадки нашенские, а в то же самое время, никто их не знает и никто им не родня. Непонятные люди, но бойцы лютые, быстрые и стремительные, в рукопашной схватке сильны, саблями машут превосходно, и стреляют отлично. Профессионалы.
- Видел батя.
- Вот то-то же, до моего возвращения будешь с ними. Полковника слушаться как меня, но и не зевать. Лоскут сам себе на уме, и если что-то подозрительное заметишь, то казакам нашим шепни. Мало ли что...