– Извини, Сережа. Я крепилась, а как увидела тебя, так и…
– Ты так по мне соскучилась, что при виде меня от счастья расплакалась?
Она попыталась улыбнуться, но потом покачала головой и с какой-то тоской в голосе ответила:
– Нет, Сережа.
– Так в чем дело?
Наташа отвела взгляд, и некоторое время молчала, потом посмотрела на меня:
– Понимаешь, Сережа… мне кажется, что я никогда не смогу его полюбить. Никогда! Дома, с тоской, я ждала его прихода и наполнялась радостью, когда он уходил. Теперь же со страхом думаю, что мне придется жить с ним бок о бок долгую-долгую жизнь. Знаешь, от этих мыслей у меня в душе все переворачивается и слезы наворачиваются на глаза. Я становлюсь просто сама не своя! Радости нет…
– Ясно. А что мама?
– Она за меня переживает. Я вижу и чувствую это, но при этом все время твердит, что он выгодный жених, что он станет поддержкой и опорой на моем жизненном пути… Я понимаю, что она хочет мне добра… Но я не люблю его! И все тут! Помнишь, ты тогда говорил, что у каждого должен быть выбор?
– Говорил.
– Так вот. Я тоже хочу, чтобы у меня был выбор. Леша говорит… – тут она резко замолчала, потом стала медленно краснеть, при этом старалась не смотреть на меня.
– Так что говорит Леша? – спокойно спросил я, старясь смотреть на спину извозчика, чтобы как можно меньше ее смущать.
Минуту она собиралась с духом.
– Он как-то сказал мне, что надо отбросить старорежимные правила и устои, которые ставят женщину в унизительное положение рабы своего мужа. Еще он говорил, что самодержавие скоро рухнет и на его обломках будет построен новый мир, где все будут равны. Как ты думаешь, Сережа, такое может быть?
– Знаешь, Наташа, не думаю, что это правильные мысли. Гм! Как тебе сказать… Идея может и неплохая, только вот ее исполнение будет настолько грязным, что после этого переворота нескольким поколениям людей придется отмываться от грязи и крови.
Какое-то время она внимательно на меня смотрела, а потом вдруг спросила:
– Ты не согласен с его словами?
– Просто так это не объяснишь, поэтому скажу тебе по-другому: нельзя строить свое счастье на несчастье других людей. Ничего хорошего из этого не получится. Теперь понятнее?
– Извини, но я в этом совсем не разбираюсь. Может, ты и прав, – какое-то время она молчала, потом сказала: – Хоть я и привыкла к тебе другому, но когда ты так говоришь, то кажешься мне совершенно чужим человеком.
– Наташа, я и есть не тот человек, которым был твой брат. Пойми это.
– Извини меня, Сережа, ради бога! Я… я все время забываю о твоем ранении! Ой! Господи! Какая же я страшная эгоистка! Все о себе и о себе! – и она вдруг начала копаться в своей сумочке. Наконец она извлекла конверт и протянула мне. – Там письмо от мамы и деньги. Пятьдесят рублей.
Довольный от того, что мы ушли от неудобной и тяжелой темы, я залез во внутренний карман и достал пачку денег.
– А это тебе. Держи.
– Ой! Откуда у тебя столько?!
– Все вопросы потом, а пока спрячь.
– Все же, сколько здесь? – не удержалась от вопроса сестра.
– Триста рублей. А маме деньги я уже отослал.
Наташа тут же решила, что в пансион она поедет завтра, а сегодня ей просто необходимо пройтись по магазинам. Отвезя ее вещи в гостиницу, мы сначала поехали по магазинам, а затем пошли в ресторан. После обеда, за десертом я рассказал сестре в общих чертах, как получил премию. Когда восторги сестры утихли, я осторожно и как бы невзначай перевел разговор на ее знакомого Алексея. По нескольким обрывкам, оброненным Наташей, мне стало понятно, что ее приятель по уши влез в революционную борьбу.
Дело в том, что мне нравился этот степенный, неспешный, с душой нараспашку и милым самоварным уютом мир. И не нравилось то, что будет с ним через два года. С другой стороны мне было наплевать на политику, но только если она каким-либо боком не коснется меня. Или Наташи.
– Сережа, ты чего помрачнел? Ешь мороженое, пока оно не растаяло!
– Да нет, все нормально. Тебе когда надо в пансион?
– Завтра с утра надо будет обязательно явиться.
– Значит, сегодня гуляем с размахом!
– Как здорово! Сережка! Я тебя безумно люблю, братик!
– Какая ты все-таки девчонка, Наташа!
– Да! Я такая! – и она показала мне язык.
Сейчас ее глаза искрились от радости, а сама она чуть ли не подпрыгивала на стуле от радостного предвкушения, а ведь где-то полтора часа назад ее душа страдала, а глаза были наполнены болью.
«Господи, да она еще совсем ребенок!»
Утром, проводив сестру до пансиона, я попрощался с ней, затем отпустил извозчика и отправился пешком домой, размышляя о том, что за сестрой придется присмотреть. Из мыслей меня выдернул пронзительный детский крик. В пяти метрах от меня верзила, с пьяным смехом, в куртке нараспашку, из которой выглядывала синяя ситцевая рубаха, выкручивал ухо щуплому мальчишке лет двенадцати. Парнишка, стоя чуть ли не на цыпочках, судорожно цеплялся за руку своего мучителя и тонко выл, на тонкой и болезненной ноте, словно щенок. Сцена издевательства происходила в двух метрах от входа в трактир, в дверях которого сейчас стояло несколько пьяных мужиков, которые веселились, глядя на происходящее, как на развлечение. У меня на этот счет было другое мнение.
– Отпусти мальчишку.
Мучитель поднял голову и посмотрел на меня мутными глазами.
– Ты хто такой? – от мужика пахнуло сивушным запахом.
– Без разницы.
– Ось какой храбрый! Гляди на него! – и пьяница бросил взгляд в сторону зрителей, судя по всему, его приятелей. – Видать из благородных. Костюмчик. А туфельки, глянь, ишь как блестят!
В ответ раздался смех, но негромкий и сдержанный. Несмотря на хмельной кураж, все они уже успели оценить ширину моих плеч и внушительного размера кулаки. Верзила, судя по всему, сильно надеялся на поддержку своих приятелей, наверное, поэтому он продолжил ломать комедию.
– Господин, верно, добрый? А может, и богатый? Так за пять рублев я согласен оставить этого заморыша в покое. Как?! По рукам?!
– По рукам!
– Смотри! Ты слово дал. Если назад задумаешь поворотить, то гляди… – недоговорив, он кивнул в сторону своих приятелей. Отпустив ухо паренька, он тут же отвесил ему такой сильный подзатыльник, что парнишка, не удержавшись на ногах, просто зарылся лицом в грязь. Мужик шагнул ко мне с протянутой рукой: – Давай обещанное!
Неторопливо достав бумажник, я достал пять рублей. Тот взял бумажку, затем повернулся к своим приятелям и, скорчив рожу, сказал:
– И почему я такой добрый?! Ведь мог и пятьдесят рублев попросить?!
– Мы в расчете?
Верзила повернулся ко мне. На его губах играла глумливая улыбка. Судя по его виду, он уже решил, что здоровяк струсил.
– Это ты со мной рассчитался, а моим братанам? Вон Митька и Петро стоят, – и он ткнул пальцем сначала в одного, затем другого своего брата, стоящих с ухмылками на лицах. – Да Савка со Степкой, хоть не прямые нам, но все одно родня. У тебя в бумажнике, я видел, много бумажек. Дай еще пару штук. С тебя, господин, не убудет, а нам в радость. Да, браты?!
Уверовав в свою безнаказанность, он расслабился, а зря. В этот самый момент я вбил кулак ему в солнечное сплетение. Он издал хрип, словно неожиданно поперхнулся, после чего согнулся, подставив лицо под мое колено, чем я не замедлил воспользоваться, резко выбросив его вперед. Склоненную голову верзилы мотнуло вверх, и не удержавшись на ногах, он рухнул на землю.
– Сам напросился. Или есть возражения?
Мог бы и не спрашивать – на меня уже несся его брат Митька. Оскаленный рот, в глазах бешенство.
– Убью!! – раздался над улицей его дикий крик. Словно в ответ, где-то недалеко, за моей спиной, раздался пронзительный свисток. Четко, словно на тренировке, заученным движением поймал руку отморозка еще в воздухе, затем резким движением вывернул ее, выламывая из сустава.
– А-А-А!! Рука!!
В следующее мгновение на меня обрушилась лавина ударов. Я пытался контратаковать, но, получив несколько довольно ощутимых ударов в лицо и живот, ушел в глухую защиту.
– Отступи, дьяволы!! Кому сказал!! – неожиданно раздался резкий крик, вслед за ним сразу резко уменьшилось количество ударов, а затем они и вовсе прекратились. Я опустил руки, которыми прикрывал лицо, и огляделся. Один из нападавших на меня братьев сейчас сидел на земле, завывая и размазывая по лицу кровавые сопли, другого держал в силовом захвате городовой, с которым мы вместе тренировались в спортзале «Атлет».
– О, как! Так это вы! – узнал меня полицейский.
– Я. Спасибо большое. Вы вовремя подоспели, – при этом я быстро огляделся. На поле боя было четверо моих противников. Пятого не было.
Городовой правильно понял, что я хотел увидеть.
– Сбежал. Только пятки сверкали, – ответил он на мой невысказанный вопрос. – Как вы?
– Нормально.
– Что хотела от вас эта шваль?
– Мальчишку били, а когда я за него заступился, предложили выкупить за пять рублей.
– Дальше мне понятно. Что с этими двумя? – и полицейский кивнул в сторону главного затейника и его брата.
– Получили, что положено. Хотя я бы еще добавил. А этот что на земле сидит? – спросил я его в свою очередь.
– Мы тоже не лыком шиты. Давно мне уже хотелось с этими братьями Фроскиными разобраться, да они повода серьезного не давали. А тут увидел, ну и приложил от души. Вы не уходите, сейчас пристав придет. Он тут как раз посты проверяет. Надо оформить эту шантрапу, как полагается.
– Не уйду. А где мальчишка, не видели?
– Да я с ходу в драку полез. Не до него было, – тут он оглянулся и добавил: – Так мы сейчас узнаем. Извините, Сергей… не помню как вас по батюшке…
– Зовите просто по имени.
– Меня – Павел. Здешний околоточный надзиратель. Будем знакомы.
– Взаимно, Павел.
– Вы тогда этого мерзавца попридержите немного, а я пока с народом пообщаюсь.
Задержанный попробовал у меня из рук вырваться, но, получив по ребрам, затих, а тем временем городовой обратился к высыпавшим на улицу посетителям трактира:
– Эй, люди! Кто видел, где мальчишка?!
– Тык убежал уже! А на што вам малец?! Он и так натерпелся! Тимофей с братьями еще те изверги, с пацаненком словно со зверьком играли! – раздались выкрики из толпы. Судя по восклицаниям братья, похоже, достали местный народ до печенок.
– Это как, уважаемые? – поинтересовался полицейский.
Люди, чуть ли не наперебой, стали рассказывать ему историю мальчишки. Оказывается, парнишка приблудился к этому трактиру ранней весной. Его, изможденного и голодного, нашли рано утром у двери трактира первые посетители. Среди них нашлась сердобольная душа, которая купила мальчишке тарелку горячих щей. Так он и остался. Сначала половые парнишку гоняли, но со временем хозяин увидел, что люди его все равно подкармливают, сменил гнев на милость и поставил на уборку помещения. Денег не платил, только кормил. Где он спал, никто не знал, но рано утром, с открытием трактира, он уже стоял у двери. Тимофея с братьями всегда избегал, вплоть до сегодняшнего дня, не подходил к ним, особенно когда те были пьяные.
– Вот только сегодня, дурачок, повелся на сладкие пирожки, которые эти разбойники ему пообещали, а оно вон как вышло, – подвел итог истории мальчика один из посетителей, пожилой мужчина, по виду приказчик. – То, что этих аспидов побили, так это правильно. Шага человек не сделает мимо них, чтобы эти охальники не задели. И хорошо если только словом, а то и кулаком бывало.
Спустя какое-то время прибыла полиция. Пристав и двое городовых. Вслед за ними приехала санитарная карета, и врач с медсестрой стали оказывать первую помощь пострадавшим. Последним приехал следователь. За это время вокруг нас образовалось кольцо из зевак, которых, несмотря на усилия трех городовых, так и не удалось разогнать. Щелкая семечки, обыватели шумно обсуждали происшествие, а некоторые из них, наиболее нахальные, даже стали давать скабрезные советы молоденькой медсестре, от которых ее щеки загорались румянцем. Следователь сначала опросил с десяток свидетелей, затем взялся за меня. Пристав, поначалу не разобравшись, хотел взять меня под стражу, как зачинщика драки, но Павел вступился за меня, объяснив, что произошло, и меня отпустили с обещанием, что завтра приеду в участок. Я дал согласие, затем зашел в трактир. Вытерев мокрым полотенцем кровь с лица и кулаков, вышел и отправился кратчайшим путем к трамвайной остановке, не желая привлекать своим видом лишнего внимания. Не успел свернуть за ближайший угол, как ко мне навстречу кинулся паренек, которого я спас от издевательств. Подбежав ко мне, он протянул пятирублевую бумажку, за которую был выкуплен у мучителя.
– Вот, дяденька. Возьмите. Мне чужого не надо.
Только сейчас я смог его толком разглядеть. Худой, замурзанный мальчишка, в грязной одежде с чужого плеча. Его правое ухо было опухшим и ярко-красным.
– Оставь себе.
Обойдя его, я уже отправился дальше, но почти сразу услышал шлепанье босых ног за спиной. Остановившись, повернулся к нему. Мальчишка тут же замер, словно зверек, настороженно следя за каждым моим движением.
– Чего тебе?
Но он только молчал и смотрел на меня. Выждав минуту, я сказал:
– Или ты говоришь, или я ухожу.
Он сделал пару шагов вперед, не спуская при этом с меня настороженного взгляда:
– Я знаю, кто убил сторожа на складе Мытьева.
Он сказал это настолько тихо, что я еле его расслышал.
– Мне это зачем говоришь?
– Я слышал, как главный полицейский говорил, что вас надо посадить под стражу.
– Ничего мне не будет.
– А если все же арестуют?
Я пожал плечами.
– Это был Тимофей с братьями. Он сам дядьку Осипа убил, а после с братьями склад ограбил. Еще я видел, куда они все спрятали.
– Как ты мог все это видеть?
– Так я на тех самых складах ночую. Иногда дядька Осип пускал ночевать, иногда – старик Макарыч, только тот уже вторую неделю болеет.
– Гм. Так иди в полицию.
– Нет, дяденька! Не пойду! Тогда меня Фроскины из-под земли достанут и мучительной смертью убьют.
– Слушай, а от меня-то ты чего хочешь? Чтобы я вместо тебя в полицию пошел?
– Вот и я о том. Вы им скажите, как и что. Место покажете. Вам и послабление выйдет.
– Дурачок ты. Тогда меня точно в тюрьму закатают. Хм! Защитник, блин!
Не хотелось мне связываться с этим делом, но речь сейчас шла не о простом хулиганстве, а об убийстве.
– Тебя как зовут?
– Лешкой.
– Идем, Алексей.
– Куда?
– С одним полицейским поговорим.
– Не. Вы дяденька один идите. Мне без надобности.
– Неволить не буду. Бывай!
Мальчишка сразу посмурнел лицом. Я уже начал разворачиваться, чтобы уйти, как он тихо сказал:
– Если это вам только надо, дяденька.
– Не мне, а нам обоим. Пошли!
Нам повезло, околоточный надзиратель еще не ушел, беседуя с двумя женщинами. Увидев, все трое с любопытством тут же уставились на нас.
– Павел, у меня к тебе дело.
Городовой сначала внимательно посмотрел на мальчишку, потом только спросил:
– Серьезное?
– Серьезней не бывает.
– Так мы пошли, Павел Васильевич? – тут же спросила городового одна из женщин.
– Идите. Потом договорим.
Стоило им отойти, как я повернулся к пареньку:
– Рассказывай, Алексей.
После его рассказа Павел минуту думал, а потом спросил:
– А нож где? Тимофей Фроскин его выкинул?
– Нет. Он его в землю зарыл, – ответил Лешка.
– Зачем? Он что, полный идиот? – удивился я безмозглому поведению убийцы.
– Как сказать, – усмехнулся Павел. – Нож отменный, с красивой, резной рукоятью. Был бы у меня такой, берег бы его как зеницу ока. Вот и он пожалел. Если он им Осипа зарезал, ему не отвертеться! Сгниет, сукин сын, на каторге!
– Им, дяденька полицейский! Им!
– Тогда так. Для начала я поговорю с одним сыскарем… – полицейский задумался. – А пока… Надо что-то с мальчишкой решать. Придержать его где-то, пока дело сладим.