Лорд коротко взглянул на Беллу, уголок безгубого рта, раздраженно дернулся.
- Довольно.
Белла замолчала, подобострастно смотря на повелителя. Яксли, с покрасневшими скулами, занял свое место рядом со Снейпом. Лорд вновь обвел всех мрачным взглядом.
- Кто попробует еще раз?
Молчание.
Никто не желал вызвать очередную волну недовольства. Вторым часто везло хуже первых.
- Малфой! - коротко и яростно, сказал Лорд.
Люциус с достоинством стал, распрямив плечи.
- Мой Лорд, я вычислил дом Гарри Поттера.
Все ошеломленно несколько секунд переваривали известие, а потом многие стали переглядываться с соседями, а Беллатрикс взвыла:
- И ты! Ты так спокойно говоришь об этом!? Почему мальчишка не здесь?!
- Уверен, у Люциуса есть объяснение... Не так ли? - тихо произнес Лорд, но его слова услышали все. Лишь самоубийцы могут позволить себе не слышать Того-Кого-Нельзя-Называть.
- Я помню ваши указания, - учтиво и вкладчиво отвечал Малфой, даже бровью не поведший в сторону шипящей Беллы. - Не трогать мальчишку до выяснения всех обстоятельств. Мной было установлено лишь постоянное наблюдение за домом Поттера. Удивительный факт, Дамблдор позволил ему жить... у магглов.
- Что за бред?! - возмутился Долохов. - Это немыслимо! Его должны охранять, как драконье гнездо*! Вы уверены, что это был именно Поттер?
- Вы... во мне... сомневаетесь? - холодно и раздельно процедил Люциус, прожигая Долохова презрительным взглядом. Да, как смеет этот славянский варвар...
- Дуэль проведете после, - прервал конфликт Лорд. - Спрятать мальчишку среди магглов... это в духе Дамблдора. Люциус, продолжай. Как же живет наш герой?
- Как домовой эльф. Он работает на магглов...
- Маг работает на этих животных?! Какая мерзость! - скривилась Алекто Кэрреу.
- Отвратительно... и это герой?... на своем месте...
Презрительные фразы неслись со всех сторон, а Лорд улыбался.
- Каждое твое слово радует меня, Люциус. Чем ты порадуешь меня еще?
- Как я уже имел честь сообщить вам, Поттер играет роль домового эльфа для магглов. В остальное время, свободное от облагораживающего его труда, он не покидал своей комнаты, предаваясь печали, вызванной смертью своего соперника в Турнире - Седрика Диггори. Он оплакивал его, как маленький ребенок... - с насмешкой просветил всех Малфой. - Уверен, что теперь, когда его переправили в особняк Уизли, ему стало известно, что в смерти Диггори винят его самого. Как убийцу. Мы долго работали над тем, чтобы создать ему репутацию безумца, который ради славы и внимания, восхваления своей героической персоны, убил Седрика, а после поведал всем о вашем возвращении, - тут Люциус чуть поклонился Лорду, который одобрительно кивнул ему в ответ, - со слезами на глазах... По вашему приказанию мы закрепили успех, разыграв преставление с дементорами. Буквально вчера весь Визенгамот мог убедиться в том, что Поттер лжец. Его, что ожидаемо, оправдали, но... сомнения в нем посеяны. Упомянутая ранее, уважаемым Яксли, Долорес Амбридж, кузина Амоса Диггори, получила особые указания с моей стороны в отношении Поттера. Она должна следить за ним и собрать доказательства, которые могут подтвердить... или нет... вину Гарри Поттера в убийстве Седрика Диггори.
- Прекрасно... прекрасно, Люциус. А что же его друзья? Верят ли они... в своего друга? Золотое Трио еще существует?
- Трио больше нет. Гермиона Грейнджер больше не вернется в Хогвартс.
- О, Люци... ты убил грязнокровку? Запачкал свои перчатки ее грязной кровью? - издевательски закривлялась Белла. - Какой же ты молодец, Люци!
Рудольфус был готов поклясться, что слышал скрип зубов Малфоя.
- Жаль разочаровывать тебя, Белла. Но я не убивал... ее.
- Так что случилось с единственным мозгом Поттера? - меланхолично спросил Лорд.
- Она вышла замуж. За кузена Беллатрикс. Сириуса Блэка, - довольно возвестил Малфой, глядя на побелевшую от ярости Беллу. - На ее руке Кольцо Хозяйки Дома. Она уже точно носит маленького щенка... Может Блэк доверит Лестрейндж, своей любимой кузине, понянчить его?
- Белла? - обратила Лорд к своей верной последовательнице, чуть ли не любуясь тем, как ее трясет от бешенства.
- Я убью этого предателя крови! Я порву его щенка, его отродье! - взвыла Белла. - Я прибью эту грязнокровку на его глазах! Что? Что ты усмехаешься?
Малфой, который действительно улыбался, довольно отвечал ей:
- Видишь ли, Белла... Эта грязнокровка является внучкой Мариуса Блэка. О, да... того самого.
Белла задохнулась, в ужасе обведя всех взглядом.
- Не смей... - прохрипела она.
- Кто этот Мариус? - с любопытством спросил Лорд.
- Сквиб.
- Нет! Он был проклят! Он не был сквибом! У Блэк нет сквибов! - взвыла Беллатрикс.
- В таком случае, известная нам Гермиона Грейнджер, прямой потомок и внучка старшего сына Главы Дома Блэк. И хотя ее кровь разбавлена кровью магглов, ее кровь хранит наследие старшей линии. Она может перебить кровь Сириуса Блэка... И Род возродиться. Это же большая удача, ее обретение. Ведь правда, леди Лестрейндж?
Белла, тяжело дыша, с ненавистью смотрела на Малфоя.
- Будь ты проклят...
Рудольфус помрачнел. Печально, но с Малфоем придется встретиться в дуэльном круге. Не то, чтобы ему этого хотелось, но... правила, обычаи... не оставляют пути к отступлению.
А жаль.
Совет между тем продолжался. Люциус удостоился похвалы милорда, который также выразил надежду, что его прогноз оправдается, и кровь Блэков со временем вновь обретет прежнюю силу и славу. Жаль, что этого уже не случиться с другими Домами Старшей Крови, что угасли или угасают... кстати...
- Рудольфус, вы все молчите, а между тем ваш дорогой брат получил задание. Как продвигается его дело?
- Рабастан до сих пор не вернулся и не присылал вестей. Это причина моего молчания, мой Лорд.
- Что же... как только станет что-то известно, сообщите мне.
- Да, мой Лорд...
Где же ты, Рабастан?
Этот вопрос беспокоил Рудольфуса, но ответ на него он не знал.
Как не знал и Гарри Поттер о планах, что замышляли по его будущему Светлая и Темная сторона. Он просто жил, как все подростки, одним днем: играл в квиддич с братьями Уизли, ругал Гермиону, которая опозорила Молли на всю Британию, смущался при виде Джинни и злился на Дамблдора, который не пожелал даже поговорить с ним после разбирательства в Визенгамоте. Даже не взглянул в его сторону...
Гермиона и Сириус тоже не ведали, какая гроза прошла мимо них. Люциус Малфой, рассказав о Гермионе на совете, преследовал две цели - с одной стороны убедить Лорда, что их жизни выгодны для Семей Британии, а с другой... просто больно укусить ненавистную сестру жены.
Малфой никогда не упускал возможности опустить врагов.
А Рабастан не знал, и знать не мог, что его исчезновение привлекло внимание. Он пришел в себя только второго августа, и, осознав, где он находиться, его начали волновать совсем другие вещи...
А министр Фадж, его верный советник Долорес Амбридж, а также все магическое население Британии понятия не имело ЧТО за буря назревает на горизонте их жизни. Их жизнь не стояла на месте, требуя к себе внимания именно сейчас, не позволяя остановиться и оглянуться, задуматься над происходящем...
В Министерстве Магии, в Зале Торжеств, полным ходом шли приготовления к балу в честь Лугнасара. Старый кельтский праздник перелома лета и предвременья осени, отмечался традиционно первого августа. Раньше торжества проводили на природе, но времена изменились, как изменились и нравы. Теперь никто не стал бы заключать брак на год*.
Огромный зал был украшен зелеными, гибкими лианами, тут и там радующие глаз прекрасными цветками, схожими с лилиями, обвивающими колонны. Все пространство, кроме самого центра, оставленного для танцев, покрывала молодая, изумрудная трава.
На фуршетных столах, среди традиционных блюд, радовали глаз великолепные букеты цветов. Ах, чего только не было на этих столах! Черничные пироги, медовые лепешки с орехом, фрукты, грибы под соусом, запеченный и вареный картофель, семизерная каша с маком и медом... и многое другое. Из напитков были представлены, на любой изысканный вкус - сидр, яблочное и ягодное вино, ягодный квас и морсы, слабая медовуха, светлое пиво...
И среди этого великолепия затесалась затрапезная шампань...
Впрочем, она никогда не пользовалась спросом в этот день.
Приготовления, любые, какие бы они не были, рано или поздно приходят к своему концу. Зал был готов принять гостей...
И вот открылись двери, впуская гостей - прекрасных дам, в изысканных туалетах, гордых и важных мужчин в элегантных мантиях, неприступных матрон, сурово и свысока, смотрящих на молодежь, которые в нетерпении ожидали танцев и новых знакомств...
В среде последних была и Панси Паркинсон, для которой, по идее, это должен был быть первый взрослый бал. Это должен был быть самый счастливый день в ее жизни. Отец сказал, что именно сегодня, здесь, на балу, он познакомит ее с женихом.
Вполне понятно ее волнение, верно?
Как бы ей хотелось произвести впечатление на своего жениха! Каким бы он ни был... хоть стариком. Хотя нет, отец никогда! Ну, конечно он молод и красив...
Панси нервно улыбалась знакомым, что подходили поздороваться, выслушивала их комплименты своей внеземной красоте, вежливо дарила их в ответ, а сама с каждой минутой все четче осознавала, что над ней смеются.
Ее платье, цвета морской волны, с оттенком зелени, было выбрано матерью, у которой, как с ужасом поняла Панси, совершенно отсутствовал вкус. И теперь она выглядела в этом наряде... как свеже поднятый инфернал.
Хоть плачь, в самом деле!
От собственной трагедии бедняжку отвлекла странная пара... Мужчина, красивый, высокий, вел под руку девушку в прекрасном платье, что искрилось звездами под светом тысяч золотых свечей, парящих в воздухе. И эта девушка, столь знакомая Панси, казалась прекрасной принцессой, затмевающей собой всех присутствующих дам...
Этой особой была Гермиона Грейнджер.
Панси неверяще задохнулась, стискивая в руках свой веер, который тихонько хрустнул под ее пальцами.
А к Гермионе и к ее спутнику приблизился сам министр со своим сопровождением. И пошли поклоны, Грейнджер сделала изящный реверанс, стоящий рядом с Фаджем импозантный маг, с восхищением на лице приложился к ее ручке... и голова у Панси закружилась от безумия происходящего.
На сцене пела Селестина Уорбек, но Панси плохо понимала, что именно она пела. Отвести взгляд от Грейнджер и ее спутника не было никакой возможности. К сожалению, она не могла подойти к ним ближе...
Селестина Уорбек окончила петь, и сошла под аплодисменты со сцены.
А в это время Грейнджер что-то сказала министру и тот, засмеявшись, махнул рукой на сцену. А проклятая грязнокровка, испросив взглядом разрешения спутника, с гордо поднятой головой поднялась по ступеням, что-то шепнула музыкантам, а потом...
Она запела...
И запела так, что оглянулись все. И даже знаменитая Уорбек удивленно вскинула брови, слушая ее песню. Восхищение... восхищение... восхищение... со всех сторон и только ей! Проклятой Грейнджер!
А песня звучала, проникая в душу, и слезы закипали на глазах.
Несправедливо!
Как узор на окне
Снова прошлое рядом,
Кто-то пел песню мне
В зимний вечер когда-то.
Словно в прошлом ожило
Чьих-то бережных рук тепло,
Вальс изысканных гостей
И бег лихих коней.
Вальс кружил и нёс меня,
Словно в сказку свою маня,
Первый бал и первый вальс
Звучат во мне сейчас.
Зеркала в янтаре
Мой восторг отражают,
Кто-то пел на заре
Дом родной покидая.
Будешь ты в декабре
Вновь со мной дорогая....
- Милая... Милая! - ворвался в безумие голос отца. - Позволь представить тебе Юлиуса Меллоу. Твоего жениха...
Панси с трудом перевела свой взор на жениха...
Тощий парень, в богатой мантии, с водянистыми, чуть на выкате глазами, смущенно улыбнулся... и в глаза бросилась щель между передними зубами. И таким уродливым, мерзким он ей показался!
А Грейнджер пела...
Юлиус поклонился и протянул ей розу...
Вальс кружил и нёс меня,
Словно в сказку свою маня...
В Панси что-то сломалось. Взвыв, она швырнула растерянному Юлиусу несчастную розу прямо в лицо и бросилась прочь.
А вдогонку звучала последними аккордами песня Грейнджер...
Будешь ты в декабре
Вновь со мной дорогая....
...как драконье гнездо* - эквивалент нашего "как зеницу ока". Драконицы славятся своей свирепостью, охраняя свое гнездо с драгоценными яйцами.
...Теперь никто не стал бы заключать брак на год* - на Лугнасар кельты заключали мир, союзы, а также временные браки, длиной на год. Девушка и юноша, или мужчина и женщина в присутствии своей общины(или на ярмарке) объявляли друг друга супругами. Этот брак был действителен в течение года и одного дня. Дети рожденные в этом браке считались законными и не роняли чести родителей. Если по истечение года "супруги" разочаровывались друг в друге, то в следующей Лугнасар могли разойтись. Обычай этих "временных браков" был настолько распространен, что какое-то время церковь их официально признавала и даже присылала на праздниства священников для освящения этих браков.
Глава 13
Кабинет отца время не затронуло. Все осталось, как было. Массивный деревянный стол, глубокие кресла, гобелен на стене с вышитым гербом семьи Блэк, ковер на полу... разве что иного цвета, что остался в моей памяти. Видно сменили уже после моего бегства.
А так, все тоже... до последней черточки.
Даже лист пергамента лежал на столе, а рядом открытая чернильница, в которой уже давно засохли чернила, и пушистое перо. И это создавало стойкое чувство, что хозяин кабинета, отложил перо, только что вышел вон. Стоит помедлить и откроется дверь, впуская отца...
Но, конечно, это совсем не так.
Какого демона я сюда пришел?
Обвожу взглядом кабинет и натыкаюсь... на розги. Надо же, стоят. Все детство стояли и теперь стоят в специальной подставке. Рядом с простой, деревянной лавкой. С которой, как не трепыхайся, не слезешь, не отлипнешь... долгие, мучительно-унизительные пятнадцать минут.
Воспоминания поглотили меня...
Голая кожа неприятно липнет к жесткой, деревянной лавке. Коленки больно упираются в лавку, но я прекрасно знаю, что это просто неудобство. Настоящая боль очень скоро обрушиться на меня, с размаху, со свистом, врезаясь в тело, прорывая кожу до крови... а потом длинные, кровавые отметины вспыхнут болью, нальются пухлыми, болезненными рубцами...
В горле, от предстоящего, гадостно сухо. Я прячу лицо, между вытянутых рук, невольно вслушиваясь в каждый звук. Отец же не торопится. Ждет, пока я прочувствую, каждой клеточкой, страх перед наказанием. Демонстративно резко взмахивает розгой, рассекая звонко воздух, и я испуганно, совершенно невольно, вздрагиваю. Раньше, будучи младше, я пытался выпросить прощение, но теперь я прекрасно знал, что наказание уже не отменят.
Первый удар - как не ждешь, - обрушивается неожиданно, выбивая дух. Я вздрагиваю всем телом и крик застревает в горле. Да и первый удар отнюдь не такой болезненный, как последующие. Это скорее проба пера. Второй сильнее, третий жестче, на четвертом на глаза наворачиваются слезы и терпеть уже труднее, на пятом невыносимо, на шестом срываюсь на крик...
Отец бьет молча, размеренно, с одинаковой силой, но с каждым ударом боль все сильнее и сильнее. На пятнадцатом реву в голос, но это не останавливает отца. Ведь наказание не дошло даже до середины, и я это тоже прекрасно знаю. На двадцатом я уже и не пытаюсь прятать мокрое от слез лицо и сдерживать крики, срывающиеся на крик. В ушах до сих пор стоит безжалостный свист розги и заикающийся голос Реджи, ведущего счет ударов.
Редж до обморока боялся крови и боли. По крайней мере, в детстве, и родители опасались наказывать его розгами. Почему-то опасались, что это его, в отличии от меня, сломает и сделает трусом. Зато заставляли присутствовать на моих порках и вести отчет ударов. Но и этого ему хватало сполна. После этого он вел себя еще примернее и родители были довольны его поведением, а я... вполне оправдано чувствовал жгучую обиду.