– Конечно, нет.
«Конечно, нет». Мой супруг, с которым мы прожили вместе тринадцать лет, неожиданно заявляет, что он меня больше не любит. Как же я могу не думать о сопернице с пышной грудью, которая регулярно бреет ноги, и не только в пляжный сезон? Нет, не поймите меня превратно, я вовсе не уродина, не покрыта шерстью с ног до головы, и усов у меня тоже нет. Но, возвращаясь мысленно в тот злополучный день, я должна признаться, что немного потеряла форму. Разумеется, люди не шарахались от меня на улице. Мужчины на вечеринках все еще находили меня довольно привлекательной особой. А вот с Роджером… с Роджером я утратила бдительность. Я попросту распустилась и перестала следить за собой. Растолстеть я не растолстела, но ходила дома в каких-то обносках, а мои ночные рубашки выглядели, как бы это помягче выразиться, весьма странно. Конечно, вы вправе осудить меня за это. Впрочем, еще раньше вас это сделал Роджер.
– Ты бросаешь меня?! – в отчаянии воскликнула я, не в силах поверить, что это случилось со мной.
Всю свою взрослую замужнюю жизнь я презирала женщин, которые теряли своих мужей, то есть тех, которых бросали мужья. Со мной этого никогда не произойдет, говорила я себе. И вот теперь я получила возможность убедиться, что это может произойти и уже произошло как раз в тот момент, когда я совершенно сползла с проклятого скользкого кресла, а Роджер сидел напротив и смотрел на меня так, будто мы не были с ним женаты тринадцать лет. Он уставился на меня, как на инопланетянку.
– Думаю, что да, – сказал он, отвечая на мой вопрос.
– Почему, боже, почему? – Я громко всхлипнула. Эта новость сразила меня наповал. Мне еще никогда не было так страшно. Человек, который был моей половиной, моим защитником, смыслом моего существования, нанес мне смертельный удар. Все, чем я дорожила в жизни, вот-вот исчезнет. И кем я буду тогда? Да никем. Я превращусь в ничто.
– Я должен уйти. Мне необходимо уйти. Здесь я не могу свободно дышать.
Странно, с легкими у него до сих пор все было в полном порядке. Он исправно вдыхал и выдыхал. К слову, по ночам он храпел, как Дзамбони на ледовом катке. Мне это даже нравилось. Он напоминал огромного мурлычущего кота. Но ведь это он уходит от меня, а не я от него. В чем же дело?
– Дети постоянно раздражают меня, – пояснил он. – Меня все тяготит – заботы… шум, гам… и так далее… А когда я смотрю на тебя, то вижу перед собой незнакомку.
– Это ты обо мне? – изумленно переспросила я.
Разве незнакомка стала бы расхаживать по квартире с нечесаной шевелюрой, небритыми ногами и в дырявой ночной рубашке? Незнакомки носят мини-юбки, высоченные шпильки и узкие свитерочки, обтягивающие их силиконовые прелести. Видимо, Роджеру никто не объяснил, в чем разница между супругой и незнакомкой.
– Я знаю тебя уже девятнадцать лет, Роджер. Ты мой самый лучший друг. – «Был», – мысленно поправилась я. – Когда ты переедешь? – спросила я, давясь слезами и продолжая размазывать подолом рубашки черную тушь. Не очень-то приятное зрелище. Жалкое – не то слово. Гадкое – гораздо точнее. Отвратительное – именно так. Я выглядела просто ужасно, и в довершение ко всему у меня потекло из носа.
– Я подумывал остаться на праздники, – великодушно заявил Роджер.
Очень мило с его стороны. Значит, у меня всего один месяц на то, чтобы свыкнуться со своим новым положением брошенной жены или попытаться вернуть своего супруга. Может, поехать в Мексику… на Гавайи… Таити… Галапагосские острова? Куда-нибудь, где тепло и романтично. Держу пари, что в ту минуту Роджер без труда мог вообразить меня на экзотическом пляже в драной футболке и поношенной фланелевой рубашке.
– А пока я переберусь в комнату для гостей.
Вид и тон у него был самый решительный. Я будто видела какой-то кошмарный сон. Невозможное, оказывается, еще как возможно. Муж покидает меня и заявил, что больше меня не любит. В отчаянии я бросилась ему на шею и размазала остатки туши на его ослепительном воротничке, мои слезы пропитали его пиджак, а носом я уткнулась в его безукоризненный галстук. Роджер осторожно отстранил меня – так банковский служащий боится приближаться к грабителю, начиненному взрывчаткой. Его движение яснее ясного говорило о том, что ему неприятно дотрагиваться до меня.
Теперь я понимаю, что не вправе была его осуждать. Оглядываясь назад, я даже готова признать, что в последнее время мы совершенно отдалились друг от друга. Мы занимались любовью раз в два-три месяца, а иногда и раз в полгода, после того как я начинала жаловаться на его безразличие и он чувствовал, что обязан исполнить супружеский долг. Как странно: на такие мелочи часто не обращаешь внимания или находишь им правдоподобное объяснение. Я-то наивно полагала, что Роджер переживает по поводу неудач на работе или ее отсутствия – в зависимости от обстоятельств. Или же все дело в том, что в нашей постели частенько спал кто-нибудь из детей или собака. Да мало ли что! Но оказалось, проблема совсем в другом. Должно быть, я ему просто наскучила. Впрочем, в то злополучное утро у меня и мыслей не было о сексе. Нервы мои были натянуты как струны, а вся упорядоченная семейная жизнь зашаталась, грозя вот-вот превратиться в прах.
Наконец Роджеру каким-то образом удалось расцепить мои судорожные объятия, и я отправилась в ванную. Запершись там, я всласть поревела, уткнувшись в полотенце, а потом решилась посмотреть на себя в зеркало и увидела в нем не только всклокоченные космы, в которые превратились мои волосы после восьмичасового сна, но и остатки черничной булки, застрявшей в зубах. И в таком виде он меня лицезрел сегодня утром! Я зарыдала еще горше. Что же мне теперь сделать, чтобы вернуть его обратно, и возможно ли это? Стыдно сказать, однако в глубине души я надеялась, что его удержит мой трастовый фонд. Наверное, я рассчитывала на то, что полная беспомощность в финансовых вопросах сделает его зависимым от меня. Но даже это не помогло. Раньше мне казалось, что, освобождая Роджера от ответственности и терпеливо снося все его выходки, я заслужу безграничную любовь и преданность с его стороны. А вышло совсем наоборот: я чувствовала, что он меня почти возненавидел.
Помнится, я проплакала весь день, а вечером Роджер переселился в комнату для гостей. Он сказал детям, что у него много работы, и наша семейка, как грузовик с тремя спущенными шинами, неуклюже прогромыхала через праздники Благодарения. Приехали мои родители, родители Роджера и его сестра Анджела с детьми. Год назад муж ушел от нее к своей секретарше. Я мысленно представила себя на месте Анджелы – что ж, скоро и я вступлю в клуб брошенных жен. Мне было так стыдно, что я никому не сказала о случившемся. Тем не менее сестрица Роджера заметила, что у меня понурый вид. Да-да, с ней было то же самое, после того как ее бросил Норман. Полгода она не могла прийти в себя, ее мучила жесточайшая депрессия. Единственное, что ее спасло, – это любовная интрижка.
Наступило Рождество. На камине были заботливо развешаны чулочки с подарками, я то и дело плакала, когда меня никто не видел. Конечно, это глупо, но я никак не могла поверить в случившееся и делала все возможное, чтобы уговорить Роджера остаться. Вот только новую ночную рубашку я так и не купила – мне сейчас, как никогда, были нужны старые уютные вещи. К своей любимой фланельке я теперь надевала носки Роджера. Сам же Роджер в это время посещал психолога; в нем с каждым днем крепла уверенность, что он поступает правильно, оставляя меня. Он совершенно перестал утруждать себя работой и больше не заикался о будущей книге.
На Новый год мы объявили детям о переменах, произошедших в нашей семье. Сэму исполнилось шесть лет, Шарлотте – одиннадцать. Они так отчаянно разрыдались, что я чуть не умерла от горя, глядя на них. Одна моя знакомая, описывая подобную ситуацию, сказала, что это был самый горький день в ее жизни. Я полностью с ней согласна. После нашего совместного заявления я бросилась в свою комнату и легла в постель. Роджер позвонил психологу, а потом отправился обедать с приятелем. Я поймала себя на мысли, что начинаю тихо ненавидеть его. Он выглядел таким бодрым и жизнерадостным, а у меня в душе была холодная мертвая пустота. Он убил меня, убил все, во что я верила. Но, вместо того чтобы ненавидеть его, я ненавидела себя. И это было хуже всего.
Роджер переехал от нас две недели спустя. Я избавлю читателя от утомительных подробностей и остановлюсь только на самых значительных событиях. Что касается дележа имущества, мой супруг рассудил так: серебро, фарфор, приличная мебель, стерео, компьютер и спортивный инвентарь принадлежат ему, поскольку он выписывал на них чеки, хотя деньги брал из моего фонда. Мне осталось постельное белье, мебель, которую мы оба ненавидели с первого дня семейной жизни, и кухонные принадлежности, как целые, так и разбитые. Роджер успел заблаговременно встретиться с адвокатом, о чем я узнала лишь после того, как он заявил, что подал прошение в суд: я, видите ли, должна выплатить ему «алименты» и деньги, которые он якобы потратит в будущем на содержание детей, когда они станут навещать его, включая расходы на зубную пасту и видеокассеты, взятые напрокат. Кроме всего прочего, у него, оказывается, объявилась подружка. И едва мне стало известно об этом, я поняла, что у нас действительно все кончено.
Впервые я встретилась с ней, когда отвозила к нему детей на Валентинов день. Она была само совершенство – сексапильная красавица блондинка в такой короткой мини-юбке, что я могла видеть ее кружевное нижнее белье. Ей можно было дать лет четырнадцать. Оставалось надеяться, что коэффициент ее умственного развития равен хотя бы семи. Роджер напялил на себя спортивную куртку и джинсы, которые раньше никогда не надевал. На лице его играла пошлая ухмылочка. Мне захотелось его стукнуть. Девица была великолепна. Я чувствовала себя отвратительно.
После этого я уже не тешила себя призрачными надеждами. Понятно, почему он ушел от меня. Дело вовсе не в том, что он пытался что-то доказать самому себе, как неоднократно заявлял после нашего объяснения, или не хотел больше зависеть от меня. (Смешно! Кто еще будет содержать его, если не я?) Все эти высокопарные фразы звучали бы в высшей степени благородно, если бы я не познакомилась с его пассией. Мне достаточно было увидеть ее, чтобы понять истинные мотивы его поступка. По сравнению с этой великолепной блондинкой я выглядела сущим пугалом, хотя, должна признаться, моя внешность не лишена приятности. Но нечесаные неухоженные волосы, лицо без малейших следов косметики, отсутствие шпилек, мешковатая, зато комфортная одежда, в которой мне было гораздо удобнее возиться с детьми (мое облачение составляли поношенные и полинявшие свитера, старые теннисные шорты Роджера и стоптанные туфли на плоской подошве), небритые ноги (благодарение Господу, я по-прежнему брила под мышками, иначе Роджер сбежал бы от меня еще несколько лет назад) были ужасны. Вот почему интимная сфера наших отношений в последнее время фактически перестала существовать… Внезапно бесчисленные мелочи, на которые я раньше не обращала внимания, выросли до огромных размеров, и мне все стало ясно. Впрочем, осознание собственных ошибок помогло мне получше понять мужскую психологию. Если заботиться о мужчине так, как я заботилась о Роджере, ни о каком чувственном влечении не может быть и речи. Мужчина, который позволяет женщине опекать себя исключительно потому, что ему лень брать на себя лишнюю ответственность, в скором времени перестает ее интересовать как сексуальный партнер. Конечно, я любила Роджера, но вот уже много лет, как близость с ним не возбуждала меня. Да и как могло быть иначе? Я снисходительно относилась ко всем его промахам и неудачам и старалась, чтобы ему было хорошо и спокойно, хотя он этого и не заслуживал. Что же касается меня самой… Я пришла к выводу, что «Умпа» оказал мне медвежью услугу. Бедняга! Бог свидетель, трастовый фонд ни в чем не виноват. Но я стала для Роджера чем-то вроде дойной коровы и свиньи-копилки в одном лице. Я безропотно приняла эстафету у его матери, которая беспокоилась о нем до того, как в его жизни появилась жена. А самое главное, я при всем своем желании не могла вспомнить, что именно Роджер делал для меня самой. Выносил мусор? Выключал в спальне свет перед сном? Увозил детей на теннис, когда я была занята по дому? Все это хорошо, но для меня – что он сделал для меня лично? Хоть убейте, не припомню.
В тот же день я выбросила все свои фланелевые ночные рубашки. Все до одной. Впрочем, нет, одну я все-таки оставила на тот случай, если вдруг заболею или умрет кто-нибудь из родственников и мне захочется поплакать в тепле и уюте. Остальные фланельки закончили свое существование в пакете для мусора. На следующий день я сделала маникюр и подстриглась. Так начался долгий, постепенный, болезненный процесс, включавший в себя регулярное бритье ног (зимой ли, летом – все равно), бег трусцой в Центральном парке дважды в неделю, чтение газет от корки до корки (а не просмотр заголовков), тщательную ревизию гардероба, покупку нового нижнего белья и принятие предложений, поступавших не так уж и часто.
Я посещала все, что только можно, и тем не менее возвращалась домой удрученная и подавленная. Мне не удавалось найти мужской эквивалент подружке Роджера, которую Сэм и Шарли прозвали мисс Бимбо. Смазливая мордашка, прическа, фигура и ноги этой мисс Бимбо теперь буквально мучили меня, преследуя даже во сне. Проблема в том, что мне хотелось походить на нее внешне, а внутренне остаться самой собой.
Процесс возрождения занял у меня приблизительно семь месяцев, прошедших после ухода моего благоверного супруга. На дворе давно стояло лето. К тому времени я уже исправно отчисляла мужу «алименты», лишилась серебра, фарфора и кое-чего из мебели, но зато больше не просыпалась по утрам с единственной мыслью, как бы мне вернуть или прикончить Роджера. Я стала посещать своего психолога доктора Стейнфилда и под его руководством проанализировала ситуацию. В итоге я окончательно уяснила себе, в чем была основная причина ухода Роджера, хотя и продолжала ненавидеть его за отсутствие терпимости и снисхождения. Если я закрывала глаза на его промахи в деловой сфере, почему же он не сделал то же самое в отношении моего внешнего вида? Я обветшала, как всеми забытая парусная шлюпка. Мое днище облепили ракушки, паруса пообтрепались, краска на бортах поблекла и облупилась. И все-таки я по-прежнему чертовски элегантная лодочка – ему бы следовало это заметить. Но, видно, он недостаточно любил меня, чтобы разглядеть под поблекшей оболочкой былое великолепие. Такова была открывшаяся мне истина: Роджер никогда по-настоящему меня не любил. Если не считать двоих детей, тринадцать лет совместной жизни были потеряны впустую. Все развеялось в прах, растаяло, как дым. Улетучилось. Как и сам Роджер. Он совершенно исчез из моей жизни, и наше общение теперь сводилось исключительно к спорам и ссорам, возникавшим в те моменты, когда ему хотелось побыть наедине с мисс Бимбо, а я внезапно меняла свои планы и подбрасывала ему детей.
Следует добавить, что у нее были не только длинные ноги, но и трастовый фонд, с которым «Умпа» не шел ни в какое сравнение. Этот факт расставил все точки над i. По-видимому, мисс Бимбо одобряла безделье Роджера; она полагала, что он напишет потрясающий сценарий – ведь он так талантлив! Зачем ему просиживать штаны в офисе? Все это было мне известно со слов детей. Кроме того, Роджер прекрасно понимал, что в течение ближайших пяти лет сможет вполне безбедно жить на те деньги, что отсудил у меня в качестве компенсации за расходы на детей. А потом он опять останется ни с чем. И что? Он женится на мисс Бимбо? Или попытается самостоятельно зарабатывать на жизнь? Возможно, Роджер даже не задумывался над этим. Он давно забыл, что такое гордость и чувство собственного достоинства. Перебрав в памяти годы своего замужества, я вдруг увидела их в совсем ином свете.
Мы стали жить вместе сразу после того, как я окончила колледж. В то время я работала помощником редактора в одном журнале. Платили там гроши, но работа мне нравилась. Роджер зарабатывал не намного больше меня: он прозябал в скромном рекламном агентстве. Мы хотели пожениться и надеялись, что это произойдет в скором будущем. Однако Роджер говорил, что женится на мне только тогда, когда сможет полностью обеспечивать семью и детей. Так прошло шесть лет. Роджер сменил четыре места, а я по-прежнему сидела в редакции. Когда мне исполнилось двадцать восемь, умер дедушка, оставивший мне в наследство трастовый фонд. И все разом стало на свои места, хотя я вынуждена признать, что идея официально оформить наши отношения принадлежала мне. Чего еще ждать? Заработки у нас были мизерные, но что это меняло? Правда, Роджер заявил, что ни за что не согласится жить за мой счет. Я успокоила его, сказав, что мы будем работать, а когда появятся дети, нам придется прибегнуть к помощи фонда. Итак, эта проблема разрешилась – так мне казалось, по крайней мере.