Прерывая мои размышления, Рацлав поежился, плотнее закутался в плащ, кинул взгляд на восток, где над лесом уже показался краешек солнечного диска и спросил меня:
— Вадим, когда выходим?
Непривычные слова не сразу дошли до меня, к языку тяжело привыкать. Но суть я понял и медленно, чтобы старик в свою очередь понял меня, ответил:
— Через полчаса.
— А что такое полчаса?
И как объяснить, что это тридцать минут? Не знаю. Поэтому я кивнул на солнце:
— Как только светило полностью над лесом взойдет.
Рацлав медленно покачал головой:
— Все же странный ты человек Вадим. Язык понимаешь плохо, но усваиваешь его очень быстро. С оружием обращаться не умеешь, а меч имеешь очень дорогой. Про местные нравы и обычаи почти ничего не знаешь. На теле носишь символ язычников, но обрядов не соблюдаешь и духов не чтишь. Вид у тебя, когда мы встретились, был как у дикаря, а тело нежное, белое и без старых шрамов, словно ты из очень благородной семьи и за тобой всю жизнь присматривали воспитатели и няньки. Однако что более всего необычно, это твой житейский опыт. Неоткуда ему взяться, но он есть. Скоро мы расстанемся, так может быть, расскажешь, кто ты и откуда?
— Поверь Рацлав не надо тебе этого знать. Я ведь не спрашиваю, кого ты подозреваешь в организации налета на поместье князя Вартислава. Поэтому прими на веру то, что было сказано ранее. Я Вадим из рода Соколов, торговый гость из Киева. Плыл с товарищами по Одре, лодка перевернулась, и выбрался я один, с мечом и нательным знаком. Шел по берегу, увидел разбойников и спас тебя. Вот и все.
— Как знаешь, Вадим, — старик вздохнул. — Не хочешь говорить, и не надо.
Было, Сленза замолчал, а я спросил у него:
— Куда ты теперь пойдешь старый?
— Сначала к землям вильцев выйду, здесь недалеко. Там куплю повозку и двинусь в Барлин, а оттуда в Бранибор. В тех краях у меня дальняя родня есть, и если ты меня не обманешь и добычей поделишься, то я к ним не пустой приеду.
— Барлин это Берлин, а Бранибор Бранденбург? — уточнил я.
— Да, по новому так, — подтвердил Рацлав. — А ты не передумал в Щецин плыть?
— Нет. Мне к морю надо, а самый лучший путь через Щецин.
— Это да. Но делай все так, как я тебе сказал. Лодку брось перед городом, и за стены пешком входи. Пошлину заплатишь и сразу в речной порт, там спросишь, какой корабль идет на север, сговоришься с хозяином и плыви, хоть до Волина, хоть до Дымино, хоть до Волегоща. По суше к морю не иди, на дорогах сейчас не спокойно. Лучше заплати мореходам, так надежней будет, но не переплачивай, пять гривенных ногат хватит.
— Понятно. Благодарю за совет.
Прошло еще несколько минут и стало светать. Первые солнечные лучи упали на укромную полянку, где мы жили, и я поднялся. Сленза последовал моему примеру, и мы вместе направились к спальным местам под деревьями. Здесь молча собрали личные вещи, и я передал старику меченое княжеским знаком столовое серебро. Ему оно пригодится, в нем по весу не меньше шести гривен, а то и больше, а для меня такая посуда опасна, увидит кто, застучит дружинникам Вартислава, и хана, накинут на шею веревку и вздернут на ближайшем суку. Так что лучше не жадничать.
Рацлав спрятал свое богатство в заплечный мешок, подвесил на пояс широкий охотничий нож, признак свободного человека, покряхтел, посмотрел на меня и сказал:
— Пойдем, провожу тебя?
— Не стоит, — я покачал головой и улыбнулся. — С этого момента каждый сам по себе.
— А лодку один на воду столкнешь?
Я напряг мышцы, в которых с каждым днем прибывало сил:
— Да, справлюсь.
— Тогда прощай.
Старик слегка поклонился, а я протянул ему раскрытую правую ладонь, на что Рацлав произнес:
— Опять неправильно поступаешь Вадим. Руки жмут только вожди или старые воины. Это ритуал, а такому человеку как ты или я это не по чину. Запомни.
— Запомню старче, но руку все же пожми.
— Хорошо.
Моя ладонь сомкнулась на кисти Рацлава, а его на моей. Вена в вену, так в этих краях проходило рукопожатие. После чего, расцепив ладонь, я закинул на плечо трофейную дорожную сумку и направился к реке, а старик в противоположную сторону. Так мы разошлись, и у каждого была своя дорога. И кажется, что мы переговорили обо всем. Но кое-что я все же забыл и, сделав десяток шагов, обернулся и окликнул Слензу:
— Рацлав!
— Ась! — бывший подскарбий замер.
— Если я буду в Браниборе, где тебя можно будет найти?
— В доме купца Можейко, в городе его многие знают, и немцы не трогают. Спросишь Дануту, это сестра моя, а она на меня укажет.
— Ну, прощай!
— Прощай!
Сгорбленная стариковская фигурка, прихрамывая, скрылась между деревьев, а я одернул толстую серую рубаху из грубого полотна, подтянул такого же цвета штаны, улыбнулся новому дню и легкой трусцой, сапогами подминая траву, побежал к Одре. Коль будет погода хорошей, то к вечеру окажусь в Щецине, в большом средневековом городе, где меня, наверняка, ждут новые впечатления и знакомства.
Глава 5
Щецин. 6649 С.М.З.Х.
— Учитель, проснись.
Голос Тешислава вырвал Лучеврата из состояния покоя и он, проснувшись, сел на постель и оглядел освященную масляной лампадой полупустую комнатку. Затем главный жрец бога Триглава моргнул, встряхнул седой головой, по привычке, огладил ладонью бороду и посмотрел на стоящего рядом широкоплечего и темноволосого мужчину лет сорока в одежде простого огнищанина, но с коротким мечом на широком поясе.
— Ты быстро вернулся, — сказал Лучеврат. — Я ждал тебя только завтра, ближе к полудню.
— Я торопился, учитель, — продолжая стоять, ответил лучший ученик жреца.
— И каковы вести, которые ты принес из замка князя Вартислава?
— Грифин сказал, что он окончательно отрекается от веры предков и в этом году запретит проведение обрядов в честь Триглава и других старых богов. Никаких жертвоприношений, гаданий, поминовений и песнопений. И еще он добавил, что если мы в самом скором времени не уберемся из его городов и весей, он заставит нас подчиниться силой оружия.
— Это все?
— Да, Вартислав был краток.
— В дороге что-то видел?
— Когда возвращался в город, то под Лясконцами, в одном конном переходе от Щецина, заметил две сотни княжеских дружинников под знаменем Свантибора, которые направлялись сюда.
— Две сотни это много, — жрец нахмурился, тяжко вздохнул и задал новый вопрос: — Вартислав назначал какие-нибудь сроки?
— Нет.
— Ладно. Иди, отдыхай. До утра недолго осталось.
— А что будет утром, учитель?
— Соберутся все служители нашего культа. Волхвы, кудесники, чародеи, ворожеи, ведуны, кобники, знахари, младшие и старшие ученики, храмовые воины и наиболее авторитетные горожане из тех, кто нас поддерживает. Думаю, все вместе мы решим, что нам дальше делать и как поступить.
— Ясно.
Тешислав кивнул и вышел, а старый жрец снова обвел взглядом личный кабинет, откуда в леса загодя было вывезено все самое ценное, в первую очередь книги, и задумался. Выхода не было. Против сильного князя, которого в свое время Лучеврат сам же и протолкнул наверх, пойти нельзя, слишком неравны силы и для последователей родной веры это будет самоубийством. Вартислав и так слишком долго мирился с языческими храмами и старался сгладить вражду между жрецами старых культов и поклонниками Распятого. Но долго это продолжаться не могло, и вот его терпение иссякло. Князю, который за четверть века из выборного вождя превратился в наследственного феодала, наверняка, угрожают крестовым походом и отлучением, и у него нет иного выхода, как запретить веру отцов. И все, что язычникам оставалось, это увозить в глухие лесные чащобы святыни, и там, надеясь на лучшее, продолжать дело всей своей жизни: лечить больных, класть требы родовым духам и богам, учить людей и хранить знания о минувших эпохах. Лучеврат это понимал, и на предстоящем сходе служителей Триглава он собирался отдать приказ на исход из города, который некогда воздвигался вокруг храма его бога.
Однако до этого момента еще было немного времени. И волхв, опустив правую руку, вынул из-под своего ложа простой холщовый мешочек, в котором хранил то, что помогало ему в принятии решений, собственный комплект рун. После чего старик присел к столу. Его пальцы развязали горловину, и Лучеврат, прикрыв веки и, отрешившись от всех забот, задал себе один-единственный вопрос. Что нас ожидает?
Сухие костлявые пальцы юркнули в мешочек и заскользили по отмеченным древними знаками деревянным фишкам из можжевельника. От выбора каждого знака зависело очень многое, и Лучеврат не торопился. Он был опытным прорицателем и толкователем знамений, который практически никогда не ошибался, и в его личном рунном комплекте находилось не много и не мало, а сто сорок семь знаков, каждый из которых был сделан лично рукой жреца, окроплен кровью владельца и имел одному ему ведомое значение.
— Чирк! — разрывая ночную тишину, пальцы выбросили на столешницу первую руну, которая слегка подскочила на месте, издала глухой звук и замерла. За ней последовал второй знак, третий, четвертый, и так девять рун подряд, которые легли в неровную линию группами по три штуки. Первая тройка давала знания о том, что уже случилось. Вторая о настоящем моменте. Ну, а последняя, конечно же, о том, что будет.
Лучеврат подслеповато сощурился, посмотрел на знаки и не понял выпавшего расклада. Нет, все знаки были ему известны. Но он ожидал чего-то совершенно иного, поскольку его интересовало будущее своей религиозной общины, а в этот раз выпала какая-то чепуха.
— Что такое?
Волхв недовольно поморщился, ссыпал руны обратно, перемешал их, вновь задал свой вопрос, и опять выкинул девять тех же самых знаков, которые легли в том же самом порядке, что и при предыдущем раскладе. И уже не пытаясь перехитрить судьбу, жрец приступил к разбору гадания, делу весьма сложному, поскольку каждый знак имел несколько значений, и они менялись в зависимости оттого, как и в какой последовательности выпадали руны.
Руна первая — Смерть (Мир Мертвых). Вторая — Посланник (Высшая Весть). Третья — Явление (Явь-Жизнь).
Руна четвертая — Вода (Движение). Пятая — Люди (Поселение). Шестая — Сейчас (Настоящее время).
Руна седьмая — День (Свет). Восьмая — Беда (Неминуемая Опасность). Девятая — Руна Судьбы, чистый знак, который скандинавы частенько называют Одина.
«Вот так гадание, — подумал Лучеврат, — давно такого не было. Спрашивал об одном, а в итоге получаю указание на совершенно другое. При этом ясно, что расклад не касается напрямую меня и нашего культа, хотя будь на моем месте кто-то менее опытный, он мог бы истолковать знаки, просто подгоняя события под сегодняшний день. Мол, прибыл Тешислав, который принес весть от князя и теперь, дабы выжить, мы должны уйти по воде и основать поселение. После чего нам будет грозить опасность, и переживем ли мы смутные времена неизвестно. Но не все так просто, а значит, толкование будет иным. Из Мира Мертвых явился посланец, который принес слово богов. Сейчас он в городе и прибыл по реке, а завтра, точнее сказать, уже сегодня, ему будет грозить беда. И если мы начнем его поиск, то вполне можем спасти этого человека и изменить свою судьбу. Да. Все именно так, и никак иначе».
На основе гадания, жрец быстро принял решение, которое посчитал правильным. Затем он порывисто встал, в кадушке, которая стояла в углу, ополоснул лицо и накинул на себя длинную беленую рубаху. Еще раз оглядел свое личное пространство и вышел на двор храмового комплекса, который располагался на самом высоком из трех холмов Щецина, и остановился перед вырезанным из цельного дуба трехголовым идолом. После чего, вскинув руки вверх, к глазам небожителя, которые были закрыты позолоченными повязками, Лучеврат привычно произнес:
— Слава тебе Триглав, владыка трех царств: небесного, земного и подземного. Я, служитель твой, приветствую тебя. Благослови наш новый день и помоги советом. Незримо будь с нами, и не оставь потомков своих в беде, а мы тебя не забудем и отблагодарим, ибо знаем, как любишь ты жертвы в свою честь, гонитель темных сил великий Триглав. Слава тебе! Гой!
Замыкающее короткую молитву слово растворилось в воздухе, и верховный волхв вновь подумал о посланце, появление которого предсказали руны. Кто он и что от него можно ожидать? Может быть, это один из храмовых бойцов, которые в прошлом году отправились к престолу богов? Это возможно. Но почему воскрешенный волей небожителей воин сразу не пришел в святилище? Неизвестно, точно так же как и то, в какой форме находится послание богов, устной или знаковой. А если вестник не из храма? Такое случалось и ранее, правда, давным-давно. И что тогда? Да ничего. Этого человека необходимо отыскать, в любом случае, и тогда все станет понятно.
Со спины к Лучеврату приблизился его помощник, второй по мастерству и силе жрец храма Ждан, который спросил его:
— Когда людей на совет собирать?
— Не будет совета, — не оборачиваясь, бросил верховный жрец.
— Как это? — удивился Ждан. — Почему?
— Пока исход отменяется. Всех наших отправь в город и скажи, чтобы они, не привлекая к себе излишнего внимания, искали необычного человека, который вчера прибыл в Щецин по реке. Возможно, ему будет грозить опасность, и если так, то воины храма должны его выручить и привести ко мне. Ну, а сход проведем позже. Сейчас поиск этого человека самое важное.
— У того, кого необходимо найти, какие-нибудь приметы есть?
— Не знаю. Мне даже неизвестно мужчина это или женщина. Хотя, возможно, при нем есть знак в виде громовника, вроде того, какой выдавлен на боковинах Алатыря в храме Святовида.
— Да уж… — протянул Ждан. — Задача непростая, город-то у нас немаленький и народа со странностями хватает, больно иноземцев много, особенно в последние годы.
— Ничего, если постараемся, найдем. Ведь мы не одни, и нам помогут горожане, которые еще не забыли, кто они по крови.
— Не понял, — жрец удивился еще больше. — Ты что, тоже примешь участие в поиске?
— Да, — Лучеврат посмотрел на своего преемника, которому со временем собирался передать все нити управления культом, улыбнулся и хлопнул товарища по плечу: — Пойдем, друже. Впереди целый день и у нас есть важное дело.
* * *
Я шел по узким и многолюдным улочкам Щецина. С любопытством разглядывал прохожих и дома, многие из которых имели два и три этажа, прислушивался к разговорам, старался уловить их суть, запоминал неизвестные мне слова, копировал повадки горожан и улыбался. Ну, а чего грустить? Вадим Соколов делает первые шаги в своей новой жизни и получает массу впечатлений, как хороших, так и не очень.
Сначала о приятном. Древний город, который в моем времени считался родиной сразу двух российских императриц, Екатерины Второй и, кажется, жены Павла Первого Марии Федоровны, мне понравился. Крепкие стены и мощные ворота, чистый глубокий ров и неплохие подъездные дороги, естественно, грунтовые. Внутри достаточно чисто, улочки покрыты щебнем и деревянными настилами, а кое-где имеются посыпанные речным песком дорожки. Городская стража, как правило, крепкие мужики в возрасте, ведет себя спокойно и без нервов. Пошлину на воротах с меня не взяли, ибо я человек прохожий и ничем торговать не собираюсь, и меч отнять не пытались, хотя посоветовали купить на него ножны и не светить такой клинок, где не попадя. Дышится в городе, несмотря на многолюдство и дымные печи, на которых готовят еду, благодаря задувающему от реки свежему ветерку, легко. Места на постоялых дворах, один из которых приютил меня на ночь, имелись. Кормили неплохо, хотя и непривычно, в основном кашей и рыбными супчиками. Вшей, блох или клещей в своей постели (это оказался покрытый шкурами топчан), я не обнаружил и потому выспался нормально. Настроение бодрое и я спускаюсь к реке, где собираюсь купить себе место пассажира на торговой ладье, а затем без приключений добраться до Волегоща.
Однако не все так радужно и в том, что я вижу, есть кое-что вызывающее у меня беспокойство и внутреннее неприятие. Вокруг слишком много католических священников и сопровождающих их воинов-немцев, которые ведут себя весьма дерзко. Ходят по улицам, словно у себя дома, грудь колесом, взгляды наглые, мерзкий смех и явное презрение к местным жителям, которые, что характерно, гостей с запада опасаются. Мне это заметно и напоминает отношение к кавказцам и выходцам из азиатских диаспор в родной Москве, слишком ситуация похожа. Чужаки, которые передвигаются группами, чувствуют за спиной поддержку властных структур и диаспоры, и сами нарываются на неприятности. В данном случае власть это, само собой, князь и его наместник в городе, а диаспору представляют германские наемники и монахи Камминского епископства, которое основано в землях поморян полтора года назад с разрешения Вартислава Грифина. Ну, а коренные жители, понимая, что в случае серьезной заварухи, скорее всего, именно они окажутся крайними и виновными во всех бедах, наглых иноземцев пока терпят и стараются избегать конфликтов. Впрочем, так ведут себя далеко не все местные, и я имел возможность в этом убедиться.