В это время, почти одновременно, в комнату зашли Эйнри и Сабина.
Эйн притащил жаровню, мешок дров, и начал меланхолично разжигать огонь. А Сабина протянула девушке перстень на стержне: "Ручка не нагревается, госпожа". Брат молча взял клеймо из рук Айрин, посмотрел на рисунок на перстне, хмыкнул и поставил в огонь. Дальше все тихо сидели и смотрели на языки пламени из жаровни. Эйнри иногда вынимал клеймо, смотрел на степень раскаленности и ставил обратно. Наконец уровень раскаленности его удовлетворил:
— Все готово. Можно начинать, госпожа.
— Что я должна буду сделать?
— Приложить клеймо вот сюда, чуть ниже ключицы, желательно не вверх ногами, и держать, пока я буду говорить клятву. При этом позволить мне смотреть вам в глаза, и, пожалуйста, не отводите взгляда до конца обряда, иначе я могу потеряться в боли.
Эйнри минуту постоял на коленях, прижавшись лбом к животу девушки, потом снял с себя рубашку и лег на пол.
— Надо раздеться полностью, раб! — , уточнила Сабина.
Парень смущенно отвел глаза:
— Мне почему-то кажется, что это не главное, госпожа Сабина. То, что во время принесения клятвы я от боли потеряю контроль над своим телом…
— Разденься полностью, раб! Так принято. Надеюсь, слова клятвы ты выучил наизусть или мне их зачитывать тебе из учебника?!
— Выучил, госпожа…
Эйнри начал снимать штаны, но Айрин остановила его.
— Если ты считаешь, что тебе удобнее будет одетым, я не возражаю.
— Спасибо, госпожа. Но будет лучше, если я выполню пожелание Хозяйки Сабины. Она права, так принято, и я не вправе менять что-то…
Полностью раздевшись, юноша снова лег на пол.
— Умоляю, не отводите глаз, пока все не закончится, хорошо?
— Хорошо, — целуя, прошептала ему в ухо Айрин.
В кресле возмущенно фыркнула, но промолчала Сабина. Потом девушка взяла клеймо, убедилась, что картинка будет расположена правильно и приставила клеймо к коже Эйнри. Глаза юноши сразу распахнулись широко-широко, и создалось ощущение, что боль выплескивается из них лавиной. Через несколько секунд Эйн начал говорить слова клятвы. Тихо, медленно, но четко. Текст клятвы был не очень длинным, так что кошмар был недолгим. Но Айрин была уверена, что этот полный боли взгляд будет ей сниться очень долго.
Когда последние слова: "Клянусь Вам в этом, МОЯ госпожа!", были произнесены, Эйнри потерял сознание.
— Слабак, — выплюнула презрительно Сабина, — Его отец сознание не потерял, а был младше на год. Хотя от боли тоже кончил и госпожа его потом за это наказала.
— Спокойной ночи, Сабина. Нам с Эйном завтра рано вставать и ехать в город, так что я сейчас приведу его в чувство, и мы ложимся спать.
— Спокойной ночи, госпожа!
* * *
Айрин тихо гладила волосы Эйнри, шептала ласковые слова, потом начала целовать его в лицо, в губы, шею…
— Я знал, что это будет больно, но даже не думал, что так… Неудивительно, что от койхиу даже умирают.
— Что еще за койхию?
— Койхиу, яд, которым пропитано клеймо. Он срабатывает только после сильного нагревания.
— А я-то не понимала, что означают слова про пересечение болевого порога. Теперь понятно. Не понятно только, зачем это должно быть так больно.
— Ну, с учетом того сколько преимуществ у личного раба, сама процедура должна отпугивать как следует, чтобы желающих было меньше. К тому же теперь, говорят, я полностью завишу от вас, а если вы будете долго смотреть мне в глаза, то я испытаю снова ту же боль, что и во время принесения клятвы. Что понимают под зависимостью, не знаю и спросить не у кого, единственный личный раб, про которого я слышал, был мой отец. Так что будем исследовать все вместе, МОЯ госпожа!
После этого Эйнри притянул девушку к себе и прижался к ней всем телом, а потом начал целовать, одновременно раздевая.
— Значит, я любимый?
— Да…
— Желанный?
— Да…
— Ненаглядный?
— Да…
— Глупый мальчишка?!
— Тут даже Сабина согласится.
Эйн, наконец, добрался до цели и замолчал, девушке тоже было не до разговоров. Она тихо стонала, вцепившись пальцами в ковер…
Утром оба были невыспавшиеся, но довольные. Завтракать прокрались на кухню. Дом только начинал просыпаться, но на кухне уже возилось два повара и куча мальчишек на подхвате. Эйнри добыл две кружки с местным аналогом кофе, гору печенья, два огромных яйца от местных курочек, ветчины и сыра, миску местных овощей и буханку еще теплого хлеба.
— Ты мой герой!
— Госпожа сама говорила, что голодная она злая. Зачем мне злая госпожа?
Пока завтракали, малышня запрягла в карету лошадей. Правда Айрин уселась рядом с братом, и он взял с нее честное слово перед въездом в город пересесть. Всю дорогу ехали и весело болтали обо всем и ни о чем. Девушка поделилась впечатлениями о прочитанных романах, спросила, что бы почитать про жизнь на Венге, не такого бредового, но жизненного, а не учебники. Эйн начал рассказывать местные истории, потом затих и попросил сестру рассказать про свою жизнь.
При подъезде к городу Айрин выполнила обещание и пересела в карету. Заверив, что во время всего пребывания на рынке и в борделе будет по возможности молчать и строить суровое лицо.
В столице не было многоэтажных домов-муравейников, самые высокие дома были в пять этажей, а большая часть вообще была трехэтажными. Каждый дом окружали, как забор, невысокие, как раз до окон первого этажа, кустарники. За ними были лужайки с травой, а на лужайке или столик со стульями, или огромные качели с навесом, или шатер, или детская площадка, на которой резвились маленькие дети, преимущественно девочки.
— В городе живут в основном женщины-спецы, у которых нет больших семей — пояснил Эйнри, — Или представительницы больших семейств, когда деятельность семьи требует наличие такого представителя. Хотя чаще женщины предпочитают отделяться и начинать жить пусть маленькой, но своей отдельной семьей, а с материнским Домом заключать договора.
Рынок находился в центре Столицы, и там каждый день было многолюдно. Рабами торговали ежедневно, лошадей и другой скот выставляли только по выходным, континентальные товары — со дня прибытия торгового корабля, в течение недели, чтобы захватить хоть одни выходные. Товары от местных специалистов выставлялись на рынке один-два дня в неделю, в остальные дни по рынку бродили мальки и отлавливали потенциальных покупателей, чтобы всучить им красочный рекламный буклет с адресом.
Не успев пройти за ворота, Айрин тут же получила в руки два буклета — с рекламой одежды и парфюмерии. Через минуту ей в руки впихнули буклет с рекламой салона красоты. Идущий у нее за спиной Эйн не выдержал и рассмеялся.
— Ты лучше не хихикай, а иди впереди или рядом! А еще лучше возьми меня за руку, а то я тут сейчас потеряюсь и Сабина тебя убьет.
— Мне нельзя впереди идти, госпожа. Давайте руку, пойду рядом, только вы все равно на шаг впереди идите.
— А я знаю, куда идти?!
— Двигайтесь в самый центр, мимо не пройдете. Сегодня не базарный день, но народу все равно должно быть много. В базарный день выставляют самых дорогих рабов, элитных. И устраивают торги. А сегодня продают по указанной цене, хочешь — плати, хочешь — мимо иди.
Рабы на продажу стояли и сидели вдоль стены, прикованные за одну ногу. "Это чтобы не украли", — на немой вопрос сестры пояснил Эйнри. Здесь он позволил себе проявить активность, сам подходил к заинтересовавшему его рабу, задавал вопросы, осматривал внешне. Причем безропотная покорность, с которой ему позволяли все это проделывать, удивляла, и привыкнуть к такому было сложно.
Вот парень из одних мускулов, который явно мог бы уделать ее кузена одним ударом, стоит и терпит, пока тот вертит его за подбородок, пинает в живот, потом сам спускает штаны, дает заценить то, что спереди и разворачивается, чтобы дать заценить то, что сзади. Брат его даже заставил наклонится и ягодицы раздвинуть. Все то же самое было проделано еще с несколькими рабами, и, наконец, довольный Эйнри подошел к ней.
— Выбрал. Сейчас пойду к торговцу. Госпожа не желает кем-нибудь пополнить гарем?
Спросил, а сам аж дышать перестал. Замер и в глаза смотрит. Потом опомнился, взгляд в землю опустил.
— Сабины на тебя нет!
— Это уж точно, госпожа. Жду не дождусь, когда к вам этот хваленый учитель приедет и буду тогда служить на ваших занятиях учебным пособием. Меня можно каждый вечер наказывать и всегда найдется за что. Так как насчет пополнения гарема?
— Что-то мне тут никто не понравился. Надо будет на твоих братьев посмотреть, может меня только родственники возбуждают?
Непочтительно фыркнув, Эйнри пошел выкупать ключи от цепей выбранных рабов. Пятеро совершенно разных внешне, но с одинаково покорным взглядом.
— И как мы их доставим домой? В карету такая толпа не влезет же…
— Госпожа, они побегут пешком, следом. Но нам еще надо посетить бордель. Вы же не будете со мной туда заходить, правда? — и, грустно вздохнув: — Понял. Будете.
Бордель чем-то неуловимым напоминал рынок, только рабы были не пристегнуты к стене, а сидели на полу в большой зале. Эйнри не стал бродить и осматривать всех подряд, а сразу позвал одного из охранников и попросил выстроить для просмотра тех, кто сидит на вейжэ уже больше месяца, но еще не полный утиль.
— Стержневое мясо на вечеринку?
— Да.
Таких было человек двадцать. Эйн приказал всем раздеться и был очень удивлен, когда один из рабов не просто кинул одежду в общую свалку, а аккуратно сложил отдельно. Айрин тоже обратила внимание на этого мальчика. Фигурой он напоминал брата, правда была в нем еще какая-то мальчишеская хрупкость. Нет, мышцы у него были. Но это была фигура гимнаста, танцора. И все движения у него были завораживающе плавными, отточенно-красивыми.
— Нет, ты одевайся и отойди.
— Почему?! Почему, пожалуйста! Выбери меня, я умею танцевать, женщинам мои танцы очень нравились, но и для мужчин я тоже могу…
— Ты сам все понимаешь.
— Пожалуйста!!! Я закончил Джордан в прошлом году и весь год ублажал троих старших в гареме. Меня надолго хватает, правда! Я обученный, а не просто подстилка!
В голосе мальчишки зазвучали слезы. Он упал перед Эйнри на колени и уткнулся лицом ему в ноги.
— Пожалуйста, забери меня отсюда, умоляю! Я все-все для тебя делать буду.
Мальчик поднял лицо, в глазах стояли слезы, но заплакать по-настоящему он не посмел. Встав с колен, посмотрел на Айрин, увидел жалость в ее взгляде, покраснел, отвернулся и пошел к своей одежде.
— Эйнри, давай заберем его отсюда?
— У нас будут проблемы с Хозяйкой Сабиной, госпожа.
— Ну мы ей скажем, что это было мой каприз, я же имею право на капризы?
— Имеете, госпожа. Но что мы с ним делать будем? Не гостьям же подкладывать?
— Нет, конечно. Мы обсудим все дома. Купи и его тоже. Ты же предлагал мне пополнить гарем, вот я и пополняю.
— Рабов после борделя в гарем брать нельзя, госпожа. Если, конечно, хотите ему добра. Ребята его поимеют и в рот, и в зад все по очереди и по несколько раз. Такие как он годны только на "мясо" или как рабы рабам.
— То есть, я могу его купить тебе в подарок?
— Госпожа, мне не нужен раб…
— Эйнри! Я могу тебе подарить раба? Это будет законно и к этому никто не придерется?
— Да, госпожа. И… Спасибо, мне пригодится в помощь выпускник Джордана. Но нам надо срезать у него с бедра клеймо борделя и поставить на щеке клеймо "раба раба".
— Обязательно надо будет портить лицо?
— Клеймо небольшое и его ставят вот здесь.
Эйнри подошел к замершему во время их разговора парнишке, запустив руку ему в волосы, с силой швырнул на колени, резко запрокинул голову, затылком к позвоночнику и другой рукой нежно провел по скуле, остановившись возле уха. Мальчишка, закрыв глаза, явно наслаждался этой мимолетной лаской.
— А теперь давай коротенько, малек, чей ты раб и как ты тут оказался.
— Я не малек…
— Да-а?!
— Хорошо, как скажешь. Как ты пожелаешь. Меня отдали сюда, потому что любимый сын госпожи закончил Джордан в этом году и я стал ей не нужен.
— А почему она просто не продала тебя на рынке? Ты ведь, как прошлогодний выпускник, стоишь уйму денег!
— Меня стерилизовали…
— Зачем?!!! — вопрос вырвался одновременно и у Эйнри, и у Айрин.
— Я — сын второй хозяйки, она зачала меня от любимого раба госпожи, без ее на то согласия. И его пришлось казнить за измену, а госпожа была к нему привязана и расстроилась. И меня стерилизовали перед первым использованием, потому что я сын изменника и потому что похож на отца. Но меня мало отдавали женщинам. Со мной обычно развлекались сыновья госпожи и старшей Хозяйки.
— Но тебя же отдали в Джордан… Это же куча денег!
— Если бы младший сын госпожи не смог закончить, меня бы оставили в семье.
— Матерь Сущего! Тебе крупно не повезло, малек…
— Я правильно понимаю, что даже для вашего запущенного кошмара этот случай не является нормой? — Айрин пребывала в шоке от всей этой истории.
— Да, госпожа. Потратить на обучение раба кучу денег и потом отдать его бесплатно в бордель только в качестве мести — это все же перебор. Сабина порадуется новой сплетне.
После этого Эйнри быстро отобрал десять рабов, позволил им одеться и посадил их в связку на ножную цепь. Своему "мальку" Эйнри тоже разрешил надеть штаны, и, кивнув в сторону Айрин: "Держись за госпожой!", повел новых рабов к уже пристегнутым к карете.
— Как тебя на самом деле зовут?
— Вилайди, госпожа…
— И сколько тебе лет?
— Семнадцать, госпожа.
Мальчик шел за ней, опустив глаза в землю. Отвечал еле слышно. И, хотя вопрос про возраст его явно удивил, позволил он себе только почти незаметное движение глаз вверх, на госпожу. Не поднимая головы. Только чтобы убедиться, его серьезно об этом спрашивают, а не хотят на чем-то подловить.
Глядя на него и вспоминая поведение рабов на рынке, девушка начала понимать, что ее Эйнри действительно слишком избалован. Наверное, Сабина права и надо заняться его воспитанием. А то увидят эти приглашенные соседки и родственницы, что вытворяет ее личный раб, и ни за что не одобрят ее кандидатуру на Совете.
Обратно Айрин ехала в карете, а Вилайди сидел рядом с Эйнри. Остальные рабы бежали гуськом друг за другом.
Встречать их выбежала не только Сабина, но и еще несколько женщин помоложе. Они восхищенно зацокали на новое прибавление в гареме.
— Помыть, покормить, снять пробу и переодеть, — махнула им рукой Сабина.
Рабов из борделя мыть и кормить повели два подростка.
Вилайди замер у кареты и стоял, опустив глаза в землю, практически не дыша.
— А тебе что, особое приглашение нужно?! А ну, быстро беги мыться за остальными, щенок!
— Сабина, вы только не волнуйтесь. Я его купила для Эйнри…
Сабина застыла. Вилайди тихо опустился на колени, сжался и закрыл голову руками. Эйнри водил носком ботинка по песку и внимательно следил за появляющимся на песке кружочками и палочками.
— Я так понимаю, что вам, госпожа, просто стало жаль мальчишку?
— Да, он красивый, в прошлом году закончил Джордан и значит — умный, умеет танцевать…
— Клеймо поставить не забудьте. И пусть один по мужской половине дома не шастает. И спит пусть или у вас в комнате, или у него. И, надеюсь, Эйнри, ты помнишь, что за провинности этого раба наказывать будут тебя?
— Да, госпожа Сабина. Помню. И клеймо обязательно поставим, прямо сейчас на кузницу пойдем.
— Госпожу я сейчас кормить поведу…
— Нет, я с ними схожу. Заодно кузницу посмотрю. А потом мы все у меня в комнате поедим, хорошо? Только за нормальным столом.
— Он — вещь вашего раба, госпожа. Пожалуйста, обращайтесь с ним так, как принято.
— Я не могу есть с ним в одной комнате?
— Вы можете все, он не может. Одного особенного раба нам хватит! — Сабина явно начинала злиться.
— Госпожа, я поставлю ему клеймо в кузнице, потом он у меня помоется и переоденется, мы поедим на кухне и придем к вам, хорошо? — Эйнри умоляюще посмотрел девушке в глаза, тут же отвел взгляд, потом снова посмотрел в глаза, из-под опущенных ресниц, кивнул в сторону так и стоящего на коленях Вилайди. — И ему так будет спокойнее.