Даже как следует порывшись в своей памяти, Свиридов вряд ли смог бы обнаружить в ней что-то ужаснее этого импровизированного урока верховой езды. Инстинкт самосохранения подсказывал ему одно, а Ольгер требовал совсем другого. Пока Шелковинка шагом обходила двор, Свиридов чувствовал себя не так уж скверно, но потом ройт Ольгер щелкнул языком, и лошадь, поведя ушами, перешла сперва на мелкую трусцу, а после и на крупную, размашистую рысь. Альк смутно помнил вычитанное в какой-то книге утверждение, что на рыси следует приподниматься в стременах в такт ходу лошади. Но, попытавшись применить этот совет на практике, он обнаружил, что уловить этот самый "такт" не так-то просто.
- Отпусти луку седла, она не для того, чтобы в нее вцепляться. Равновесие нужно держать за счет коленей и осанки, - доносилось до Свиридова, словно сквозь сон, но разжать судорожно стиснутые пальцы было выше его сил.
- Я упаду.
- Боишься? - спросил ройт пренебрежительно. Альк прошипел сквозь зубы нечто абсолютно нецензурное и разжал руки. Удивительно, но равновесия он из-за этого не потерял.
- ...За повод тоже не хватайся. Он тебе пока не нужен, - продолжал мужчина.
- П-почему? - привстав на стременах, Альк в очередной раз неуклюже плюхнулся в седло, и зубы у него довольно громко клацнули.
- Ты пока что не управляешь лошадью, а только учишься на ней сидеть. А если ты начнешь тянуть поводья на себя, то Шелковинка может расценить это как сигнал к галопу.
Альк похолодел. Только галопа ему не хватало!... Посмотрев на его перекошенное лицо, Ольгер рассмеялся.
- Не переживай, в галопе никаких особых сложностей... Да, вот еще что. Не пихай сапог так глубоко в стремя. Иначе, когда будешь падать, можешь зацепиться за него. Это не слишком-то приятно.
Александр промолчал. В глубине души он начинал надеяться, что падать ему все же не придется, но, увы, на этот счет Свиридов ошибался. Оказалось, научиться кое-как держаться на спине у Шелковинки - это еще полбеды. Куда труднее - не вылететь из седла при внезапной остановке или резком повороте. Когда Альк в первый раз почувствовал, что падает, он чуть не заорал от ужаса. Однако, оказавшись на земле и с удивлением почувствовав, что ничего не вывихнул и не сломал, Свиридов в глубине души порадовался, что не успел закричать. Выглядеть размазней в глазах Хенрика Ольгера ему почему-то не хотелось. По той же причине Альк вскочил и снова сел в седло, не дожидаясь приказания от ройта. И все началось по-новой.
Когда Ольгер счел, что на первый раз с него достаточно, Альк спешился и ошутил, что ноги у него гудят, а на всем теле, кажется, не осталось места, не покрытого ушибами и синяками. Стоять на твердой земле после двухчасовой езды верхом и отупляющей муштры казалось крайне непривычным. Когда он собрался вести Шелковинку в стойло, Ольгер отобрал у него повод.
- Так и быть, на этот раз я расседлаю сам. А ты иди за мазью от ушибов. Третья полка, справа, на горшке большая бирка из зеленого воска.
Все лекарства в доме Ольгера хранились в небольшом шкафу на кухне. Альку как-то стало любопытно, какими средствами располагает медицина в этом мире, и в отсутствии старого Квентина он основательно порылся в порошках, горшочках с мазями и пыльных флаконах с неизвестными настойками. Так что сейчас примерно представлял, где именно нужно искать.
Указанной Ольгером мазью оказалась жирная, пахучая субстанция противного желтого цвета. Впрочем, несмотря на свой довольно неприглядный вид, она приятно холодила кожу и довольно быстро унимала боль. Альк закатал рукав и, морщась, принялся втирать ее в ушибленный после очередного падения локоть. Рукав сползал, пачкаясь в жирной мази. Альк, вполголоса ругаясь, возвращал его назад.
- Дурак, - прокомментировал его старания ройт Ольгер, заходя на кухню и одним глотком допив оставшуюся после завтрака каффру. - Снимай рубашку.
- Да ну ее, и так нормально... - вяло воспротивился Свиридов.
Ольгер только усмехнулся.
- Думаешь, я о тебе забочусь? Если в день отъезда ты будешь лежать пластом, то у меня прибавится головной боли.
Альк стянул рубашку. И, скосив глаза, действительно увидел наливающийся на боку синяк. Точнее, целую цепочку синяков. Сейчас Свиридов даже не мог вспомнить, когда именно их приобрел.
- Этими займешься сам, - заметил Хенрик, и прежде, чем до Алька в полной мере дошел смысл этой фразы, ройт весьма бесцеремонно развернул его спиной к окну, откуда в кухню лился белый дневной свет.
Альк одеревенел, по коже почему-то поползли мурашки. Жесткие чужие пальцы сильными, но легкими движениями втирали мазь в болезненно-чувствительный ушиб возле лопатки. Это было непривычно и неловко. И, пожалуй, еще более неловко потому, что ощущения были по-своему приятными.
- Ройт Ольгер, ну зачем... я сам... - Альк попытался отыскать какой-то аргумент, который должен был подействовать на Хенрика, но не сумел и замолчал.
Хенрик услышал, как в прихожей скрипнула входная дверь. Маркус, - сразу же определил для себя Ольгер. Не считая Квентина, военный писарь был единственным, кто аккуратно притворял за собой двери, остальные обитатели старого дома хлопали дубовой створкой почем зря. Можно было бы, конечно, наорать на Алька или Лесли, но ройт Ольгер всегда отличался безалаберностью в обращении с собственным имуществом, поэтому считал несправедливым требовать порядка от прислуги. Обед ему накрывали в срок, о лошадях заботились на совесть, а все остальное Хенрика не волновало.
Писарь не стал заглядывать на кухню, а сразу прошел наверх, к себе. Оно и к лучшему, иначе, посмотрев на изукрашенного синяками Алька, мейстер Кедеш обязательно спросил бы, что случилось. Ройт не представлял себе, как стал бы объяснять попутчику, что нужно было за день научить слугу сидеть в седле - или, по крайней мере, сделать так, чтобы иномирянин, никогда до этого не ездивший на лошади, не падал с Шелковинки через каждые пятьсот шагов. Идея взять в Воронью крепость серва и так должна была выглядеть достаточно сомнительной, а после подобных объяснений Маркус вообще наверняка уверился бы в том, что давний друг полковника сошел с ума. Вслух он, конечно, этого не скажет, но, как все вежливые, образованные люди, будет оч-чень выразительно молчать.
Интересно, Годвин в самом деле оставил Маркуса только потому, что серьезность писаря так сильно действовала ему на нервы? - подумал ройт Ольгер, набирая из горшочка еще мази. В первую минуту объяснение старого друга не показалось Хенрику таким уж странным, но, общаясь с Кедешем последние пять дней, он убедился в том, что мейстер Маркус вовсе не такой зануда, как казалось по рассказам старого приятеля. Интриган из Годвина был никудышный, так что его истинные цели и мотивы всегда вылезали на поверхность, словно шило из попавшего в пословицу мешка. Похоже, новоявленный полковник навязал другу попутчика нарочно для того, чтобы лишить Ольгера возможности пойти на попятный и остаться в Лотаре - ну, словом, предпочесть спокойствие и скуку капитанскому патенту.
Обидно, когда лучший друг видит в тебе не офицера, а надломленного жизнью домоседа, не желающего шагу ступить за ворота. Впрочем, разве он не сделал все возможное, чтобы у Годвина сложилось именно такое впечатление?..
Ройт Ольгер обнаружил, что задумался и продолжает втирать мазь в лопатку Алька уже просто по инерции. А тот, после недавних отговорок и протестов, как-то подозрительно примолк. Застыл посреди кухни, как живая статуя, и, казалось, опасался лишний раз вздохнуть. Вот ведь беда с этим иномирянином! То держится с хозяином свободно, словно прирожденный ройт, то безо всякой видимой причины начинает вести себя так, как будто Ольгер его каждый день колотит.
- Возьми мазь и катись отсюда, - сказал ройт устало. Он подумал, не поручить ли Альку собрать в дорогу его вещи, но почти сразу отказался от этой идеи. Тот обязательно все напутает, уж лучше уложиться самому. К тому же, взгляд у серва был совершенно осовевшим. Альк просунул голову в ворот рубашки и теперь пытался натянуть ее, не попадая в рукава. Толку от подобного "помощника" не будет.
- Иди к себе и ложись спать, - распорядился ройт. - Маркус не хочет терять лишний день в этой дыре, так что мы выезжаем завтра на рассвете. Не хочу, чтобы ты всю дорогу клевал носом. Хотя погоди... Я обещал дать тебе перья и бумагу. Если ты еще не передумал, разумеется.
Альк почти с ожесточением замотал головой. Ройт Ольгер усмехнулся. Любопытно было бы когда-нибудь прочесть записки, о которых с таким увлеченным видом говорил "свалившийся с Луны" мальчишка. Вероятно, из них можно было бы многое узнать о родине иномирянина. То, что эта родина нисколько не похожа на нормальный мир, ройт Ольгер уже понял. Если взрослый юноша, который, судя по всему, не бедствовал, толком не знал, как сесть на лошадь, значит, в их краях путешествовали как-то по-другому. Человек, который попал в Инсар примерно лет на двести раньше Алька, когда нынешнее королевство еще носило громкое название империи, плел дикие небылицы про летающие корабли, общение на расстоянии и путешествия во времени. Его, конечно, посчитали сумасшедшим и оставили при императорском дворе на положении шута. Глядя на Алька, Ольгер временами готов был поверить во что угодно, хоть в летающие корабли. Временами ройта так и подмывало подступить к серву с расспросами, но он отлично помнил, как мгновенно исказилось лицо Алька, когда Ольгер спьяну, без какой-то задней мысли, спросил у него - "А что, ваш мир настолько лучше этого?". Похоже, парень до сих пор не мог отделаться от потрясения после того, как оказался в чужом мире, и Ольгеру совершенно не хотелось без нужды усугублять его тоску подобными расспросами. Совсем другое дело - записи, которые Альк будет делать совершенно добровольно. А еще ужасно интересно было бы взглянуть на метрополию глазами чужака, толком не знающего здешней жизни. Может быть, в заметках Алька будет пара строк и о самом Хенрике Ольгере?
Впрочем, даже если так, в этих нескольких строках вряд ли будет что-то новое. Мерзавец, феодал и далее по списку...
- Ладно, пошли в кабинет. Попробую найти для тебя что-то подходящее.
Вот уже примерно месяц, как я оказался в этом странном месте, - писал Альк, от усердия прикусив кончик языка, словно в подготовительном классе гимназии. Чернила расплывались по ворсистой, неудобной для письма бумаге, так что для того, чтобы буквы не наползали друг на друга, и написанное оставалось удобочитаемым, приходилось постоянно оставаться начеку. В голове Алька даже промелькнула подлая мыслишка, что ройт Ольгер нарочно дал ему такую скверную бумагу, чтобы посмеяться над нелепой просьбой "серва". Но Свиридов многократно видел, как ройт пишет свои письма и расписки на таких же желтовато-серых, расползавшихся листах. Хорошая бумага в этом мире явно была редкостью и стоила чертовски дорого, поэтому и пользовались ею только для особых случаев. Гладких, кремово-розовых листов, снабженных личным гербом Ольгера, в хозяйском секретере оставалось меньше дюжины. Свиридову их, разумеется, никто не предлагал - еще и потому, что одного подобного листа было вполне достаточно, чтобы сбежать из города, оставив ройта в дураках.
Чуть позже непременно запишу все по порядку, начиная с девушки-спиритуалки из квартиры Перегудовых - вдруг какой-то человек однажды прочтет мои записки и сумеет разобраться, как все это получилось? Это было бы огромным достижением науки. Но даже сейчас гипотезу о том, что на других планетах Солнечной системы тоже существует жизнь, можно считать доказанной. Ведь это - явно не Земля.
Город, в который меня занесло, называют Лотаром. Название страны мне неизвестно, знаю только, что здесь правит королевская чета, которую местные именуют просто Их Величествами, без упоминания имен. Велики ли их владения? Сколько в них городов? Какой здесь век и как соотносить его с земной историей? Чтобы узнать ответы, надо обратиться к ройту Ольгеру, но сделать это не так просто. Несмотря на то, что человек он, по большому счету, неплохой, все его интересы крайне ограничены. Простой пример - с тех пор, как он узнал, кто я такой, он ни разу (!) не пытался расспросить меня о нашем мире. Подобное нелюбопытство просто поразительно. Профессор Бэр, кажется, называл такое безразличие "умственной ленью".
Альк пососал кончик пера, задумчиво поглядывая на уже написанные строки.
Впрочем, за исключением этого случая, ройта вряд ли можно обвинить в отсутствии каких-то интересов, - написал он дальше, не желая быть несправедливым. Я чуть ли не каждый вечер вижу его с книгой. Надо думать, по меркам этого мира он отлично образован. В этом месяце, получив денежное содержание, ройт тоже первым делом пошел к местному книготорговцу. Для простого офицера у него прекрасная библиотека - записки каких-то местных путешественников, несколько поэм, пара трактатов по естественным наукам... Разумеется, в какой-нибудь цивилизованной стране Ольгер показался бы невежей, но в сравнении с другими представителями местной знати его следует считать довольно прогрессивным человеком.
Альк остановился и напомнил самому себе, что пишет вовсе не об Ольгере, а о порядках в этом новом и пока малоизвестном мире.
Здесь есть армия и, кажется, уже изобрели аналог пороха, но все носят при себе холодное оружие. Лотар, похоже, расположен в метрополии. Есть и колонии, оттуда доставляют каффру (точное подобие нашего кофе). Очевидно, доставлять ее сюда стали сравнительно недавно, и она пока не получила особого распространения. Большинство здешних жителей пить каффру не привыкли. Полковнику Годвину она определенно не понравилась, зато ройт Ольгер выпивает три-четыре чашки утром и столько же вечером. Это похоже на болезнь, которую французы называют кофеманией.
Тьфу ты, опять. Историк, называется! Вместо полезных сведений о новом мире - перечень каких-то глупых, никому не нужных бытовых подробностей. А ведь хотел писать серьезное исследование, способное однажды пролить свет на важные для физики, истории и астрономии вопросы.
Местные понятия о социальной справедливости нелепы, - с чувством записал Свиридов, зачеркнув две предыдущие строки. - Повсюду процветает рабство и холуйская угодливость. Сословное устройство в целом мало отличается от нашего. Есть высшая аристократия, за ней идет военное сословие, чем-то похожее на русских офицеров века эдак восемнадцатого. Удивительно, но женщины здесь, кажется, вполне эмансипированы - во всяком случае, ройт как-то раз обмолвился, что от последней раны его вылечила женщина, служившая в походном лазарете. Если слабый пол здесь допускают до военной медицины, то, скорее всего, в остальном он тоже не испытывает никаких особых ущемлений. Милькису с Лопахиным бы обязательно понравилось. Помнится, они целыми вечерами напролет теоретизировали о женщинах в медицине, женщинах в образовании и женщинах черт-знает-где-еще, чуть ли не в угольных шахтах. Есть и еще один серьезный плюс - до сих пор я не сталкивался со следами религиозных суеверий. Духовенство здесь, кажется, есть, но того мракобесия, с которым ассоциируются Средние века или даже Новое время в нашем мире, совершенно не заметно. Ольгер даже не подумал поинтересоваться моим вероисповеданием. Что, в общем-то, и к лучшему. Едва ли они в этом мире уже доросли до атеизма.
Отдельно следует сказать о рабстве. Здесь есть сервы - это что-то вроде наших крепостных до шестьдесят первого года. Меньшую часть сервов составляет личная прислуга - эти не работают в полях, а живут в доме у своих хозяев и работают бесплатно, за еду. Судя по поступкам ройта Ольгера, хозяева не ставят под сомнение свое право бить домашних слуг.
Альк почувствовал, что самым глупым манером краснеет. Как-то несерьезно было называть битьем десяток подзатыльников, полученных за время службы ройту. А писать о взломе секретера и последовавшей за ним сцене бывшему студенту и подавно не хотелось. На второй месяц жизни в этом мире становилось ясно, что в идее ройта отлупить его за кражу не было ничего странного. Скорее, удивительным следовало признать то, что Ольгер его все-таки не тронул.