* * *
Солнце уже скрылось в серой хмари набежавших туч, и дневной свет, падающий из оконца под крышей, почти не освещал неприбранного стола дружинной избы, за которым сидели и чего-то ждали несколько человек во главе с воеводой. Тот застыл насупившись, краем уха слушая, как староста жалуется на погоду и свою спину, разболевшуюся совершенно не ко времени.
– Погодь малость. – Ладонь Трофима прервала стенания Никифора. – Вестник донес, что закончил лекарь наш Свару лечить… Чего же он не идет?
– Оперировать закончил, – вмешался Николай, нимало не смущаясь взглядов, осуждающих того, кто посмел поправить воеводу. – А само действо называется операцией. Сращивать сухожилия – это вам не хрен собачий, а очень даже серьезное дело. И не факт, что все получится, так что будьте готовы ко всему. Сначала разрезать надо рану…
– Что же он сразу не срастил? – нашел новую тему для разговора Никифор, которому невмоготу было сидеть в четырех стенах в ожидании каких-то событий. – Не пришлось бы тогда заново его резать…
– Потому что Свара без памяти был, стоеросовая ты башка. Как бы он сказал, что рука у него не двигается?
– А сразу как очнулся? – продолжал настаивать Никифор. – Пока рана не заросла?
– Не… – помотал головой Николай. – Уже нельзя было.
– Это почему? Не оттого ли нельзя было, что ты не понимаешь ничего в лекарском деле? И сам ты похож на эту… стохреновую башку, вот!
– А я и не говорю, что понимаю что-нибудь, – улыбнулся в усы кузнец на переиначенную поговорку. – Я просто заранее поговорил со Славой, потому и знаю все наперед. На лучше съешь семечку жареную…
– Это из тех желтых цветков, что выросли у вас на огороде? – опасливо потянулся за семечком староста. – А что одну-то? Дай хоть пяток…
– Не дам, – отрезал Николай, раздавая всем по одной штуке. – Это только на пробу. По весне раздам по малой горсти – посадите, вырастите, тогда и лузгайте на здоровье, а кто захочет – может и масло гнать подсолнечное.
– Это как это… гнать?
– Колесо подливное плотники уже ставят для мельницы выше заводи, туда же и пресс поставить можно. Однако для этого сначала надо целое поле семечками засадить.
– А картошку вашу дашь попробовать? Вспомни, что обещал!
– Не-а, эту совсем не дам – мы сами не будем есть, хотя и хочется. А обещал я поделиться, а не дать попробовать! Вот по весне и наделю глазками тех, кто огороды под нее подготовит. А еще морковью и луком. От первой семян хоть завались, а вот лук пока только на чернушку пойдет, ну… на луковички малые.
– Да знаем уже, – махнул рукой Никифор и устало вздохнул. – Бабы все уши прожужжали про овощи твои, всем попробовать охота. Кое-кто не выдержал да семечко-другое за пазуху положил… кхм. Вдруг передумаешь, а они на огороде вашем горбатились.
– За картошку руки оборву, а остальное… Пусть чуть-чуть семян разбежится, мало ли что случиться с нашим хранилищем может. Я и сам все по нескольким местам раздам для пущей сохранности. Ты только скажи бабам, чтобы без моего благословения не сажали…
– А ты батюшкой заделался? Или на самом деле слово заветное шепнуть надо?
– Да нет, просто уши надеру тому, кто придет за этим словом. Чтобы неповадно было без разрешения что-то брать. Спросили бы, так дал без вопросов… Просто мне пока лучше знать, как семена эти хранить, особенно картошку. Кстати, надо бы под нее новую землицу отвести. Это как раз тот случай, когда лес свести не жалко… И так, правда, совсем неплохо получилось – по полтора десятка крупных клубней на куст в лучшие годы у нас не бывало. Однако для того, чтобы ее раздавать, нам надо гораздо больше, так что опять глазками сажать будем. В разных местах.
– А вот насчет озимых…
– А что не так?.. – автоматически произнес Николай и тут же замахал руками. – Я же отправил вас к Вячеславу, вот и решайте все вопросы с ним. Он специалист в этом деле, а не я. Так что просто безропотно делайте все, что он велит…
– Так что там за разговор про Свару был? – вмешался Трофим, не дождавшись, что Никифор вернется к лекарским делам. – Почему нельзя было сразу жилы эти ему шить, как очнулся и почувствовал, что рукой двинуть не может?
– Начну с самого начала, – огладил свою бороду Николай, стараясь собраться с мыслями. – Во-первых, опыта у Вячеслава маловато, не разглядел он при обработке раны, что сухожилие перерезано, больше озабочен был, чтобы Свара кровью не истек. А уж когда очнулся он, резать было нельзя, потому что мог получиться болевой шок… Умер бы он!
– От боли?
– Да, сердце может не выдержать, если человека часами резать. Если бы ты опий не привез, то и сейчас бы Вячеслав не взялся Свару заново вскрывать.
– С трудом я те лепешки нашел в Суздале. Торговец один иноземный продавал бабам, чтобы дети их не плакали.
– Ага, наркоманов с детства воспитывают…
– Про что ты?
– Да нет, продолжай…
– Да я уж и закончил. Кабы знал, сколько стоит зелье это, нипочем бы не стал соглашаться привезти его по просьбе Вячеслава.
– Могли бы и местным средством обойтись, не все же посконные рубахи шить из него. Ну да ладно, это дело Славы – про что говорить, а про что и умолчать… – еле слышно пробурчал Николай, а на просьбы говорить громче лишь вздохнул и ответил: – Прости, воевода, разворчался я что-то сегодня, старею, что ли. В любом случае ткани у него в ране, то есть кожу и мясо размозжило топором, и надо было выждать, чтобы все немного зажило. А теперь в сон его лепешками твоими Слава вогнал – и сшивать сухожилия шелковыми нитями будет. Что уж получится – бог его знает, но нитки эти вроде рассасываются в теле через год, да и Свара на все готов был, лишь бы руку вернуть…
Послышались торопливые шаги, отдающиеся гулким эхом от длинного наклонного помоста, и в низенькую дверь, согнувшись, зашел Вячеслав, молча прошел к братине с хмельным медом и шумно сделал несколько глотков.
– Допивай уж, для тебя всю припасли… – кивнул воевода. – Николай говорил, что у тебя после шитья руки завсегда дрожат. Все обошлось?
– Вроде да. А если пить много, так и во время шитья дрожать будут, – ответил лекарь и, отставив посудину, устало опустился на лавку, прислонившись спиной к стене. – Рассказывайте, о чем договорились? И как ваше путешествие прошло, если коротко? Я, наверное, один о нем не слышал ничего за делами своими…
– Чего тут говорить, – махнул рукой воевода. – У вас эти самые дела не в пример нам прошли. И расторговались неплохо, и оружием побряцать успели. Стоило ли уезжать?
– Говорил же я, Трофим, что моя это оплошность, – донесся из угла голос Петра. – Раз виноват, то наказывай, как пожелаешь.
– Твоя, моя… наша! И хватит виниться, лучше думай, как летом гостей торговых встречать и дружинных новых готовить! Ладно, Вячеслав, опишу я тебе слегка поход наш прошлый, потому как тебе со мной отправиться предлагаю в новый…
– Куда это?
– Давай по порядку и не перебивай воеводу своего, – устало глянул на лекаря Трофим, с сожалением понимая, что на новых членов общины надо было рявкать еще три месяца назад, а теперь уже несколько поздно, и лишь ехидным замечанием иной раз можно добиться, чтобы они вовремя замолчали. – Если коротко, то без помощи Василия Григорьевича, сотника суздальского, нас бы по миру пустили. Он и с купчишками свел, которые часть товара по сходной цене скупили, и к тысяцкому подход показал, дабы столковались мы с ним по мерянам. А пока по людишкам рядились, Лаймыр за три дня остатки товара на торгу распродал. Цену мы установили чуть ли не на треть меньше вашей, так что иной работник, скопивший с весны более полугривны, в хозяйство свое мог котелок добавить. Однако на выкуп мы изрядно потратились: по гривне кун нам каждый из тех мерян обошелся, – так что сотня из прибыли сразу долой. В копилку нашу разве что соизволение ростовского тысяцкого и дальше с нами дело иметь… Мытного немало отдали, хотя Василий Григорьевич и толковал, что это по-божески. Всех пошлин на четверть от стоимости товара набралось.
– Товар с двух плавок забрали? Э… извини, что прервал, Трофим Игнатьич, – все-таки выдал Николай, уловив недовольный взгляд воеводы.
– Тебе лучше знать: одних котлов четыре сотни было. Поработали вы изрядно! Если ты про доход, то за вычетом мыта, выкупа и… прочих расходов получили мы шесть сотен гривен кун и еще два десятка к ним. Не считая выручки от мягкой рухляди, которая одной частью в общину Переяславки пошла, а другой отякам на раздачу. Сколько с полей наших вышло кадей ржи, Никифор?
– Э… Всего у нас восемь сотен работников в двух весях набирается. С бабами. По полкади на душу собрали. И это если с малыми детишками считать, а без них еще больше. Да ты еще привез столько, что иным гребцам ноги поставить было некуда, мало что за борт все не вываливалось. Как только не потопли по пути сюда?
– Не потопли же, а ненастье один раз переждали. Веса в том хлебе всего ничего, а вот места занимает… Не дело его на боевых лодьях таскать, что-то другое измысливать надо. Так вот, на пять сотен гривен мы шесть сотен кадей ржи купили. По десять кун коробь вышла. Хватит нам?
– И по кади на душу хватило бы, а так с излишком останемся. А уж остаток гривен…
– Ты не части, Никифор, – прервал излияния старосты воевода. – Где он, тот остаток… Вы, Петр, сколь выручили?
– Четыре с половиной сотни гривен кун. Серебром расплатились купцы, хотя и должны нам около сотни остались.
– Серебром? Хорошо живут они в своем Новгороде. Тогда вот что… Посчитайте, кто сколько пробыл на работах общинных, и рассчитайтесь. Делите триста кадей ржи, сотню гривен и всю утварь, что осталась. Сотню кадей и посуду по надобности за теми отяками закрепите, что наособицу еще живут…
– Много им хлеба будет, – протестующе вскрикнул староста. – Они посудой уже много похватали за уголь свой.
– Так рассчитайтесь с ними из названного мной до конца, а сколь зерна останется – с мерянами поделитесь: обещались мы им, что прокормим эту зиму. Устроились они уже?
– Достраивают дома недоделанные в Сосновке – они же следом за тобой прибыли, а ты с неделю всего здесь, – задумчиво кивнул староста, производя в уме какие-то свои подсчеты. – Потесниться пришлось, но ничего, гораздо хуже жили. Эх, а их две сотни душ я и не посчитал еще!
– Ну так посчитай… и поспрошай, чего им еще надобно. А то, что останется после от двух сотен кадей, в запас убери. Слышишь, Никифор? Мало ли как дело повернется… Да! И работникам, что я привез, тоже выдели зерна по надобности. – Трофим на мгновение задумался и мрачно выдохнул: – Так и не останется ничего…
– Знамо дело, если выделять всем подряд! Это ты про холопов суздальских речь вел? На них остаток монет истратил?
– Никифор!
– Э… да ить я что? Просто спросить хотел одну закавыку. Они же в Болотном селятся, в школе, только… Ты же их с семьями выкупил, а на земле селить пока запретил. Кем они будут у нас?
– Мастеровые они людишки, ими и числиться будут. Два кузнеца среди них есть с подмастерьями, остальные плотники да гончары. – Воевода посмотрел в сторону Николая. – Как устроятся, забирай все полтора десятка семей со всеми потрохами к себе. Считай, это тебе подарок за то, что для нас сделал. А то ты жаловался все, что людей у тебя не хватает.
– Это что же, – с придыханием спросил Никифор, озадаченно переглядываясь с растерянным новоявленным хозяином, – ныне один он всеми холопами владеть будет? Один на все веси наши?
– Да угомонись ты, старый пень, так и знал, что не поймешь! Никаких холопов, так всем и скажи! Были они всю жизнь вольными людишками, только потом по дурости своей в закупы подались, а следом и в холопов обельных превратились. Составишь с ними ряд на десять лет, как положено: пусть выплачивают понемногу все, что на них потрачено было. И еще условие поставишь мое – никуда отсель не переселяться до того срока и не болтать о работе попусту, вот и все. Не захотят – скатертью дорога…
– Фу-х, – облегченно выдохнул староста, немного успокоившись. – А нам показалось, что передумал ты насчет холопства. А уж как они изумятся… Вольную дали, кровом над головой обеспечили, хлебом завалили по самую…
– Все, Никифор, потом языком болтать будешь. Эту твою нужду мы вроде поправили, Николай. Есть ли у тебя какая другая надобность?
– Да вроде нет, – задумался тот, стараясь свыкнуться с мыслью, что испытывать недостатка в людях он некоторое время не будет. – Проблемы есть, как не быть, а надобность…
– Что не задается у тебя?
– Сам пока не понимаю. На тот случай, если случится что со мной, объясню немного…
– Ты поперед своей смерти ее прихода не загадывай, – цыкнул на кузнеца воевода. – Она сама знает, когда прийти.
– А мне мнилось, что она рисковых любит…
– Так то рисковых. Мы под мечом каждый день ходим и ее дразним, оттого она нас и запоминает.
– А у меня дело не легче. Я уж не говорю, что я в эту домну не раз срывался и на веревке повисал – это все моя торопливость меня подводила. А вот не ровен час авария какая-нибудь случится, тогда жидким металлом так обварит, что не спасет меня ни Вячеслав, ни сам Господь Бог. Я иногда подхожу к домне да прислушиваюсь, как она дышит и стонет… перекладывать ее пора. А как я пару седмиц назад конвертер запускал…
– Кислородный, что ли? – недоуменно уставился на него Вячеслав.
– Да нет, – хмыкнул Николай. – Откуда у меня кислород? Хотя… принцип тот же. А ты никак новостей насмотрелся в свое время?
– Ну да, трудовые будни пятилеток. Так что с конвертером? С ним основная морока?
– Ага. Представьте себе небольшой такой куб… почти куб, – начал водить руками Николай, обрисовывая в воздухе размеры своей новой игрушки. – Само собой футеровка из доломита, и вся мощность с водяного колеса подается на мехи, которые воздух в сопла на дне конвертера качают. Решил я для пробы слить чугун в него прямо из домницы, переключил мехи, выбил пробку… Кстати, плохонький чугун тот был, из отяцкой руды. Так вот, заработало все! В первые минуты аж искры полетели вместе с брызгами металла, всю бороду мне спалило, насилу отскочил. Слил шлак, сыпанул извести, а вскоре уж и основной процесс пошел, пламя над горловиной встало. Как углерод выгорел весь… ну, уголь в металле, тогда уже бурый дым столбом повалил. Через пару минут сыпанул я туда угольной пыли для раскисления да помешал быстренько длинной кочергой.
– Так вроде все получилось, так?
– Ага, разлил сталь в чушки и Любиму отдал. Потом из того металла Петр купцам новгородским всякие скобяные изделия показывал. Вроде понравилось им, а?
– Не то слово, – донеслось из угла, где пристроился Петр. – Аж засветились все, когда я им пообещал к лету сделать столько, сколь они закажут. А ножи разве что на зуб не пробовали, но остались довольны. Особенно цене.
– Ну, сталь там, кстати, не ахти какая была, – расплылся от удовольствия Николай, однако через мгновение взял себя в руки и стал раскладывать по полочкам проблемы: – Сера, наверное, не вся выгорела… Я поэтому в следующий раз чугун из нашей руды взял, которая гораздо лучше была. Расплавил его в вагранке, слил через летку из копильника расплав и стал ждать искр и пламени… Ну и дождался. Побулькало немного все – и застыло к чертовой матери! Весь конвертер тоже пошел к ней же, лишь чугун еще сгодится на переплавку! Вот и гадаю теперь, что делать.
– Так разница только в руде была? – подал голос Вячеслав.
– В ней, родимой… – кивнул кузнец. – И ведь весь чугун из руды нашего болотца на загляденье вышел! На пилораме зубчатый рельс ходит как часы – ни трещинки, ни выбоинки. Я на пробу две чушки расколотить попытался. Из отяцкой руды одна лопнула от усилий моих, а из нашей – хоть бы хны… А вот почему он не дуется, никак не пойму!
– Потому что! – хмыкнул Вячеслав. – Неужели не понятно? Или тяжелее тот чугун, или вязче. Если дело иной раз не получается, то бестолковым что надо делать? Точно! Прыгать на месте, пока мозги на это самое место не встанут.