«Я же так весь коттедж разнесу!».
Дверь, вначале показавшаяся заклиненной, со следующего толчка повторила судьбу окна, только в собственной интерпретации. Она очень изящно раскололась в местах крепления петель к коробке, но не зависла, как в замедленной съёмке, а стала очень медленно и плавно отлетать от своего законного места куда-то на лужайку, ближе к гаражу. В голове пронеслась дурная мысль о возможном гендерном различии дверей, и что, вот ведь, какая любящая Входная понеслась стремглав к Гаражной въездной… Поэзия прямо. Похмельная.
Деревянносоструганные Сапфо и Родопа с замочными скважинами, не менее. Ключ от коттеджа подходил к обоим замкам. Стоя в утерявшей полотно дверной коробке, я хмыкнул вслух, глядя на этот ключ, висевший на специально прикрученном для него крючке рядом с вешалкой. Да уж. Кому нужны ключи? Сью говорила, что это у меня пунктик такой, типа легкой повернутости на ключах. И вправду, для каждого из них в моем доме есть свой крючочек, она была не так уж и не права. К черту Сью. Пришлось даже уговаривать себя: «Пойдем-ка, дорогой ты мой, Патрик Стюарт, дойдем до Миры с Джагдашем. Пока ты вообще с ума не спрыгнул. Пойдем, Пит. В домашних тапочках. И пижаме. Пока не воссоединились влюбленные двери».
Зачем-то пальцем тронул острую щепку, торчащую из дверной петли, и удивился глубине укола. Боль отрезвила мгновенно. Эти галлюцинации опасны! Так что, аккуратненько, Пит, аккуратненько. Четыре ступеньки от двери на площадку перед домом. Нормально, тапочки выдерживают. Кто бы мог подумать, что нежным домашним тапочкам придется вышагивать по шершавому жгучему асфальту вокруг клумбы? Но переобуваться и вправду было страшно – пальцы на правой ноге до сих пор ныли от боли. Представляю, что бы случилось, если бы я попробовал обуть армейские берцы. Или, хотя бы, туфли. Так, а вот это – сюрприз…
Медленно падающая дверь коснулась уголком травы газона, отделяющего асфальтированную дорожку от дома, но не остановилась, как бы ей следовало, вспахав несколько сантиметров, а стала едва заметно изгибаться, вибрировать, явственно ломаясь через каждый дюйм, но одновременно с тем вгрызаясь глубже и глубже в почву зеленой лужайки. Выглядело это все так, как будто при падении она весила несколько тонн, а не была собрана из брусков и фанеры. И входила в почву под газоном, как раскаленный нож в масло. Небыстро, но уверенно. Ломаясь на щепки в процессе. Это было страшно, но за сегодняшнее утро страшного случилось слишком много, и я уже перестал бояться. Перегорел, что называется. Зато боялся кто-то другой. Входная дверь в гараж оказалась открытой, искореженной в районе замка, и оттуда, из глубины помещения раздался дикий сумасшедший вой.
Я осторожно заглянул в гараж, сопровождаемый надоевшим, изрядно усилившимся свистом и едва смог остановиться в домашних тапочках. Было такое впечатление, будто тело несут вперед инерционные силы, какие испытываешь, например, когда сбегаешь по крутой лестнице.
Краем глаза заметил, что моя единственная гордость, любимый шестицилиндровый мотоцикл «Кавасаки» лежит на боку. Почему? Я уронил взгляд на визжащую в углу кучу тряпья. Из нее высовывалась черная рука, прикрывающая то, что должно было быть головой. Странно, но я обрадовался – это был первый понятный звук за это утро, если не считать дикого картонного шипения, сопровождавшего с самого момента пробуждения.
– Кто ты?
– Чувак, отвали! – простонал кто-то из кучи тряпья. – Ты сдох, чувак! Все сдохли! Ты зомби! Вали отсюда!
– Так. Орать прекращай. И объясни, кто ты такой и что делаешь в моем гараже?
Впрочем, последний вопрос был явно излишним, поскольку закрывавшая то, что должно было быть головой, черная рука держала ключи от моего «Кавасаки». Ворюга!
– Давай, вставай. И ключи повесь на место, вон, на тот крючочек. Вставай!
– Все сдохли! Чувак, ты правда, не зомби? Смотри, весь мир не шевелится!
– Шевелится. Только медленно. Вставай, говорю.
Я посмотрел сквозь проем гаражных ворот на висящую над куполом птицу и отметил изменение положения крыла. Птица, несомненно, летела. Только летела настолько медленно, что за все это время сделала только половину взмаха.
– Не, чувак, ты правда, не дохлый? Мы не сдохли? Че это за дерьмо?
– Живой я, живой. Меня Пит зовут. Ты вот кто?
– Квик.
– А, если по-человечески?
– Алонзо. – сообщил темнокожий тинейджер, одетый в изрядно поношенные джинсы и вытянутую майку. – Алонзо Мозли. Квик – потому что шустрый, кликуха такая. Привык я к ней. – он снова встрепенулся. – Не, мы точно, не сдохли? Вот дерьмо!
– Говорю ж тебе, живые все. Ключи на место повесь, пожалуйста.
– Пожалуйста. – Квик изобразил презрительную гримасу, но все-таки вернул ключи от мотоцикла на положенное им место.
Мы вышли из гаража, даже не попытавшись поднять мотоцикл – после опыта с окном и дверьми я просто побоялся к нему прикасаться. Честно говоря, это единственная дорогая вещь в доме. Моя мечта, моя свобода. Ничего, кроме мотоцикла, не дает сказочного ощущения полета над трассой.
– Вот дерьмо! – снова выругался Квик.
– Чего ругаешься-то?
– Все стало замерзшим дерьмом! И жрать охота!
Я тоже чувствовал все усиливающийся голод, да и похмелье никуда не делось. Оно просто спряталось на время в какой-то дальний уголок мозга, а теперь снова всплыло сжимающей голову резиновой лентой. Холодильник помочь нам был не в состоянии – он пустовал.
– Пошли в бар. Мне пиво нужно. – предложил я.
Алонзо оживился.
– Бар – это круто. И пиво – тоже круто. Погнали!
Я только удивился, насколько молчалива совесть у этого чернокожего парня, только что пытавшегося угнать мой мотоцикл. Квик довольно улыбался и излучал полное радушие и уверенность. А ведь несколько мгновений назад сидел, зажавшись в угол, и визжал, как перепуганный щенок.
– Пошли.
3
Наученный горьким опытом, я попробовал очень аккуратно прикрыть дверь гаража. Буквально усилием одного пальца. Она сначала не желала сдвигаться с места, но постепенно, словно нехотя, стала менять свое положение. Сразу же отпустил палец, но дверь и не подумала останавливаться, а продолжала безумно медленно ползти дальше, будто обладала огромной инерцией. Следить за ней – все равно, что смотреть на минутную стрелку.
– Это какое-то инерционное поле, – забывшись, пробормотал я вслух, рассматривая свою руку. – Или даже темпоральное. Но уже чересчур фантастично…
– Ты о чем, бро? Какое поле?
– Инерционное. Это не мир замедлился. Это мы с тобой, дорогой ты мой брат по разуму Алонзо, ускорились! Давай-ка, вспоминай, как это все случилось!
– Ну, как… Да вот так это дерьмо и случилось. Двери открыл, гляжу – нехилый аппарат стоит. Ключики вот они. Только хотел ключи в мотоцикл воткнуть да по газам отсюда, как сзади что-то полыхнет зеленым. Я только и успел подумать, что хозяин меня… ну, типа ты, битой приложил по кумполу. Или чем еще похлеще. И вырубился сразу. Очнулся, а тут двери летают… – он потёр коротко стриженную, кучерявую шевелюру на затылке и смешно, как-то по-детски сморщил нос.
Странно, но никакой злости к воришке я не чувствовал. Может быть, именно потому, что кража так до конца и не состоялась?
– Эй, бро. Я так и не понял. – на лице парня появилось задумчивое выражение. – Ты говоришь, что это все нормально, – он неопределенно мотнул головой куда-то в сторону. – Вот эти вот все зомби, будь они не ладны! Они, значит, нормальные. А мы, по-твоему, стали ненормальными?
– Что-то нас ускорило, понимаешь? Мы стали двигаться и жить быстрее, а остальные люди живут нормально, как и прежде.
Квик остановился и тупо уставился на меня.
– Нормально!.. Сказал тоже! – он недоверчиво усмехнулся и, вдруг схватив меня за руку, потянул за собой.
Мы быстрым шагом пересекли улицу. Квик вцепился в рукав, словно боясь, что я испарюсь, и он останется один на один с этим странным миром. Алонзо явно направлялся к коттеджу Майкла и Мигеля. Майкл работал в соседнем отделе. Они там как раз занимались обслуживанием ускорителя. А Мигель был его другом. Ну, в общем, они давно жили вместе. Мигель в молодости играл за Аризонских Кардиналов1 и знал много спортивных баек.
Мы завернули за угол и оказались, аккурат, возле открытого гаража Майкла. Судя по мизансцене, тот как раз выгнал из него «Мустанг» и что-то оживленно пытался втолковать Мигелю, вышедшему проводить его на работу. Трудно сказать, что эту парочку связывало. Майкл был занудливым педантом. По слухам, сослуживцы его сторонились, да и мое общение с соседом ограничивалось сухим приветствием при встрече.
Квик несколько раз с задумчивым видом обошел обе застывшие фигуры. А я не удержался и улыбнулся. Выглядели они и впрямь комично. Майкл с сердитым видом что-то выговаривал возвышающемуся над ним на две головы Мигелю. Взмах руки бывшего спортсмена позволял предположить, что он от чего-то отказывается, либо не согласен. Но, поскольку этот взмах выглядел бесконечно растянутым во времени, могло показаться, что Мигель хочет ударить Майкла.
Наконец Квик перестал нарезать вокруг них круги и остановился.
– Вот гляди. – он шагнул вперед. – Я иду, а этот стоит. И рот как дурак разинул. (Майкл тем временем опять начал бесконечно медленно раскрывать рот.) А ты говоришь «нормально».
– Ну и что же? Просто мы очень быстро двигаемся и чувствуем. Поэтому нам кажется, что все другие неподвижны.
– Все это странно, бро…
– Ладно, пошли куда шли, я тебе по дороге попытаюсь все объяснить.
Мы пошли обратно в сторону бара Василя, и я с умным видом принялся растолковать Квику тот раздел классической физики, который трактует вопросы движения и скорости.
– Абсолютной скорости не бывает, понимаешь? Скорость тела высчитывается относительно другого объекта, который мы условно считаем неподвижным. По каким-то причинам, изменилась наша скорость относительно Земли. А у других людей она осталась прежней. Поэтому нам и кажется, что они стоят на месте…
Квик взглянул с подозрительностью человека, которому на распродаже пытаются всучить просроченный товар.
– Вот представь себе, например, что ты едешь в автомобиле со скоростью шестьдесят миль в час. – на всякий случай взглянул на реакцию спутника, надеясь, что тот успевает следить за объяснением. – Представил?
– А какой автомобиль? – вдруг спросил он.
Теперь пришла моя очередь тупо смотреть на Алонзо.
– Ну, это смотря какой автомобиль. – солидно произнес парнишка. – Если это какой-то древний корвет, то да. Больше и не выжмешь. – Квик мечтательно почесал затылок, – А вот если Стингрэй си-севен этого года выпуска, то тогда не меньше ста пятидесяти.
– Ладно, – ничего не оставалось, как принять правила игры. – Пусть будет сто пятьдесят миль в час. Но это будет скорость машины относительно земли, верно? – в ответ Алонзо пожал плечами. – А если рядом с твоей машиной идет другая, со скоростью скажем сто сорок миль в час, то относительно нее твоя скорость будет уже только десять. Правильно?
Он нахмурил лоб и засопел, усиленно соображая:
– А на спидометре?
– Что – на спидометре?
– А спидометр сколько показывает?
– На спидометре твоего Стингрэя си-севен будет, конечно, сто пятьдесят. Но ведь это относительно земли…
– Ну, вот же, сто пятьдесят! А ты говоришь – десять. – он усмехнулся, как человек, окончательно посрамивший противника.
Я было уже собрался начать новое рассуждение, но увидел, что парень не испытывает ни малейшего интереса к предмету разговора.
У случайного знакомого полностью отсутствовала способность абстрактно мыслить. Он совершенно не понимал элементарных вещей и, похоже, думал, что его пытаются обвести вокруг пальца.
Когда мы почти поравнялись с моим домом, оказалось, что в голове парнишки все же происходила какая-то мыслительная работа.
– Значит, мы быстро, а они медленно?
– Кто «они»? – спросил я.
– Ну, вообще… Это. – он обвел рукой широкий круг, показывая, что имеет в виду все, что видит вокруг, а, возможно и человечество в целом.
– Конечно, гораздо медленнее, чем мы.
Квик задумался:
– Выходит, что им нас не поймать?
– Не поймать, – ответил я неуверенно. – А зачем, собственно, нас ловить? Никто и не собирается скрываться.
Алонзо засмеялся, взглянув с хитрецой, выдал:
– Вау, да это ведь круто, чувак! Мы самые быстрые в мире! – и потом продолжил без перехода: – Только мы ж собирались пойти пожрать.
Поразительно, как быстро менялось настроение случайного знакомого. Идея была здравой, но для ее реализации не хватало самой малости.
– Сейчас, только переоденусь и бумажник возьму. Как видишь, я еще в пижаме и не имею привычки набивать ее карманы деньгами на сон грядущий.
– Ну, давай тогда шустрее, бро! Я тебя вон там, на качелях подожду.
Шустрее не получилось. Процесс снятия пижамы напоминал раздевание в бетоне: та часть ткани, что касалась тела, скользила свободно, но как только отдалялась хоть на миллиметр, становилась все непослушнее и дубовее. Я физически ощущал, насколько далеко простирается это непонятное инерционное или временное поле, захватившее в плен родную телесную оболочку. Буквально, сантиметров на пять, не больше. Тем не менее, изрядно помучившись, все-таки смог избавиться от пижамы, хотя и порвал ее в нескольких местах. Шорты пришлось вначале прижать к ногам, и уже потом постепенно вползать в них. Подобным же образом поступил с майкой – предельно осторожно, но чертыхаясь, на чем свет стоит. Даже целую одел, не порвал. А еще хотел в Аляску переезжать. Случись такая фигня на Аляске – вот бы я замаялся теплую куртку и ботинки одевать. Столь же осторожно обойдясь с легкими кожаными мокасинами, удалось почти безболезненно обуться. Уже привычно-тягучий процесс извлечения бумажника из спортивной сумки не занял много времени.
Квик терпеливо ждал возле качелей, стоящих на границе газона и пешеходной дорожки. Качели эти остались от прежних владельцев коттеджа, но я не спешил их убирать. Мало ли чего случается, говорят, дети – штука внезапная.
– Они не качаются. – завидев меня, обиженно бросил Алонзо: – Дерьмо! Они не качаются. Я люблю качели!
– Я тоже люблю качели, Квик!
– Дерьмово, что они не качаются, но это круто – быть таким быстрым. Смотри, чувак! – и он помахал у меня перед носом пластиковой карточкой.
– Платиновая, понял? И этот лох на ней код написал, запомнить не может! – презрительно воскликнул Квик, кивнув головой в сторону улицы. По проезжей части со скоростью улитки мчался серебристый «Понтиак» с откидным верхом. Седой, импозантный мужчина легко и уверенно вел машину одной левою, а правой держал за руку сидящую рядом девушку. Ее ярко-рыжие волосы трепал встречный ветер, но для нас она была практически неподвижна.
– Ты их ограбил, Квик?!
– Так этот лох ничего и не заметил. Смотри, он даже не видит меня! – Алонзо подошел вплотную к кабриолету и помахал рукой перед глазами водителя. Тот не пошевельнулся.
– Квик, ты не понял. Зачем их грабить? Ты же вор! И ни капли не стыдно!?
– А ты попробуй, бро, не воруя, вырасти в черном квартале. – внезапно ощерился парень, и я понял, что говорить с ним на эту тему бесполезно. Совершенно другая мораль. Другие устои и взгляды. Но, кроме Квика на данный момент поговорить было вовсе не с кем. Придется терпеть его общество. Вот уж повезло, так повезло.
– Пошли в бар, – сказал я, и Квик с легкостью согласился, мгновенно сменив настроение на благодушное и почти дружеское:
– Точняк, погнали, бро! А то уже кишка кишке бьёт по башке! – он заразительно засмеялся, и мы двинулись в сторону висящей над куполом энергоустановки птице.
За все это время она успела сделать несколько взмахов крыльями – отметил я. Если бы точно знать – сколько, то ее можно было бы использовать как импровизированные часы. Субъективно, по моим ощущениям, с момента пробуждения прошло максимум полчаса. Во сколько же раз мы с Квиком движемся быстрее всего остального мира? В триста-четыреста? Где-то так получается. А сколько тогда энергии тратим? Ах, вот она в чём, причина этого дикого голода…
Бар Василя в это время уже открыт – сотрудники нашего института частенько забегают в его кондиционированный уют на утренний кофе. А перебравшие вчера по поводу какой-то там Сью – на утреннее пиво. Я тихонько усмехнулся. Все недавно случившиеся в личной жизни перипетии внезапно отошли на второй план, исчезли куда-то. Какая там, к черту, Сюзанн? Она совсем ничего не значит! Вообще, весь мир ничего не значит! Остался только я и вот этот темнокожий дружелюбный воришка. Идет себе рядом, песенку насвистывает. Рэп похоже. Слава Господу, со слухом у него все в порядке, не фальшивит. И хоть как-то оттеняет этот уже привычный, бумажный шум ветра, сопровождающий сегодняшнее странное утро.