- Ладно, не заводись, - с благодарностью положила Тома свою ладошку на руку Яси, - все уже хорошо. Это же просто мальчишки. Глупые, самодовольные мальчишки. Вот представь, что этот Костя, размером с палец, стоит сейчас у тебя на ладошке и, так же, надуваясь, поет всякие пошлости тоненьким писклявым голоском. А ты его, хвать, и сжала. А он выпучил глаза, моргает ими, а ничего сказать уже не может, только рот как рыба открывает. А ты все сжимаешь руку и сжимаешь и спрашиваешь его "Ну як, допомоглы тоби хлопчыку твои нимци?" Представила?
Яся представила и, не сдержавшись, прыснула. За ней прыснула Тома. Злость мгновенно улетучилась и заменилась весельем.
Девчонки, оглянулись, увидели, что мальчишки уже скрылись за изгибом берега, и, не сговариваясь, выскочили из платьев, в одних купальниках, с визгом и брызгами с разбегу бросились в море.
А море, теплое и ласковое Азовское море, с любовью приняло их в свои объятья.
Тот же день. Там же. Полночь.
К ночи ветер усилился и начал трепать занавески через полуоткрытую балконную дверь. Тени от нее метались, образуя загадочные фигуры, быстро и неслышно пробегающие по потолку. Где-то рядом, практически неслышимый, но от этого не менее противный, тоскливо выл на одной ноте недобитый комар.
Несмотря на плотный и вкусный ужин, усталость после купания, и все дневные переживания и события, Тома все никак не могла уснуть. Луна, отражаясь от окна балконной двери, казалась глазом чудовища, заглядывающего в комнату и выискивающего жертву. Тома встала, чтобы закрыть балконную дверь и усмирить пляшущие занавески, тем самым прикрыв ими, нахально пялящуюся на нее, луну, но не удержалась и вышла на балкон.
Теплый ветер, уже несущий в себе легкую прохладу ночи, как будто караулил ее. Резким порывом он проник под взметнувшуюся ночную рубашку и прохладным языком прошелся по всему ее телу от коленок к груди. Тома вздрогнула, инстинктивно прижала рубашку к телу, зажала ее коленями, и, даже, чуть попятилась назад, но тут же остановилась, отпустила рубашку и шагнув вперед, с удовольствием подставляя тело ночному ветру.
Под антрацитом непривычно черного неба, усеянного удивительно яркими звездами, высоко в небе висела луна. Под ней, переливаясь всеми оттенками от темно-синего до черного, разбрызгивая капли серебра, разбившегося о море отражения луны, накатывали на берег волны. Движение их сопровождалось мягким рокотом, переходящим в недовольное шипение после встречи с берегом.
В доме оказалось две спальни. Обе на втором этаже, поэтому девочки, почувствовав неожиданную свободу, легли спать каждая в своей спальне. Для Томы это было непривычно. В предыдущие годы, когда они однажды тоже вместе ездили на море, они спали вместе в одной комнате. Тома улыбнулась, вспомнив, как они, тесно прижавшись, мелко дрожа, рассказывали друг дружке страшные истории про черную руку и прятались, от нее же, обнявшись, под одеялом. Радость от свободы, а также от известия, что операция у дяди прошла успешно, внезапно прошла и Томе стало одиноко. Как там Яся? Ощущает ли она те же чувства? Прошла ли и у нее эйфория от свободы и вседозволенности? Тома была уверена, что Яся уже спит, но ей, непонятно почему, все равно захотелось оказаться рядом с ней. Тома вышла из комнаты и, стараясь идти бесшумно, она прошла по коридору к спальне Яси и остановилась у полуоткрытой двери. В отличие от ее спальни, в спальне Яси было тихо. Балконная дверь была закрыта, занавески задернуты, но, даже сквозь задернутые занавески, луна топленым молоком заливала постель Яси.
На душе Томы стало тепло и, уже не чувствуя себя одинокой, она собралась развернуться и выйти, как вдруг заметила шевеление под простыней Яси. Первой мыслью у нее было, что это паук, и она чуть было не завизжала, но тут же поняла, что это не паук, это пальчики Яси, ритмично и еле различимо движутся под простыней.
Ноги Томы вдруг ослабели, а сердце бешено забухало в груди. Она попыталась попятиться, но у нее ничего не получилось. Беззвучно зажав рукой рот, замерев, она неотрывно следила, как ритм колебаний руки Яси стал нарастать. Внезапно рука Яси остановилась, от кровати донесся еле слышимый стон, а тело Яси задрожало и выгнулось.
Тут Тома с беспощадной ясностью поняла, что если она сейчас скажет хоть слово, хоть как-то выдаст себя, то ее многолетней дружбе с Ясей придет конец. Они больше никогда не смогут, не то, что разговаривать друг с дружкой, они даже не смогут больше посмотреть друг другу в глаза. Ноги ее вдруг ожили, и, сделав быстро и бесшумно шаг назад, она отошла от двери Ясиной спальни и на цыпочках прокралась в свою спальню.
Как можно быстрее она запрыгнула на свою кровать, задрав при этом рубашку себе практически до груди, но, даже не заметив этого, тут же укрылась одеялом с головой и со всей силы зажмурила глаза. Сердце бешено колотилось у нее в груди. Она почувствовала как, непонятно откуда взявшийся пот, прямо стекает по ее груди, а ноги стали ватными и начали мелко дрожать. Она опустила руки, попытавшись остановить дрожь ног, и, вдруг, с удивлением, почувствовала, что пальцы ее коснулись чего-то мокрого. "Неужели я описалась?" - промелькнула мысль, от которой она поежилась и покрылась мурашками. Преодолев внутреннее сопротивление, она понюхала пальцы и расслабилась. Это было не то, что она подумала. Это было что-то совсем другое. Пахнущее совсем по-другому. От этого запаха, почему-то, сладко заныло внизу живота. Тома отдернула рубашку, крепко зажала ее ногами, повернулась на бок, засунула голову под подушку и постаралась уснуть. Удивительно, но ей это удалось.
Вторник, 23 августа 1977 г, утро
Свист, возникший непонятно откуда, проникал в голову, всверливался через глаза, вызывал резь и жжение и сверлил уже затылок изнутри головы. Тома открыла глаза и поняла, что режет глаза ей не свист, а солнце, отражающееся от стекла балконной двери. Но, свист, резкий и продолжительный, вдруг снова возник, и она поняла, что он раздается снизу, с улицы.
Тома встала, протерла заспанные глаза, накинула халат и выглянула на балкон. Внизу, засунув самозабвенно пальцы в рот, предавался художественному свисту их вчерашний знакомец. Двое других стояли невдалеке, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Рядом хлопнула балконная дверь и на соседний балкон вышла не менее заспанная Яся. Тома взглянула на нее, почувствовала, что краснеет, отвернулась, и, чтобы скрыть эту свою реакцию, крикнула вниз:
- Ты чего рассвистелся шантрапа?
- Вставайте граф, рассвет уже полощется! - ответил, широко улыбаясь, Костя. - Вернее графиня!
- Какая я тебе еще графиня? А ты, что, грамотный, да? Визбора наслушался и теперь считаешь, что можешь всех по утрам будить?
- Все, девушки, хватит пререкаться, нас ждут великие дела! - ответил Костя, как бы даже не замечая возмущения Томы. - А именно рыбалка! Вставайте и собирайтесь, пока клев не кончился!
- Я сейчас дядю позову! - пригрозила Тома.
- А нету никакого дяди, - весело ответил Костя. - Увезли дядю.
И, заметив, что Тома недоуменно смотрит на него, добавил:
- Разведка донесла. Ну Танька, внучка бабы Мани сказала. И то, что уже нормально все с дядей, тоже сказала. Ну хватит вам уже межеваться. Быстро одевайтесь и на выход!
- А поехали! - вдруг сказала, сладко потянувшись Яся. - Что нам целый день на пляже валяться? Скучно же.
И улыбнулась Томе, радостно и светло. Тома с трудом перевела взгляд на Тому, вспыхнула, но потом, встряхнув головой и как бы прогоняя этим глупые мысли, тоже улыбнулась ей и повторила:
- А поехали!
Волны мягко качали проплывающую мимо берега лодку.
- Вот это левиафан! - восхищенно проговорила Яся, глядя из-под руки, приставленной козырьком к голове, на лежащий на берегу скелет огромной рыбы.
- Белуга, на берег выкинулась. Давно уже тут лежит. Птицы уже и склевали ее всю - ответил Пузан, презрительно отвернувшись от, так поразившего Ясю, зрелища.
Костя и Лохматый синхронно опускали в воду весла. Мышцы упруго перекатывали по Костиному телу, заставляя Тому смущаться и отворачиваться. В отличие от Яси, которая сидела в купальнике, Тома платье не сняла. Дело было не только в смущении. В отличие от Яси, на которую загар ложился великолепно, и которая уже сейчас была практически не отличалась от мальчишек, Тома загорала плохо и часто сгорала и облезала на солнце.
- А ты ловила, когда-нибудь, рыбу? - спросил у Томы Костя. Почему-то он обращался практически исключительно к ней. Причем видно было, он не игнорирует Ясю. Так же с улыбкой, отвечал и ей, но обращался исключительно к Томе. Ей это, в какой-то мере, нравилось. Она чисто по-женски чувствовала его интерес к себе.
- На рынке покупала, - ответила та, отрицательно качнув головой. - И как мы ее будем ловить?
- О! - ответил Костя, - Существует множество способов не только отъема денег, но и ловли рыбы. Во-первых, ее можно ловить руками...
- Как это? - пораженно обернувшись, перебила его Тома.
- Я тебя обязательно научу, - пообещал, улыбнувшись ей Костя. - Видела, на набережной, там много камней в воде. Так вот бычки прячутся между камнями. Нужно нырнуть, засунуть руки в проход между двух камней и ловить их руками. Главное не боятся глаза в воде открыть. Одной рукой затыкаешь один выход, а вторую суешь и хватаешь, как только почувствуешь шевеление под рукой. Только быстро надо хватать, а то они юркие, выскальзывают, навык надо иметь. Потом ловить можно на удочку, как мы обычно делаем. Дело трудное, требует упорства и, не побоюсь этого слова, мастерства. Вам вряд ли понравится сначала. Еще можно ловить сетью. Но это уже профессиональная ловля.
- Что предпочтете? - теперь уже Костя повернулся к Ясе и посмотрел ей прямо в глаза, понимая, что без ее согласия, ни один из вышеперечисленных вариантов не реализуется.
- Никогда не понимала, как можно сидеть весь день с удочкой, - пожала плечами Яся. - То ли дело шахматы. Так что мы, - сказала, переглянувшись с Томой, - предпочитаем профессиональную рыбалку, сетью, - и выразительно повела взглядом по лодке, в которой отсутствовала сеть.
- Ну что же, сетью, так сетью, - нимало не смутился отсутствию сети в лодке Костя. - Только мы сами не потянем сеть, ее очень тяжело вытаскивать. Вот за тем мысом сейчас должен ловить рыбу дядя Семен с командой. Они никогда нам не отказывают. Правда, за это дают только бычки, тараньку себе забирают. Так что едем, будет вам профессиональная рыбалка...
Вторник, 23 августа 1977 г, вечер
Ноги гудели, руки ныли, плечи нестерпимо жгло. Ладони, непривычные к канатам саднили. На кухне стояли, дожидаясь бабы Мани, две сумки наполненные бычками. Несмотря на то, что весь день Тома не снимала платья, и даже заходила в нем в море, ей все же, не удалось уберечь от ожогов плечи. Яся обеспокоено потрогала ее лоб и сказала:
- Да у тебя, я гляжу, температура. Как же так? И что, за бабой Маней бежать?
Дверь скрипнула, и в комнату вошел запыхавшийся Костя.
- Никакой бабы Мани! - авторитетно заявил он. - Сами лечиться будем. А ну скидывай платье!
- Что? - вскинулись практически одновременно обе девчонки.
- Совсем оборзел? - c угрозой добавила Яся.
- Давай снимай, - мягко, но решительно повторил Костя. - Ну что, я тебя в купальнике не видел, что ли? Лечиться будем. У нас все так солнечные ожоги лечат.
- Это как? - спросила уже Тома.
- Кефиром, - торжественно ответил Костя, - универсальное средство!
Он открыл сумку, достал из нее бутылку кефира, свернул с нее крышку и протянул Ясе:
-На, бери, намазывай сама, если мне не доверяете. Только учти, дело тонкое, требует навыка и опыта.
Яся посмотрела на багровые плечи Томы и заметно побледнела.
- Томочка, давай пусть он. А? Ну, раз он умеет. Я боюсь даже прикасаться к тебе. Ну, снимай, не упрямься. Ведь надо, что-то делать. Да ты, не бойся, я же рядом. Я, если, что, сразу ему шею сверну.
Тома, шипя через стиснутые зубы, и постоянно замирая, все-же стянула с себя платье.
- Ложись солнышко сюда, - Костя похлопал ладошкой по кушетке, - не бойся, сейчас станет легче.
Тома, с видимой опаской, все же умостилась на кушетке.
- Вначале может быть больно, - предупредил Костя, - надо будет потерпеть, - и начал, поглаживая, наносить кефир на плечи и спину Томы.
Тома зашипела, стиснув зубы, потом замолчала, потом умолкла прислушиваясь к себе.
Сначала было больно. Но, потом, по мере того как кефир покрывал ее тело, боль начала уходить, жжение уменьшилось, а поглаживания вызывали уже не боль, а даже какое-то непонятное щекочущее удовольствие, отдающееся звенящей сладостью где-то глубоко внутри. Тома почувствовала, как уплывает куда-то вдаль, из которой ее с трудом вырвал голос Кости:
- К утру уже будет терпимо, но, уверен, о море завтра можно даже не мечтать. Поэтому утром отлеживаетесь, высыпаетесь до обеда, днем вешаете сушиться бычки, ну и жарите их. Поверьте, вкуснее свежих жареных бычков тут почти ничего нет. А вечером мы едем на ставок с ночевкой.
- Это еще, на какой такой ставок? И что это за ночевка такая? - хмуро глянула на него Яся.
- Друган у меня есть. Корефан. В селе живет. Тут не далеко, час езды автобусом. У них там рядом ставок. Так там такие раки! Закачаешься. Вот я сказал, что вкуснее свежих жареных бычков ничего нет? Так я соврал. Вареные раки, с солью и укропчиком, да еще и с пивом они вкуснее! Проверено.
И добавил, заметив, как неуверенно переглянулись между собой девчонки:
- Да вы не бойтесь, у Михи жена есть. Этим летом женился. Сначала к ним заедем, поужинаем. Я вас с прабабушкой Килей познакомлю. Уж она у вас все о вас выведает! Вы в болгарском селе были когда-нибудь? Что такое болгарское гостеприимство знаете? Поверьте, ни русское гостеприимство, ни украинское ему в подметки не годятся. Тебя там все просто любят. Для них прямо праздник, когда к ним приезжаешь в гости. А ужинали когда-нибудь, когда на столе все свое? И хлеб, свой, испеченный в печи, и лапша самодельная, масло собственноручно взбитое из молока выдоенного своими же руками, сыр из того же молока сделанный, яичница из яичек из-под своих курочек, колбаска из своего кабанчика? А вино свое пробовали? Которое, только для себя, из своего же виноградника сделано? Если не пробовали, то, гарантирую, на всю жизнь запомните, потому, что вкуснее вина не бывает. А потом они, с женой, с нами тоже на ночевку поедут. А там у нас целая культурная программа будет. Ночью спать не будем. Сначала ловля раков, рыбу поудим, костер разожжем. Потом раки варим, с пивком. Будем лишать их панцирей и хвостов. Вам, как гостьям, разрешается клешни не высасывать. Все хвосты ваши будут! Уступим! Я научу, как раки есть надо. А в полночь идем в посадку, там колхозная пасека. Миха сказал, что дед Матвей заболел, и ее никто не охраняет. А вы пробовали мед прямо с улика? Не тот, скачанный, на рынке. А вот прямо с воском, чтобы его еще отсасывать пришлось? Перед этим конечно медленно опустив его в воду, чтобы пчел не покусали. Ну а потом, часа в два ночи, идем на другую сторону ставка. Там ждановские землю арендовали, и кавуны выращивают на продажу. Знаете что такое кавуны? Ну, арбузы, по-вашему. Пробовали, среди ночи, кавуны есть? Не купленные на базаре, а добытые в ночной вылазке? Прямо с поля. Вокруг темнота, тишина, только кузнечики поют и жадное чавканье. Вкусные они там, уписаться можно! Ну и, в завершение, если сил хватит, спускаемся вниз по речке. Там колхозные виноградники. Там собака есть, но, Миху она знает, и на него лаять не будет. Пошлем Миху за виноградом. Более вкусного я не пробовал. Березка называется. И дамские пальчики тоже там есть. Вкус у него там уникальный. На рынке такого не бывает. Только для своих держат. Зуб даю. Ну, что, девчонки, поехали? Не забздите? - в самом конце, он попытался взять их на слабо.