С Оскаром Штерном удалось познакомиться в ресторане, в том самом, где его видел состоящий на дотации у Братства платный осведомитель.
Эстер уселась за столик неподалеку от Штерна. Отметила соответствие внешности фигуранта с фотографией. Узколицый высоколобый блондин с блеклыми, «рыбьими» глазами навыкате. И при охране: трое неброско одетых сосредоточенных молодчиков за соседним столиком. Эстер привычно поймала заинтересованный взгляд в вырез черного с блестками вечернего платья. Ответный взгляд, поощрительная улыбка, и Штерн поднялся, пересек разделяющее их столики пространство, резко склонился в полупоклоне, выпрямился.
— Вы танцуете?
Эстер улыбнулась, кокетливо опустила глаза:
— Немного.
— Позвольте вас пригласить.
Потом было обязательное в подобных случаях шампанское и не менее обязательные комплименты. Букет кремовых орхидей, небрежно, сдачи не надо, купленный у разносчика цветов, и предложение прокатиться по ночному городу.
Джип с охраной исправно следовал за вишневым «Ягуаром» Штерна. Аргентинские танго сменяли друг друга в динамиках, Буэнос-Айрес сопровождал музыку неоновыми вспышками с витрин ночных ресторанов и баров, поддувал в раскрытое пассажирское окно теплым ласковым бризом. Эстер, откинувшись на сиденье, старалась выглядеть расслабленной и томной. Любопытно, пригласит он на чашечку кофе, предложит взглянуть на картины, выкурить сигариллу с травкой или полюбоваться видом из окна… Предыдущий фигурант предлагал посмотреть аквариумных рыбок, тот, который был до него — послушать пение декоративного гарцского роллера. Заинтригованная Эстер была несколько разочарована, обнаружив, что за экзотическим названием скрывается обычная яично-желтая нахохлившаяся канарейка.
— Ко мне или к тебе?
Эстер едва удержалась от гневной отповеди. Штерн даже не стал утруждаться выбором предлога, он сделал ей предложение так, будто она — шлюха. «А я и есть шлюха», — через мгновение осознала Эстер. Дешевая потаскуха, да что там, вообще бесплатная. Правда, за удовольствие клиентам в результате приходится платить неизмеримо больше, чем им обошлась бы любая, самая элитная и дорогая проститутка планеты.
— Как хочешь, милый.
— Тогда к тебе.
— Прекрасно. У меня уютный номер в «Империале».
Выбранный вариант устраивал Эстер больше, чем противоположный. Осложнений возникнуть не должно, а случись они все же, покинуть гостиницу можно через черный ход, минуя охрану, которая наверняка будет отираться в холле.
— Ты останешься у меня на ночь, милый?
— Посмотрим.
— В зависимости от того, понравлюсь ли я тебе? — Эстер кокетливо улыбнулась.
— Угадала.
— Ты не очень-то приветлив, милый.
— Прости, — Штерн впервые за всю поездку улыбнулся. — Проблемы в бизнесе, никак не могу расслабиться.
— Расслабиться я тебе помогу, котик.
«До чего же роль шлюхи пристала, прилипла ко мне», — отстраненно думала Эстер. Или, скорее, не шлюхи — распутной девки. В России, откуда родом ее мама, для таких существовало хлесткое слово б-дь. Эстер передернуло, отвращение к тому, что предстоит сделать, смешавшись с отвращением к себе самой, захлестнуло ее, прокатилось от сердца к горлу и хлынуло в гортань, едва не вызвав рвотный спазм. Эстер подавилась воздухом, задохнулась, закашлялась.
— Эй, что с тобой?
— Ничего, милый, — Эстер справилась с дурнотой, отдышалась, утерла губы носовым платком. — Мы скоро приедем?
— Через пару минут. Ты в порядке?
— Да, котик. Ты скоро убедишься, что я в полном порядке. Ты будешь доволен, милый.
Штерн действительно убедился, что Эстер в порядке, довольно скоро и остался доволен. Она явно ему понравилась так же, как понравился смешанный ею на скорую руку коктейль. Его Эстер разливала в бокалы из миксера на глазах у Штерна. И содержимое бокалов ничем друг от друга не отличалось, если не считать мгновенно растворившейся в одном из них ампулы с экстрактом ликориса.
Через пару часов гость ушел, договорившись на прощание о новой встрече. Еще через полчаса ночной портье вызвал для Эстер такси. В аэропорту она взяла билет на ближайший рейс в Бразилию и к рассвету высадилась в Рио. Прямой на Тель-Авив улетал в три пополудни, так что Эстер успела перекусить и отоспаться в ближайшем отеле. Самолет ушел в Израиль по расписанию. Он едва преодолел первую четверть пути, когда в Буэнос-Айресе скоропостижно скончался гражданин Германии Оскар Штерн.
3. КРЕОЛ
Креолу сразу не понравилась эта группа, с первого взгляда. Не понравились ни угрюмые, небритые разбойничьи рожи, похожие друг на друга так, словно все пятеро были братьями, ни скупая, куцая, сдобренная сквернословием речь, ни манеры и разболтанная походка старшего, звероподобного громилы, назвавшегося Леоном.
Группу, однако, подбирали работодатели, и жаловаться Креолу не пристало: за те деньги, что ему платили, приходилось работать со всяким сбродом, и приходилось не раз.
Креол поборол раздражение. В конце концов, дело одноразовое: он проводит операцию, обеспечивает безопасность и отход, остальные лишь выполняют приказы, большого ума для этого не надо. Работать с профессионалами, конечно, надежней, чем возглавлять банду недоумков, возможно и слыхом не слыхавших о дисциплине, однако выбирать не приходится.
— Как тебя называть, босс? — поинтересовался Леон, одного за другим представив своих людей.
— Креолом.
— А имени что, у тебя нет?
— Вам оно ни к чему. Так что можешь считать, что нет.
Имя у Креола было. Диего Энрикеса произвели на свет в Барселоне, и родители его были чистокровными каталонцами. Кличка пристала в мадридской тюрьме для несовершеннолетних, где Диего отбывал трехлетний срок за драки и поножовщину. Кличка прижилась, и когда Энрикесу присуждали следующий срок, на этот раз за грабеж, в полицейских документах он уже значился как Креол.
Был Диего плечист, смуглокож, кучеряв и откровенно красив. А также неглуп, изворотлив, хладнокровен, мастеровит и рукаст — одинаково умело управлялся и с плотницким рубанком, и с бандитской выкидной навахой. Эти качества довольно скоро оценили серьезные люди, и, отбыв второй срок, в тюрьму Диего Энрикес больше не возвращался. Серьезные люди пристроили его к делу. Поначалу использовали как боевика в мелких операциях, связанных с подпольным игровым бизнесом. Диего умело страховал букеров, владельцев мелких тотализаторов в портовом квартале в Малаге, так же умело сопровождал инкассаторов с выручкой и выбивал долги из нерадивых игроков. Креола заметили, оценили и стали поручать дела посложнее. Затем сделали командиром мобильной группы, а потом и доверили разработку самостоятельных операций.
Престиж и авторитет Креола в криминальной среде неуклонно рос, а затем выбрался и за ее пределы. К Диего начали обращаться за помощью люди, с уголовщиной напрямую не связанные. И он в меру сил своих помогал — после разработанных и проведенных им операций клиенты оставались довольны. Гонорары росли, вместе с ними росли репутация и известность, вскоре обратившиеся в признание. Креол покинул Испанию, жить на одном месте он перестал, передвигаясь по миру туда, где требовались его таланты.
На этот раз таланты понадобились в Голландии, где компания, занимающаяся сбытом белого порошка, не ужилась с властями. По слухам, дела там были серьезные, но подробности Креола не интересовали, вникать в профессиональные трудности распространителей героина он не собирался. Задача стояла вполне конкретная, и он намеревался ее решить, невзирая на обстоятельства.
— Значит, так, парни, — сказал Креол, в очередной раз оглядев группу. — После операции нам придется отсидеться месяц-другой в глуши. Может, и дольше. Никаких кабаков и девочек, только москиты, змеи и подобная дрянь. Кого-нибудь это обстоятельство не устраивает?
Судя по выражениям угрюмых рож, обстоятельство не устраивало никого. Вслух, однако, ни один из пятерых недовольства не высказал, и Креол продолжил:
— На время операции дисциплина беспрекословная. Вы четверо подчиняетесь Аеону, он — лично мне. Это касается всех, без исключения. Вам понятно?
— Ясно, босс, — за всех ответил Леон. — Не волнуйся, ребята в порядке.
— Что ж, прекрасно. Приступаем.
4. ПАВЛОВ
Павлов пересек школьный двор и вошел в здание. В вестибюле, прямо за порогом, лежала мертвая девочка. Метрах в пяти еще одно тело — мальчик. Обоим лет по двенадцать. Павлов остановился.
— Сюда. — В двери спортзала появилась фигура с пистолетом в руке. — Тебе сюда, нейтрал.
Павлов вошел в зал и сразу увидел еще одно тело, на этот раз женщины в спортивном костюме. «Учительница», — понял он и перевел взгляд на группу детей в дальнем углу под присмотром двоих раскосых крепышей. Оба были при оружии. Еще двое вальяжно расселись на матах и покуривали. Судя по запаху, гашиш или анашу.
— Значит, так, нейтрал, — приблизился к Павлову расхристанный узкоглазый парень с красной повязкой на лбу. Руки у него заметно тряслись, и дергался нервно кадык. — Нам нужен катер. Канистры с горючим, чтобы хватило доплыть до Шри-Ланки. Семьсот тысяч баксов в мелких купюрах, хотя, если пожелаешь, можем запросить больше. И штурман.
— Хорошо, — сказал Павлов спокойно, — отпускайте заложников. Штурманом буду я сам.
Он вернулся в Сингапур на следующий день. Взял литровую виски и заперся в гостиничном номере. Эти пятеро бежали из местной тюрьмы. Перебили охрану. Захватили школу. Еще несколько жертв там.
Павлов откупорил бутылку, на скорую руку нарезал местный невкусный хлеб, вскрыл банку с консервированной ветчиной. Оставил все на столе и отправился мыть руки. В ванной взглянул в зеркало. Его передернуло — в глаза смотрел неопрятный, мрачный седой старик. Даже не седой — сивый. Одутловатое морщинистое лицо, мутный взгляд, выдающийся вперед «волевой» подбородок зарос трехдневной щетиной. Некогда могучие плечи тяжелоатлета, призера чемпионата России по боксу во втором полусреднем, поникли и стали покатыми. Ворот рубахи засален — он даже не удосужился переодеться после катера. Ты опустился, сказал себе Павлов. То, чем ты занимаешься, превратило тебя в урода. Во всех смыслах.
Надо завязывать. Прежде всего с выпивкой, а потом и с этой паскудной работой. Ему еще нет сорока пяти, он обеспечен, вполне может прожить безбедно до старости. И беззаботно…
Не может, осознал Павлов через секунду. Уже не может. Работа въелась, впиталась в него. То, что когда-то было вызвано местью и ненавистью, а потом чувствами справедливости, причастности и благородства, перекроилось в нечто другое и перекроило его под себя. Оно, это нечто, не было справедливым. И благородным тоже не было. Оно было… Павлов стиснул зубы, мучительно пытаясь найти нужное слово. Коммерческим, понял он наконец. Братство Нейтралов стало коммерческим предприятием. Бизнесом для тех, кто его возглавляет. А может, и не стало, а было всегда.
Пока расправлялся со спиртным, Павлов старался не вспоминать. Какое-то время ему это удавалось, но потом прошлое все же пробилось сквозь выставленные сознанием блоки и вторглось в настоящее. Десять лет назад самолет, на котором Марина с Леночкой возвращались из отпуска в Египте, был захвачен террористами. Они потребовали посадки в Йемене и освобождения дюжины подонков из тюрем пяти стран. Им отказали. Самолет упал в Бискайский залив. Так Павлов стал вдовцом. Бездетным вдовцом. Через два месяца он вступил в Братство.
Девять лет Павлов проходил первую ступень — стадию исполнителя — и за это время отправил на тот свет дюжину фигурантов. Всех мастей. Немногие исполнители его профиля доживали до второй ступени — стадии нейтрала. Павлов дожил, и теперь его жизнь стала гарантией жизней заложников. Братство не прощает. Убившие нейтрала подписывают себе смертный приговор. Этот приговор приводится в исполнение братьями первой ступени. Всегда.
5. ЭСТЕР
— Хорошо сработала, девочка. — Координатор Улыбнулся, выбил тонкую арабскую сигарету из пачки, вопросительно посмотрел на Эстер.
— Спасибо, — поблагодарила она и отрицательно покачала головой. — Я почти не курю.
— И правильно. — Координатор прикурил, выпустил кольцо дыма. — У меня для тебя хорошая новость, девочка. Твоя кандидатура утверждена. Первая же открывшаяся вакансия — твоя.
— Спасибо, — вновь поблагодарила Эстер. — Чудесно, просто замечательно.
Она вовсе не была уверена в том, что подняться на вторую ступень чудесно и замечательно. Так же, как и остаться на первой.
— Я вижу, тебя что-то тревожит, — заботливо сказал Координатор. — Не хочешь поделиться со мной?
Вопрос был формальным. Делиться с Координатором Эстер была обязана, для того и проводились ежемесячные контрольные встречи. Координатор был ее прямым начальником, хотя Эстер не знала даже его имени. Устав Братства предписывал не иметь тайн от начальства — ни связанных с работой, ни личных.
— Я часто задаю себе один вопрос, — задумчиво сказала Эстер. — Сказать по правде, он не дает мне покоя в последнее время.
— Что за вопрос? — нахмурился Координатор.
— Стоят ли жизни заложников того, чтобы отдавать за них наши.
Координатор поперхнулся дымом.
— Ты считаешь, мы платим за справедливость слишком большую цену?
— Я не уверена. Я вступила в Братство для того, чтобы отомстить за погибшую семью и препятствовать появлению новых жертв. За это я была согласна пожертвовать, если нужно, собой. Отомстить мне удалось, хотя и не прямым виновникам гибели детей и мужа. Что же касается воспрепятствования… — Эстер замялась.
— Ну-ну, — подбодрил Координатор. — Говори.
— Мне перестало казаться, что результаты нашей деятельности справедливы. И что они гуманны, тоже перестало.
— Вот как, — Координатор удивленно поднял брови. — Почему?
— Мы, спасая жизни одних, отнимаем их у других. А эти другие отнимают у нас. И не только жизни, честь тоже.
— Понятно. — Координатор закурил новую сигарету, откинулся на спинку кресла. — Давай начистоту, девочка. Ты слишком близко к сердцу воспринимаешь свою специализацию. Тебе наверняка кажется, что ты превратилась в доступную женщину, в проститутку. И пример Юдифи, покаравшей Олоферна, тебя больше не устраивает. Ты перестала ощущать себя современной Юдифью, не так ли?
— Так, — Эстер кивнула. — Я зачастую бываю противна самой себе.
— Ладно. — Координатор поднялся, затушил сигарету. — Ты устала. Это работа, Сестра Мизрахи. Смотри на это просто как на работу, забудь жертвенность. Грязная работа, противная, но кто-то ведь Должен ее делать. Братство спасает жизни. Тысячи жизней, десятки тысяч. Да, через устранения, через грязь, через кровь, но спасает. Знаешь, почему мы существуем? Потому что нас боятся, только потому. Любой подонок в любой стране знает — он может сбежать от полиции, увильнуть от мести дружков, скрыться от правосудия. От Братства — не может. Где бы он ни был и кто бы он ни был, мы не остановимся ни перед чем, пока не найдем его, стоит ему перешагнуть нам дорогу. Мы пожертвуем последним Братом или Сестрой, но воздадим по делам его. Мы — сила. Мощная, неумолимая, грозная. Возможно, самая грозная и неумолимая за всю историю тайных организаций. И ты, девочка, и я — часть этой силы. Мы — избранные. У нас есть работа, у каждого из нас. И какая бы трудная, грязная или отвратительная она ни была, мы вместе делаем правое, святое дело. Понимаешь ли ты это?
Эстер кивнула. Она понимала. Большей частью. Абстрактно. Когда это не касалось ее. Распростертой под очередным сопящим и хрипящим фигурантом. Который через сутки станет покойником, потому что он — часть ее правой, святой работы.
— Ступай, Сестра Мизрахи, — Координатор распахнул входную дверь, улыбнулся. — Подумай над моими словами.
Эстер покинула конспиративную квартиру, взглянула на часы и заторопилась. Она уже опаздывала на встречу с Моше, а он с его пунктуальностью опозданий не признает. С Моше Эстер познакомилась случайно, на вечеринке у знакомой. Он был широкоплеч, улыбчив и ясноглаз, с классическим библейским лицом, правда, в отличие от бледных лиц патриархов, едва не черным от загара. Еще Моше был щедр, дарил огромные, едва помещающиеся в руках охапки цветов, водил Эстер в недешевые рестораны и не давал ей заснуть до утра, оказавшись в одной постели. Она не знала, ни где Моше живет, ни чем занимается, да ее это и не интересовало. Замуж за него Эстер не собиралась и была уверена, что женитьбу на ней он не планирует тоже.