Справившись с готовкой, убираю за собой. Покормив малышку, возвращаюсь в свою комнату. Осмотрев свой гардероб, понимаю, что идти-то мне сегодня на работу не в чем. Нужно срочно заняться стиркой.
– Морковка, давай я тебе дам раскраску и карандаши. Ты порисуй немного сама, а мама быстренько сделает одно важное дело, и мы сможем пойти с тобой погулять на площадку, – присев перед дочкой на колени, спрашиваю ее.
– Холошо, – кивает с серьезным видом. – Договолились, – вздохнув, усаживается за стол. Не могу удержаться от улыбки: маленькая, а уже такая рассудительная.
Оставив Сонечку, увлеченную картинками, отправляюсь в ванную. Следующие двадцать минут в усиленном режиме застирываю вещи. Делаю это вручную, дабы не разбудить шумом машинки старуху. Да и не любит она, когда я пользуюсь ее техникой. Сразу посыплются упреки.
Справившись со стиркой, выхожу во двор повесить белье на просушку. У нас дом небольшой, построенный еще в хрущевские времена, балконы у всех маленькие – вот и сушат белье все по старинке, на веревках во дворе.
Поздоровавшись с выходящим из подъезда соседом, дядей Пашей, заканчиваю свое занятие. Расправив на веревке последнюю футболку, подхватываю с земли тазик и вдруг слышу громкий плач своего ребенка. С замершим от испуга сердцем стрелой взлетаю на наш этаж. Вбежав в квартиру, на ходу сбросив тапочки в коридоре, несусь в комнату. От увиденной картины буквально сатанею.
Над сидящей за детским столиком горько плачущей Соней возвышается старуха. Крепко схватившись за ручку малышки, тычет другой рукой в рисунок ребенка, ругая ее.
– Что ты орешь? Выродок! – кричит женщина, приходя в бешенство от истерики Сони. – Я тебя уму разуму учу, а ты вся в мать свою, – цедит сквозь зубы пропитанным злостью тоном.
Сорвавшись с места, отталкиваю старуху от дочки. Поднимаю ребенка на руки, отходя на пару шагов.
– Лейка, сволочь ты такая! – взвизгнув от моей наглости, кричит, как безумная. – Вот твоя благодарность! Да если бы не я, ты бы… – шипит старуха.
– Я помню все хорошо, не надо мне постоянно повторять, – рычу на нее в ответ. – Сгнила бы на панели, помню. Не трогайте ребенка! Не надо ее нервировать, – прижав малышку к груди, пытаюсь успокоить, поглаживая спинку. Только Соня начинает еще горше плакать.
– Да она у тебя невоспитанная! Ты ж ею совсем не занимаешься, идиотка! – кричит, яростно тыча пальцем в нашу сторону. – Что из нее вырастет? Она и карандаш-то держать не умеет правильно, – даже у меня, у взрослой девушки, глохнут уши от крика этой чокнутой, а ребенок, совсем испуганный, только и может, что тихонько всхлипывать, прижимаясь всем тельцем к моей груди.
– Т-ш-ш, малышка, не плачь. Мама рядом, – поглаживая Соню по головке, покачиваю в руках.
– Побойся Бога, ей и трех лет нет, зачем ей правильно карандаш держать?! – вернув внимание к старухе, шиплю сквозь зубы.
Я всегда стараюсь избегать стычек и ссор с ней, но когда речь идет о моем ребенке, я глотку ей перегрызу, но в обиду Соню не дам.
– Как можно быть такой дурой?! – кричит ведьма, надвигаясь на меня. – Детей воспитывать надо сразу! А тебе не надо ни черта! Кинешь ей эти карандаши, лишь бы тебя не трогала! Ты из нее урода морального вырастишь!
– Можно подумать, ты меня воспитывала?!!
– А кто тебя воспитывал, неблагодарная! Только толку! Выросла вертихвостка! Всю неделю шляешься по ночам, непонятно где, с дитем! Раз такая мать хорошая, разве не знаешь, что у ребенка режим должен быть? А ты ее таскаешь по вертепам.
– Я не в вертепах пропадаю, я на работу вышла, а Соня у подруги ночевала. Разве я могу ее на тебя оставить?
– О, я ж говорила: вертеп! – ухмыляется довольно. – Где ж еще ночью-то работать можно? Да и куда тебя возьмут, кроме публичного дома?
– Замолчи! – не выдержав, кричу на нее. Не хочу больше слышать ее, не хочу с ней говорить. Пока все нервы не вытреплет, не успокоится. Я знаю, чего она добивается. Доведет меня до истерики, а сама со спокойной душой уйдет в свою комнату. Эта женщина – настоящий вампир. И сейчас у нее наконец-то получилось вывести меня на эмоции.
– Говорила тебе, куда рожаешь, иди, аборт делай, дура! Не послушала, теперь расплачиваешься за отсутствие мозгов! – кричит она, пока я лихорадочно переодеваю малышку, намереваясь уйти из этого дома.
– Это не мозги, бабушка, это называется любовь. Соня – моя дочь, и мне плевать, как трудно будет в жизни, ни за что ее не брошу, – понимаю, что глупо что-либо отвечать ей, но не могу удержаться. Слезы душат от того, насколько несправедливы ее слова. Справившись с одеждой, беру дочку на руки и, протиснувшись между стеной и перегородившей путь бабушкой, выхожу в коридор. Но женщина и не думает отступать.
– Скажи спасибо, что я еще в органы опеки на тебя не донесла! – выскочив вслед за нами, кричит. – Шалава ты подзаборная! Если продолжишь в том же духе, сдам ребенка в детский дом, хоть там ее уму-разуму научат!
Не желая дослушивать ее оскорбления, выхожу из квартиры, от всей души хлопнув напоследок дверью. Внутри настоящее цунами: меня трясет, хочется зарыдать в голос. Остановившись на лестничной площадке, держу за руку Соню, прикрыв глаза и делая несколько успокоительных вдохов. Я знаю, что рыдать бесполезно. Пробовала, и не раз. Кроме больной головы, это не приносит ничего. Все, что я могу сделать – постараться поскорей заработать денег, чтобы сбежать из этой клетки. Больше мне надеяться не на кого. Так уж сложилось, что в этом долбаном мире никто никогда не заступится за меня.
***
– Алин, я приеду часа в два ночи. Вас уже не стану будить, заберу Соню завтра утром, – разуваю малышку в прихожей соседки. Алина кивает, но выражение лица у нее не слишком довольное.
– Лейла, сегодня без проблем, но имей в виду, на следующей неделе Витя будет дома. У него какие-то трудности с документами – будет их решать. При всем своем желании не смогу Соню оставить. Ты ведь знаешь мужа, – в ее голосе проскальзывает неловкость.
– Все в порядке, я что-нибудь придумаю, ты и так меня то и дело выручаешь, – улыбнувшись, благодарно сжимаю ее плечо. – Вот, держи, здесь ужин: тефтели с макаронами и немного фруктов, – протягиваю девушке пакет с приготовленной едой.
– Могла бы и не волноваться. Я бы покормила ее, – хмурится Алина.
– Это было бы совсем наглостью, – поцеловав малышку, отпускаю ее в комнату. Попрощавшись с соседкой, выбегаю на улицу. До смены всего сорок минут, а мне еще добраться надо.
***
– Привет, красотка! – как только я появляюсь в зале, приветствует меня Костя.
– Привет, прости, что не пришла пораньше, автобус задержался, – виновато улыбнувшись, проскакиваю в раздевалку. Быстренько переодевшись, закалываю волосы и возвращаюсь к бару.
– Я на улице сегодня? – спрашиваю Костю, занятого натиранием до блеска бокалов.
– Да, можешь пока пиво в холодильник убрать?
Распаковав коробку, начинаю выкладывать бутылки, параллельно с этим осматривая зал. Вокруг царит суета: все куда-то бегут, что-то делают. Даже танцовщицы во главе с Ликой сегодня стараются, как никогда. Репетируют танцевальные па, выбирают музыку.
– Черт! – раздается вдруг за спиной. Обернувшись, вижу опускающуюся на барный стул Элю. Выглядит женщина усталой. Сжав виски пальцами, окидывает нас с Костей хмурым взглядом.
– Все в порядке? – спрашивает Костя, как и я, удивленный ее видом. Скривившись, Эля вздыхает.
– Лейла, будь другом – сделай мне кофе покрепче.
Кивнув, ставлю бутылку на стойку и подхожу к кофемашине.
– Сахара сколько? – вспоминая печальный опыт с Рахмановым, решаю уточнить.
– Да расслабься, малая, – смеется Костя, подмигнув. – Эля – наш человек.
– Два сахара, – отвечает Эля. Отвернувшись, принимаюсь за приготовление напитка.
– Что-то случилось? – раздается за спиной голос Кости.
– Армагеддон случился, – голос Эли безнадежно расстроенный. – Не знаю, что делать. Поставщики подвели, не привезли костюмы, а гости уже через несколько часов будут здесь.
– Значит, мне не нужно будет надевать уродливую шляпу в виде клешни краба? – радостно восклицает Костя.
– Нет, – бурчит в ответ Эля. – Ну конечно, Костя, смейся-смейся, – произносит с обидой в голосе. – А из меня Назар всю душу вытрясет, даже Лика не усмирит его пыл, – закатывает глаза, а мне смешно. Представляю, как она будет его пыл усмирять.
– Стоп. Ну, можно же что-нибудь придумать? – задумчиво почесав затылок, говорит Костя. А я ставлю перед Элей заказанный кофе.
– А что за вечеринка? – спрашиваю ее.
– Хозяева крупной рыбной компании устраивают корпоратив. Весь обслуживающий персонал должен быть одет в специально заказанные костюмы. Мы с Назаром специально в Милан летали, к одному крутому дизайнеру, чтобы пошить эти чертовы костюмы. А поставщики застряли на таможне и раньше завтрашнего утра мне ничего не привезут. А на кой черт мне эти костюмы завтрашним утром? – взрывается ругательствами, но, повернувшись в сторону входа, вдруг резко отворачивается.
– Черт, Назар идет, – шипит она, едва ли не вжимаясь в стойку.
Замечаю только что вошедшего в зал Рахманова в сопровождении второго директора, того, кто принимал меня на работу. Мужчины о чем-то переговариваются, двигаясь по направлению кабинета. Взгляд сам собой цепляется за фигуру Назара. Не могу не восхищаться чувством вкуса и красотой этого негодяя. Какой бы сволочью он ни был, но при виде него каждый раз сердце в груди замирает. Сегодня на мужчине светло-голубые джинсы и белая футболка, обтягивающая его мускулистый торс, будто вторая кожа. На загорелой груди поблескивает какой-то кулон на золотой цепочке. Ей-богу, он будто звезда голливудская, сияет даже без солнца.
Артем Александрович исчезает в глубине коридора, а Назар останавливается. Будто почувствовав мой взгляд, внезапно оборачивается. Испуганно опускаю глаза, спрятавшись за спину Кости. Подсматривать за ним, пока тот не видит – это одно, и уже совсем другое – нарываться на новые шутки и обидные прозвища.
– Эля! – раздается его громкий голос. Испуганная администратор подпрыгивает на месте. – Пройди в кабинет, – бросает ей мужчина, а я облегченно вздыхаю, радуясь, что меня миновало счастье быть замеченной им.
– Ну вот, – вздыхает она огорченно. – И кофе перед смертью не успела выпить, – взяв со стойки папки с бумагами, сползает со стула и направляется к Назару, ожидающему ее. А мне вдруг так стыдно становится за свои трусливые мысли, за то, что, спрятавшись, я подставила женщину. Нужно что-то придумать, как-то помочь ей. В голове вдруг вспыхивает шальная мысль. А дальше действую на уровне инстинктов.
– Эля! – окликаю женщину. Обернувшись, оба шефа удивленно смотрят на меня.
– Мне нужно срочно кое-что вам сообщить, – произношу, не дыша от волнения, а потом поворачиваюсь к начальнику. – Добрый день, Назар Альбертович, – робко улыбнувшись.
– Привет, – бурчит, все еще не придя в себя от удивления.
– Сейчас? – спрашивает Эля, когда я возвращаю к ней взгляд.
– Да, это очень срочно, – сделав ударение на слове «очень». – По тому самому вопросу… – вкладываю во взгляд все красноречие.
Кивнув, Эля извиняется перед Назаром, пообещав быть в его кабинете через пару минут. Назар исчезает в глубине коридора, а я возвращаюсь к стойке.
– Что у тебя? – спрашивает Эля, недоуменно хмурясь.
– Мне кажется, я знаю, как спасти вас, – отвечаю, нервно заламывая пальцы. Клянусь, дико боюсь предлагать этот вариант, но другого выхода нет. Переглянувшись с Костей, Эля кивает, намекая, чтобы я побыстрей начала излагать свой вариант.
– А если нам нарисовать костюмы?
– Что? – восклицают в один голос Эля с Костей.
– Боди-арт. Давайте разрисуем всех в морской тематике. Можно девочкам надеть купальники и сделать рисунок, начиная от лица, по шее перейти на тело до пояса, – демонстрируя на себе руками. – Парней так вообще по пояс раздеть можно, – выпалив это на одном дыхании, замираю, ожидая ответа.
Эля молчит. Нервно постукивая пальцами по поверхности стойки, не сводит с меня хмурого взгляда.
– Задумка интересная, – вдруг произносит она. – Но кто это может сделать? Нужен художник.
– Я могу попытаться, – мой голос еле слышен от волнения. А когда на меня устремляется две пары удивленных глаз, и вовсе ноги дрожать начинают.
– Ты рисуешь? – спрашивает Костя.
– Да, но предупреждаю сразу, опыт боди-арта был всего пару раз, – спешу заметить. – Но у нас ведь вариантов немного. Вы же сами говорите, что Назар Альбертович будет очень зол, – поднимаю глаза на Элю. Кивнув в ответ, женщина спрашивает:
– Сколько тебе на это времени потребуется?
– Сколько у нас персонала? – пытаюсь подсчитать в уме, как правильнее распределить оставшееся до вечера время.
– Десять человек, плюс ты и Костя. Начало вечера в семь часов, – тут же отвечает Эля, открывая свой ежедневник, делает какие-то записи в нем. Посмотрев на настенные часы, совершаю в уме подсчеты.
– Тогда мне нужно начинать прямо сейчас, – вздыхаю, понимая, что одной мне справиться в кратчайшие сроки будет непросто. Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают.
– Так чего мы ждем? – разводя руки в стороны, спрашивает Костя.
– Мне нужно забрать краски из дома, – с ужасом думаю о том, что на дорогу уйдет добрых пару часов. Ведь автобусы не так часто ходят по этому маршруту.
– Костя, я зову Пашу, путь оставляет бассейн, заменит тебя, пока вы с Лейлой поедете за красками, – в голосе Эли и следа не осталось от волнения и неуверенности. Она снова решительная и жесткая начальница.
– Но у него закончилась смена, – хмурится Костя.
– Задержится, не умрет, – рычит в ответ Эля. – Быстренько возьмите все, что нужно Лейле, и пулей обратно, – командует она. – Кстати, если что-то купить нужно, я дам денег.
– Нет, у меня все есть, – качаю головой. – Единственное, если вам не сложно, погуглите картинки с боди-артом на эту тематику. Пусть каждый выберет, что хочет, чтобы мы не тратили на это время.
– Будет сделано, – кивает Эля.
***
– Мы поедем на нем? – не могу сдержать удивления при виде мотоцикла, к которому меня привел Костя.
– Да, если ты не против, конечно, – хохотнув, Костя вытаскивает из рюкзака мотоциклетный шлем и вручает его мне.
– А ты? – вертя в руках эту огромную штуку, смотрю удивленно на то, как, перекинув ногу через хромированного зверя, Костя заводит мотор.
– Я обычно один на нем гоняю и запасных шлемов не держу, – пожимает плечами, улыбаясь.
– Но это ведь небезопасно, – произношу испуганно. Костя делает знак, чтобы я подошла к нему. Выполняю его просьбу. Забрав из моих рук средство защиты, он надевает его мне на голову.
– Все будет в порядке, ты, главное, держись крепче, – подмигнув, одаривает меня сияющей улыбкой. Перекинув ногу, усаживаюсь на байк, радуясь тому, что благодаря этой круглой штуке на голове, не видно, насколько Костина улыбка смутила меня. Я буквально чувствую, как пылают мои щеки.
Костя срывается с места, а меня откидывает назад. Испуганно прижимаюсь к нему, крепко сцепив руки на талии мужчины. Чувствую себя чрезвычайно смущенно и неуверенно. А еще мне очень страшно. Но все эти ощущения не могут перебить страх того, что Костя может столкнуться во дворе с моей бабушкой. В это время она обычно сидит на лавочке вместе со своими подружками. Не дай бог, увидит меня, приехавшей на байке с мужчиной, всю голову мне проест. Всю дорогу лихорадочно обдумываю сложившуюся ситуацию. А когда Костя останавливается на перекрестке перед моей улицей, называю ему другой номер дома. Пусть лучше подождет меня в соседнем дворе.
– Приехали, – произносит он, затормозив у обочины. Спрыгнув с мотоцикла, вижу, что в нескольких метрах от нас в кругу подруг стоит бабушка.
Черт. От досады хочется расплакаться. Ну что за невезение такое? Заметив мое волнение, Костя смотрит в сторону женщин.
– Ты чего так распереживалась? – спрашивает, внимательно вглядываясь в мое лицо.
– Там моя бабушка стоит. Она очень строгая, и если увидит, что я на этом чудовище приехала, то будут проблемы, – вздыхаю огорченно, хватаясь за шлем, пытаюсь его снять. Но Костя убирает мои руки.