Тридцать, двадцать девять, двадцать восемь, двадцать семь…
– Это на подстанции, – задумчиво произнесла она. – Наверное, просто какой-то сбой.
– У моей подруги было «Совершенство», – сказала я. – В то время я не думала, что она несчастна.
– Извините, – ответила женщина. – Как ее звали?
– Рейна.
…Девятнадцать, восемнадцать, семнадцать, шестнадцать…
Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь еще, что-то банальное, но вместо этого обнаружила, что протягиваю ей руку, которую она пожала.
– Меня зовут Хоуп.
– Филипа, – представилась она. – А вы гораздо интереснее, чем пытаетесь выглядеть.
– А вы – совсем другая, чем думают о вас люди?
Она втянула нижнюю губу, подняла взгляд к потолку, словно выискивая яркую шелковую нить среди переплетений паутины.
– По-моему, именно так. В точности так.
…Шесть, пять, четыре…
До тетушки Лины – семь шагов, застежка у нее на шее несложная. Я тут недавно ночью три часа тренировалась на таком же замочке с закрытыми глазами. Между мной и целью – три человека, теперь – четыре, движение людей по залу играет против меня.
Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь значительное, однако в переплетении служебных коридоров и не очень надежно запертых дверей в подвалах отеля наконец-то взрывается мой небольшой кусочек пластита.
Взрыв не потряс здание, его энергии хватило как раз на то, чтобы разорвать кабели, к которым была присоединена взрывчатка. Мгновенно наступила темнота, как хватающие за горло руки. Пройдет всего несколько секунд, прежде чем кто-то заподозрит неладное, несколько минут – прежде чем инженеры обнаружат неисправность. Генераторы, когда я осматривала их во время ночных прогулок в одежде уборщицы, оказались сконструированными так, чтобы выдержать землетрясения и ураганы. Отремонтировать их будет нетрудно.
Вялая реакция в зале – вздохи и аханья, но никакого визга или паники. Отключения электричества случаются, всякое в жизни бывает.
Я поворачиваюсь, выставив перед собой руки, пока глаза привыкают к темноте, и иду на ощупь между шелком и бархатом, мимо кружев и жемчугов, и считаю шаги: пять, шесть, семь. Я не спешу, пока не провожу рукой по чьей-то талии и не слышу легкий вдох находящегося прямо передо мной незнакомого человека.
– Принцесса Шамма? – спрашиваю я по-арабски с унаследованным от матери выговором.
– Да? – отзывается дама.
Одну руку я кладу ей на запястье, крепко его сжимаю, а другой рукой легонько сдергиваю ожерелье у нее с шеи. Непринужденным, тщательно отработанным движением. Она удивлена, но лишь неожиданным прикосновением к своей руке. Глаз всегда следует движению большего по размеру объекта, тело всегда реагирует на более сильное ощущение – это известно любому фокуснику.
Я стянула бриллианты, отпустила ее запястье и ушла прочь.
Прошло целых сорок семь секунд, прежде чем тетушка Лины принялась истошно визжать.
Глава 10
Я не всегда была такой, как теперь.
Когда-то меня помнили.
У меня были друзья, семья, учителя и домашние задания.
В школе я училась не очень хорошо, и это было нормально.
С таким отношением ты никогда ничего не достигнешь, заметил учитель географии.
Это ведь не твой предмет, так? – вторил ему математик.
Просто выпиши эти слова!
Как-то раз, на уроке английского нам сказали, что мы должны минуту говорить на случайную тему. Вышедшая передо мной девочка, Эмма Аккрингтон, вытащила из шляпы на учительском столе бумажку с фразой «офисы с открытой планировкой».
– Я не знаю, что это такое, – принялась объяснять она, мучительно ломая пальчики перед жадно уставившимся на нее классом. – По-моему, это что-то типа офиса, ну, знаете, на открытом воздухе и все такое. Типа того, что все могут выйти на улицу, и там как бы есть животные, да? Ну, типа цыплят, коров и всего такого?
Все засмеялись, и она тоже, понимая абсурдность сказанного, а когда учительница вызвала меня выступать следующей, я все еще смеялась, а после не смогла и слова сказать на свою тему – выгул собак – из-за катившихся по лицу слез.
Повеселилась? – спросила учительница, велев мне остаться после уроков. А ты надеешься когда-нибудь совершить что-то достойное?
Достойность: нечто, передающее качественное состояние желательности или ценности.
Достойный: обладающий свойствами, заслуживающими действия или внимания.
Характеризуемый добрыми намерениями, но не располагающий к веселью.
Человек, знаменитый в определенных кругах или сфере деятельности.
Синонимы: добродетельный, хороший, этичный, высокопринципиальный, благонамеренный, благородный, праведный, уважаемый, сознательный, заслуживающий доверия, надежный, образцовый.
Антонимы: постыдный, недостойный. Никто.
Мне было пятнадцать лет, и когда я шла домой серыми зимними сумерками, то поняла, что недостойна ничего на свете.
Когда родителям пришел мой школьный табель, отец молчал. Я ждала, что он начнет орать, но он не стал. Мама же кричала на меня до слез. Кожа у нее была темная, цвета жженого красного дерева, уже поседевшие на висках волосы коротко острижены «под мальчика». Она надевала фартук с узором из морковок и цветной капусты, когда готовила, занимаясь этим пять вечеров в неделю, если только отцу не выпадала ночная смена, и тогда он стоял у плиты, прежде чем отправиться на службу. Когда мне было десять лет, мама сказала:
– Вот теперь-то ты научишься готовить!
И я поняла, что на эту тему лучше вообще не спорить. Моя мама, Ньяринг Эйн-Арден, координировала обслуживание посетителей в управлении по найму государственного жилья и прекрасно готовила, хотя больше всего на свете обожала сардины.
– Это же чудесно! – восклицала она. – Это же рыба в банке всего за шестнадцать пенсов!
Отец говорил, что познакомился с мамой на общественном мероприятии в нашем районе.
Мама смеялась и отвечала:
– Можно и так сказать!
Я не обращала на это внимания, как на глупую шутку взрослых, пока как-то раз моя тетя Кэрол не прошептала мне на ухо:
– Твоя мама прошла пешком весь Судан и Египет, потом дошла до Стамбула, откуда добралась сюда в кузове грузовика, а потом получила работу сортировщицы в гостиничной прачечной, но кончилось все тем, что ей пришлось просить милостыню, после того как ей сказали, что не могут платить иммигрантам минимальную зарплату. Твой отец подобрал ее, отправил на ночь в камеру, дал ей чашку чая и какую-то разогретую в микроволновке еду. Три года спустя она заведовала приемной в управлении по найму государственного жилья в центре города, а отец тогда только что получил сержанта. Он забыл о ней, но она о нем не забыла, это не в ее характере, и поэтому ему крупно повезло.
В тот год, когда я родилась, мамина сестра, оставшаяся в Судане, тоже родила ребенка и назвала его Сорроу. Моя мама, ничего не зная об этом, даже не ведая, что ее сестра жива, назвала меня Хоуп. Их семья принадлежала к племени Неур, но чтобы они сумели пробиться в жизни, мой дед настоял, чтобы все члены семьи выучили арабский в надежде на то, что когда-нибудь им удастся поступить на государственную службу. В поступлении туда им отказали, но мама пела мне колыбельные по-арабски, и ругалась по-арабски, и расхаживала по комнате, выговаривая мне слова сперва по-арабски, а затем по-английски:
– Ты станешь говорить на разных языках и получишь возможности, которые мне и не снились!
Ребенком я воспринимала подобные слова как порицание. Ей возможностей не выпало, и теперь она заставляла меня, свою дочь, жить той жизнью, прожить которую не смогла. Лишь после того, как я сама лишилась семьи, я наконец-то поняла, что она пыталась сказать.
– Для полицейского жениться на иммигрантке, особенно в то время, – задумчиво протянула тетя, – это о многом говорит касательно их любви. Однако твой отец всегда в первую очередь был хорошим человеком, а уже во вторую – полицейским. Вот почему он так медленно продвигался по службе. А твоя мама… она всегда верила в людей. Вот почему и назвала тебя Хоуп.
Глава 11
Я ухожу босиком после ограбления в Дубае.
Я не сразу покидаю гостиницу, а выжидаю. Исчезни я тотчас, кто-нибудь, набравшись терпения, мог бы просмотреть записи с камер наблюдения и сравнить, кто находился в зале, когда выключилось электричество, и кого там не оказалось, когда оно снова включилось. Сравнение выявило бы мое лицо.
У большинства полицейских служб не хватает времени, а время – деньги. Но полицией Дубая командует принц такой-то, являющийся родственником принцу сякому-то, и в то время как мелкая кража, потасовка, небольшое домашнее или сексуальное насилие могут пройти незамеченными из-за недостатка времени или желания ими заниматься, никто не смеет и пальцем тронуть члена королевской семьи.
Так что я стала ждать.
Бриллианты я положила в пластиковый пакетик и засунула его в бачок третьей кабины женского туалета на первом этаже. В голливудских криминальных картинах нескладный недотепа и его милый ребеночек случайно натолкнулись бы на украденные мной вещи. Следуют дежурные шуточки, обретается прежняя любовь, а я оказываюсь негодяйкой, возможно, роковой женщиной, поскольку для меня сюжетно невозможно быть никем иным, кроме как сексуальной хищницей или же вдохновительницей преступления.
К тому же, когда прибывает полиция, она сразу приступает к допросам гостиничного персонала, бесцеремонно хватая взрослых мужчин за шиворот, крича во все горло в лицо горничным-филиппинкам, а тем временем экспаты и высокопоставленные гости смешиваются друг с другом, шокированные и возбужденные, поскольку это самое захватывающее событие за долгое время, и еще многие годы они станут мусолить его за ужином.
Мужчина в вестибюле что-то ревет в телефон. Позади него стоит женщина, одетая во все черное, и наблюдает за происходящим с каменным выражением лица.
– На моем банкете, чтоб тебя! – визжит он в аппарат. – На моем банкете сперли ее бриллианты! Ты знаешь, что это для нас значит, ты знаешь, сколько мы потеряли?..
Двери лифта закрываются, скрывая его от моих глаз и обрывая истошные крики.
У себя в спальне я ложусь, спина прямая, руки на груди.
Дыши.
Раз.
Два.
Гляди на пляшущее на потолке отражение воды.
Дисциплина.
Каждый день: какая-то тренировка.
Каждый день: какое-то социальное общение.
Дисциплина.
Я закрываю глаза и дышу.
Глава 12
Меня забыли, когда мне было шестнадцать лет.
Почему именно тогда?
Родители меня любили, в этом не было ни малейшего сомнения. Но когда у меня родилась сестренка, она нуждалась в почти постоянном внимании. Крошка Грейси, которая в четыре года заразилась в детском садике корью от ребенка, чья мамаша считала, что прививки – это яд.
– Вот видите?! – орала она, когда мою сестренку с температурой сорок один увезла неотложка. – Ей сделали прививку, и что, помогла она ей?
Мне казалось, мама вот-вот ее ударит. Потом отец повез меня домой, а мама осталась дежурить в палате интенсивной терапии. Он едва не сбил велосипедиста, и нам пришлось минут десять подождать на полосе для общественного транспорта, пока отец отдышится и придет в себя.
Для диагностики кори врачей учат трем «К»: кашель, конъюнктивит и катар носа (для нас с вами – заложенный нос). Можно добавить еще одно «К» – коревую сыпь слизистых. Белесые очаги поражения на слизистой оболочке щек. Они появляются в виде маленьких белых точек, похожих на крупинки соли, на внутренних сторонах щек рядом с коренными зубами. Раннее их обнаружение может привести к быстрому диагностированию до того, как начнется общая интоксикация. Мы не смогли их быстро распознать, мы не знали, где искать.
При сорока двух градусах организм начинает разрушаться. Мне разрешили не ходить в школу, и я впервые не радовалась этому, потому что все тело у Грейси покрылось сыпью.
Прошло пятнадцать дней, прежде чем мою сестренку выписали домой. Через девять месяцев стало очевидно, что она получила поражение мозга. Мамаша непривитого ребенка пришла к нам через три дня после того, как мы забрали Грейси из детского садика. Она стояла на пороге, небольшого роста женщина в цветастом шарфе, и о чем-то тихо говорила с мамой. В конце разговора она заплакала, и мама тоже, хотя никто из них ни разу не повысил голоса. Больше я эту женщину никогда не видела.
По-моему, это началось именно тогда, в месяцы и годы, последовавшие за корью у Грейси.
Медленно, частичка за частичкой, я начала умаляться и исчезать, а мир стал забывать меня.
Глава 13
Спустя тринадцать часов после того, как я спрятала бриллианты в женском туалете, я вытащила их из бачка и выехала из гостиницы.
Автобус «Дубай – Маскат» представлял собой изящный пассажирский лайнер на колесах с кондиционером, двигавшийся с неизменно высокой скоростью посередине огромного пустынного шоссе в течение шести с половиной часов, два из которых ушли на перипетии пересечения границ. Эмиратские чиновники мельком взглянули на мой американский паспорт и не проявили ко мне ни малейшего интереса. А направлявшиеся в Оман индийцы и пакистанцы подвергались многочасовым досмотрам и опросам.
– Так каждый раз случается, – сказала женщина рядом со мной, деловито щелкавшая подсолнечные семечки, пока мы сидели на чемоданах у небольшого здания таможни. Она сплевывала шелуху в сторону и улыбалась мне редкозубой улыбкой. – Вам повезло, вы из богатой страны. Никому нет дела до того, чем заняты богатые. Анекдот хотите?
Конечно, почему бы и нет.
Она снова широко улыбнулась мне улыбкой «кошмар дантиста» и с жутким акцентом произнесла, растягивая слова:
– А дельфины что-нибудь когда-нибудь делают случайно? Нет! Они все делают с умыслом!
После чего смеялась, пока у нее по щекам не потекли слезы.
Автобус петлял по горному серпантину, по ничьей земле с пустыми дорогами перед границей с Оманом, где мы выставили свой багаж для досмотра. Никто не удосужился открыть пузырек с лосьоном от загара, где были аккуратно спрятаны бриллианты, натасканные на наркотики собаки не обнаружили ничего интересного, обнюхивая выстроившихся в шеренгу пассажиров. Офис оманской иммиграционной службы располагался в псевдоарабском здании, своей архитектурой обязанном больше Диснею, нежели Синан-паше.
– Вы одна? – спросил меня инспектор.
– Да.
– Вы замужем?
– Нет.
– У вас есть, у кого остановиться?
– Да.
– Но вы не замужем?
– Нет.
Он неприязненно скривил губы. Хотя я и была одинокой женщиной, но путешествовала общественным транспортом, и поэтому, не найдя достойных дипломатических причин для отказа, он выдал мне визу.
На дороге все было желтым.
Какое-то время я считала машины, затем считала кусты, а когда считать оказалось нечего, смотрела на песок и гадала, сколько же песчинок уносило в море каждый год, и можно ли из них выстроить пирамиду. Побережье Омана было перекопано и засажено жаростойкими темно-зелеными деревьями и полями чахлой, выгоревшей на солнце травы, но песок наползал на пороги домов в стоявших вдоль дороги городишках.
Слова, ассоциирующиеся у меня с Маскатом:
• Гостеприимный: заваленные мясом полки, улыбки на каждом шагу, слова «вы должны познакомиться с моей мамой», сказанные с искренней радостью.
• Жаркий: ветерок с моря, кажется, отскакивает от суши, а пустынный суховей обжигает спину.
• Разделенный: не столько город, сколько несколько городков, соединенных между собой забитыми транспортом дорогами, ведущими через горные перевалы.
• Единообразный: каждая улица должна соответствовать определенному стилю, каждое офисное здание выстроено по строгим архитектурным канонам.
Старый и новый: древние гобелены внизу, кондиционеры наверху. Голые ноги, покрытые головы. Окна с мавританским лиственным орнаментом, украшенные куполами крыши, город одновременно полный очарования и абсурда.