Еще три или четыре часа назад они не планировали чего-либо подобного тому, что сейчас должно произойти. Но ситуация резко переменилась. Случилось то, что случилось: обратно пленку уже не отмотать. Экспромты не очень хорошая штука, особенно в здешних краях. Но иногда приходится соображать и действовать так быстро, как это только возможно.
Мужчина стал медленно поднимать ствол, снабженный коллиматором, выцеливая зверя. Увидев, что это за особь, он невольно сглотнул слюну… Это же левиафан, а не Ursus maritimus!.. Никогда еще не доводилось здесь видеть таких огромных полярных медведей! В сравнении с этим экземпляром местные шпицбергенские медведи, даже матерые самцы, выглядят медвежатами-двухлетками…
Медведь не привстал и даже не сиганул в сторону. Но продолжал размеренно трусить в том же направлении, что и прежде. Показалось даже, что он никак не реагирует на появление двуногих на мотоповозках. Притом что ближний к нему находился – вот прямо сейчас! – всего в полусотне шагов…
Палец лег на спусковой крючок! Выпущенная с такого расстояния «улучшенная» пуля Бреннеке, если угодит в голову, с большой долей вероятности убьет даже такого гиганта. Но стоит только чуть промахнуться… От подранка, да еще такого гиганта, можно ожидать любых неприятностей.
Остальные двое тоже вытащили из чехлов ружья. У этих были карабины, снабженные оптикой. Не очень-то годились они для охоты на такого зверюгу! Разве что только для подстраховки.
Те несколько секунд, что были отведены на изготовку и прицеливание, истекли. Стрелок на мгновение заколебался, чего прежде с ним не случалось. А дальше произошло то, чего никто из двуногих вообще не ожидал.
Медведь, как казалось, направлялся в разрыв между двумя застывшими на льду залива скутерами. Тем, которым управлял Стрелок. И другим – что остановился у самого берега. Он был огромен, наверняка очень силен, но казался из-за своей неспешной валкой походки каким-то неуклюжим, неповоротливым…
Но первое впечатление оказалось обманчивым. Зверь стартовал так резко, что стрелок даже глазом не успел моргнуть! А когда он довернул ствол, целясь теперь в спину, в хребет, было уже поздно стрелять; зверь уходил в сторону берега крупными, просто-таки гигантскими скачками. Более того: он в какой-то момент попер прямо на тот скутер – и на его наездника, вооруженного карабином, – что остановился у берега. И если бы Стрелок спустил курок, он мог бы попасть в своего товарища…
Он так и не решился выстрелить. И все же неподалеку разок хлопнуло, отозвавшись дробным эхом – это их третий товарищ пальнул из карабина. То ли для острастки, чтобы напугать зверя и отвлечь от их товарища, на которого тот столь внезапно попер, то ли метясь непосредственно в самого этого зверюгу…
Стрелок, цедя ругательства под нос, сунул ружье обратно в меховой чехол. Уселся в сиденье, из-под полозьев резво стартовавшего скутера взметнулось облачко снежной пыли.
Остановившись возле перевернутого на бок снегохода, спрыгнул и подбежал к лежащему рядом с ним товарищу.
– Эй, Томас?! – крикнул он. – Ты как… живой?
Тот сначала перевернулся на живот. Затем, взявшись за протянутую руку, покряхтывая, поднялся на ноги.
– Ох… Сам не знаю пока! Кажется, цел…
К ним подкатил на сноускутере их третий товарищ. Они поставили на полозья опрокинувшийся «Поларис». Стрелок подобрал выроненный Томасом карабин, осмотрел оружие и сам определил его в специальный чехол, расположенный ближе к корме машины, за сиденьем.
– Ну и зверюга! – возбужденно сказал Томас. – Я думал, что он раздавит и скутер, и меня заодно! Едва успел отскочить…
– Скорее, отползти, – мрачно заметил старший. – Томас, никогда так больше не делай!
– Что? Не понял… А я-то в чем виноват? Если бы выстрелил, то мог бы попасть в тебя!
– Вот именно! Зря ты зашел к нему со стороны берега. Тем самым не оставил ему выбора… Вот он и ломанулся прямо на тебя! А из-за этого и я не смог в него прицельно выстрелить.
– Может, оно и к лучшему, – сказал их третий товарищ. – Как бы мы его дотащили до нужного места? Он ведь, пожалуй, центнеров пять весит! А то и поболее. Наши сани такой вес просто не выдержали бы. Пришлось бы запрягать скутеры «цугом» и волочь тушу по снегу. А это не есть good.
– Это ты по нему выстрелил, Пит? – спросил старший.
– Да, я. Но не уверен, что попал…
Они некоторое время вглядывались в серую муть, в которой скрылся так удививший их – и чего там греха таить, даже напугавший кое-кого – полярный медведь. Погода здесь переменчива, ранним утром мела поземка, потом вроде ветер поутих, а теперь хлопьями повалил снег. Световой день, если это можно назвать днем, пока еще короток. Он длится всего шесть-семь часов… Гора, похожая своими очертаниями на пирамиду, а также поселок у ее подошвы из-за начавшегося снегопада визуально не просматриваются. Расстояние до ближайших строений на берегу бухты отсюда примерно километров шесть. Это даже к лучшему, что погода испортилась. Те, кто остались в поселке, не смогут их увидеть. А учитывая, что ветер дует в сторону горловины фьорда, то и звук выстрела они тоже не могли услышать.
Старший стащил перчатку, отстегнул липучку, стягивающую манжету на рукаве комбинезона. Пальцы рук и полоска обнажившейся кожи на запястье сразу ощутили ледяное дыхание ветра… Он поднес к глазам запястье правой руки. Стрелки на фосфоресцирующем циферблате показывают половину второго дня. Старший едва пересилил желание вытащить из вшитого внутреннего кармана портативную «Моторолу», вызвать на связь вторую группу. Но нельзя… действует режим радиомолчания.
– Времени у нас в обрез! – сказал он, надевая обратно перчатку, а затем и краги. – На прошлой неделе я видел следы. Много следов!.. Чуть дальше, за мысом.
– Погода ухудшается… И видимость продолжает падать.
– Вы не на курорте, парни! Если не добудем зверя в течение сегодняшнего дня, максимум до завтрашнего полудня, то придется…
– То придется что? – спросил Томас.
– Мне даже не хочется об этом думать… По машинам, коллеги! И молитесь арктическим богам и самому О́дину, чтобы ниспослал нам сегодня удачу!
ГЛАВА 2
28 февраля
Рация ожила в седьмом часу утра. Это случилось как раз в тот момент, когда двое оставшихся на хозяйстве в поселке Пирамида сотрудников находились в одном месте. А именно в штабном вагончике.
Голышев, имеющий за своими плечами шесть сезонов в Баренцбурге и еще две зимовки в этом законсервированном еще в девяностых годах русском поселке, третьи сутки кряду практически не покидал выкрашенный в синий цвет вагончик. Именно он, Игорь Валентинович Голышев, мурманчанин, коренастый, плотный мужчина лет тридцати семи, бывалый полярник, являлся старшим смены. Из сотрудников к настоящему моменту при нем остался лишь Коля Пинчук – человек тоже довольно опытный, проведший на Шпице в общей сложности пять лет. Здесь, в «рубке», обогреваемой питающимися от дизель-генератора масляными батареями, находятся обе стационарные УКВ-радиостанции. Антенны вынесены на крышу большого отапливаемого ангара, внутри которого укрыта техника – бульдозер, бортовой самосвал, микроавтобус «Газель», а также несколько гусеничных вездеходов и мотосаней.
Здесь же, в ангаре, поставлены и вагончики для персонала компании «Арктикуголь», на чьем балансе находится этот поселок, прозванный норгами и туристами «мертвым городом». Две «квартиры» сейчас пустуют. Вообще-то на зимовку изначально планировалось оставить четверых сотрудников. И это должны были быть совсем другие люди. Но ближе к октябрю у начальства поменялись планы…
Примерно месяц назад, в конце января, у их третьего товарища неожиданно и очень некстати – а такие вещи всегда случаются некстати – открылась язва. Его пришлось эвакуировать из Пирамиды; за ним, благо погода позволила, прилетел вертолет из Баренцбурга. Замену пока так и не прислали. Вернее сказать, вместо заболевшего товарища, сотрудника компании «Арктикуголь», в поселок уже вскоре пришли своим ходом из Баренцбурга двое интересных мужиков. Прибыли почти налегке, с небольшим грузом на санях и рюкзаками (контейнер с какими-то грузами и приборами для этих двух и их коллег доставили сюда еще минувшим августом). Ребята серьезные. Тоже не из новичков. Наоборот, настоящие полярные волки. На Шпиц они наведываются регулярно, проводят здесь кое-какие исследования. По документам – ученые-гляциологи.
В академических изданиях соответствующего профиля и на сайтах с научной тематикой время от времени выходят материалы, подписанные их именами. Один из них – Антон Кривцов – даже имеет ученую степень, он кандидат естественных наук. Кто оплачивает эти их «научные экспедиции», от кого они получают не только гранты и соответствующее материальное и техническое обеспечение, но и инструкции, тоже вопрос интересный. Надо сказать, что в последние годы на Шпицберген в очередь, чтобы не слишком смущать и напрягать местную власть – про особенности здешней островной жизни разговор отдельный – то и дело наведываются группы такого рода «исследователей». Не только из России, но из разных стран, имеющих интерес к Арктике в целом и к данному архипелагу в частности.
Что касается россиян, то они, упустив многое на Шпице в девяностых, сохранили главное. А именно – поселки Баренцбург и Пирамида, а также права арендатора на застолбленные трестом «Арктикуголь» еще при СССР земли. На архипелаг, находящийся под юрисдикцией Королевства Норвегия, стали регулярно наведываться крепкие ребята в возрасте от двадцати пяти до тридцати с хвостиком лет. Некоторые, как эти двое, приезжают на Шпицберген с «научной целью» (о чем, согласно местным правилам, извещается сиссельман). Другие же включаются в штат одного из подразделений субарендатора и фактического хозяина значительной части архипелага треста «Арктикуголь». Либо прибывают на острова в качестве туристов, имея вольную – но формально согласованную с офисом сиссельмана – программу пребывания на Шпицбергене и свой маршрут, зачастую не совпадающий с заявленным по прибытии на архипелаг.
Так вот. С этими двумя довольно молодыми людьми – обоим лет по тридцать – и Голышев, и Пинчук знакомы давно и плотно. Игорь Валентинович Голышев, как старший, в точности знает, что это за люди, для чего они подготовлены и кто или что за ними стоит. Пинчук не столь хорошо информирован на сей счет, но и он – для себя – давно все понял. Конечно, не во все детали они посвящены, но это и незачем. Достаточно того, что они, двое оставшихся в поселке на хозяйстве сотрудников «Арктикугля», четко выполняют те инструкции, которые были получены ими еще до прибытия в поселок этих двух «ученых».
И еще один немаловажный момент. За «молчание», как и за такого рода сотрудничество, полагается прибавка к жалованью. Как бы кто ни любил Арктику и свое дело, материальный фактор тоже играет важную роль. В столь тяжелых условиях, как здесь, в отстоящем на сто километров от ближайшего жилья «мертвом городе», когда человек ежедневно рискует если и не жизнью, то здоровьем, мысли о солидной прибавке к положенной по контракту зарплате греют душу и здорово помогают переносить все тяготы и неудобства…
– Коля… ты слышал?! – свистящим полушепотом произнес Голышев. – А ну тихо! Не скребись там… Ша!
Пинчук замер у плитки. Застыл с зажатой в руке ложкой, которой он помешивал в кастрюльке. На завтрак Николай готовил густой супчик (из норвежских суповых пакетиков и тушенки), ну а сало уже было порезано на кусочки и выложено на тарелку. Лицо его было красным, даже багровым, так, словно он только что вышел из бани. В действительности же Николай почти два часа кряду убирал снег возле ангара. А затем еще проехался на скутере по заснеженным улочкам поселка. Он лишь минут десять назад вернулся в ангар. Нахлестало ветром и снежной крупой так, что от пламенеющих после этих утренних работ щек можно прикуривать.
Из динамика рации, наряду с атмосферными помехами, и вправду временами слышались какие-то странные звуки… Явственно прозвучало несколько щелчков. Складывается впечатление, что кто-то – и именно на оговоренной заранее волне, поскольку у рации этой сотня каналов – пытается осуществить вызов… Голышев отключил кнопкой функцию «шумоподавление», тем самым увеличив дальность приема сигналов. Двое мужчин, замерев, провели еще какое-то время в ожидании, чутко прислушиваясь к звукам, но из динамика доносились лишь давно уже привычные уху едва слышные шорохи…
– Ну?! Слышал?! – первым нарушив тишину, спросил Голышев. – Кто-то явно пытался выйти на связь!
– А почему ты думаешь, что это – они?
– А кто же еще? Норги эту волну не используют.
– Это могут быть рыбаки. Или «торгаши», к примеру.
– В такое время года? Они сейчас жмутся к Нордкапу! Опять же, на дворе не лето и не осень, чтобы сигнал в УКВ-диапазоне за счет эффекта рефракции распространялся на большие расстояния.
– Ну… в общем-то, да. Странно… Я тоже слышал щелчки. Даже показалось, что обрывок слова прозвучал… Что-то вроде «али»… Или – «пали»…
Голышев одет в простеганный свитер, под который пододета водолазка с высоким глухим воротом. На ногах две пары шерстяных носков. Заходя в этот вагончик, они обязательно разуваются и надевают сухие, нагретые на масляной батарее носки (эта привычка перешла от норгов). Игорь Валентинович сидел за скругленным столом с аппаратурой, который они меж собой называют «терминалом». Он развернулся в кресле и посмотрел на товарища красными от недосыпа глазами.
– Я вот думаю… Может, того… рации «подсели»?
Пинчук пожал плечами.
– Сразу обе? Хм. На холоде все может быть. Но у них ведь есть запасное питание! И этот – он кивнул на чемоданчик с инмарсатовским спутниковым телефоном, – у них тоже имеется.
– Ну… это ж на крайний случай!
– А то, что они должны были вернуться еще позавчера, разве не «крайний случай»? Ты сам-то их вызывал, Игорь?
– Нет, не вызывал. Ты же понимаешь… – Голышев провел ладонью по заросшему щетиной лицу. – Люди ушли в «автономку». По своим секретным делам… Опять же, есть инструкции. Антон сам сказал, что свяжутся с нами, если потребуется… И что они выйдут на связь не раньше, чем пройдут на обратном пути отметку «Второй лагерь».
– Ну они ведь не зеленые пацаны! И не залетные туристы, чтобы не знать, что тут и как. Зря ты тревожишься, Валентиныч. То, что они в прошлый раз вернулись в поселок тютелька в тютельку, как обещались по срокам, еще ничего не означает. Сам же говоришь – «секретные дела» у них.
Пинчук включил электрочайник. Воду они топят не из снега, а изо льда, который нарезают электропилой на ближнем озере и запасают в виде ледяных блоков впрок. Снял с плитки кастрюльку с дымящимся супом, заправленным говяжьей тушенкой. Поставил ее на подставку – второй стол, используемый иногда как стол для совещаний, иногда для небольших застолий, а чаще как обеденный, расположен в дальнем от входа конце вагончика.
– Валентиныч, кушать подано! – Пинчук взял большую деревянную расписную ложку, невесть как попавшую сюда, и стал разливать густой суп по глубоким тарелкам. – Давай за стол, а то остынет!
Ели молча. Николай – с аппетитом, ибо навкалывался, организм требовал горяченького, жидкого, требовал калорий, желательно даже впрок. Игорь Валентинович, судя по мрачному виду, ел через силу. Не столько даже завтракал, сколько «питался». И то – день им предстоит, судя по всему, не из легких.
Питаются они здесь, надо сказать, не слишком разнообразно. Хотя продуктов сейчас в избытке, не то что в прежние годы. Есть полуфабрикаты – порционные стейки, филе трески, колбасы, вяленое мясо… Консервов всевозможных у них вдосталь. Даже мороженые фрукты и овощи имеются в кладовке, устроенной в контейнере, который служит им здесь складом для продуктов питания.
После того как они остались на хозяйстве вдвоем – «ученые» не в счет, у них свои заботы, – на готовку времени почти не остается. На Николае, почитай, все хозяйство сейчас держится. Он и электрик, и механик, и водитель, и просто мастер на все руки. Голышев, надо отдать должное, не строит из себя большого начальника. Тоже пашет, будь здоров. Он и на бульдозере частенько из ангара выезжает: в такую погоду, когда сыплет снег, они регулярно торят дорогу к центру поселка и сгребают снег с площадок впереди и позади ангара. А то потом, когда наметет, когда снег слежится, спаяется в ледовые наросты и наплывы, ты его ничем не возьмешь. Если не работать, не убираться, не чистить снег, то потом с техникой из ангара уже до поздней весны не выберешься…