Когда самолет поднялся в воздух, Валерий Косырев ощутил собственные, казавшиеся ему сейчас удивительно легкими тридцать лет. Подумал: все наконец позади, а впереди только долгие часы лета, сначала этим лайнером, потом рейсовым почтовым на Север и дальше — на вертолете вдоль побережья, до райцентра Охотоморск, где он теперь будет работать. Там его должен встретить Рузаев. Легкая вибрация самолетного корпуса нагоняла дрему. Тонкий холодок вентиляционной струйки, вспышки светового табло... Как бы придвигаясь и укрупняясь, вспоминалось детство в московском дворе, школа. Мечты матери о математическом факультете. Потом все сложилось по-иному; после смерти отца поехал на целину, затем армия, служба в милиции и одновременно учеба на вечернем отделении Академии МВД. На четвертом курсе ему довелось участвовать в поимке вооруженных преступников. Именно поэтому он сейчас майор, а не капитан.
Через восемнадцать часов, опускаясь на служебном вертолете на Охотоморский аэродром, он увидел внизу желтый милицейский газик, а рядом с ним — Рузаева, задравшего голову и придерживавшего рукой фуражку.
То, что дела ему будет сдавать Гена Рузаев, бывший однокашник и проверенный товарищ, конечно же, было для Косырева хорошим предзнаменованием. Хотя Гена окончил академию на год раньше, они всегда вместе ездили на практику, стреляли в одном тире, не раз были напарниками по учебному дежурству.
— Валера...— Рузаев улыбнулся.— Прошу в кабриолет.
Город оказался близко, минут через пять вдоль дороги потянулись двухэтажные дома с палисадниками, Слева голубела Усть-Иня; здесь, в устье, река была широкой, до километра, по ней сновали катера, буксиры, шлюпки. Один раз прошел пассажирский водомет на воздушной подушке.
— Квартира моя, как я думаю, останется тебе по наследству,— вглядываясь в дорогу, сказал Рузаев.
— Куда тебя назначили-то хоть?
— Во Владивосток. Начальником портовой милиции.
— Когда едешь?
—У нас уже билеты есть на завтра, морем поедем. Ты еще холостуешь?
Косырев кивнул.
— Жениться не собираешься?
— Собираюсь. Найди невесту.
— Найдем.
Рузаев затормозил, и. Косырев увидел табличку у двери двухэтажного дома из силикатного кирпича: «Охотоморский районный отдел внутренних дел».
Они вошли в большую, отделанную деревом комнату. Как понял Косырев, этот кабинет был специально приспособлен для оперативных совещаний. На подоконниках стояли хорошо ухоженные герани, стену напротив занимала большая электрифицированная карта района. У двери разместилось несколько книжных шкафов.
За большим столом в глубине кабинета сидел подполковник.
Значит, это и есть начальник РОВД. На вид подполковнику было лет пятьдесят. Лицо показалось Косыреву жестким и волевым. Но вместе с тем как будто этот человек смотрел на него доброжелательно. Косырев представился.
— Шуршин.— Подполковник встал.— Очень приятно, Валерий Андреевич. Садитесь. Значит, прибыли к нам на работу?
— Прибыл.
— Да вы садитесь, садитесь.
Все трое сели, и подполковник некоторое время помолчал, будто раздумывая, что же сейчас делать.
— Ничего особенного я вам, Валерий Андреевич, пока не скажу, сами понимаете. Человек вы опытный, прошли серьезную подготовку, разберетесь в процессе работы. Скажу только — район у нас особый, со своей спецификой. Большие расстояния. Город один — Охотоморск. Остальное — поселки городского типа. Или просто стойбища в тайге и на побережье. Но главное не в этом, главное—какие здесь люди. Со своей психологией здесь люди, крутые, привыкшие к трудностям. Это не европейская часть, где все освоено, тут масштабы другие. Ну, я думаю, Геннадий Иванович вам поможет. Начать, наверное, лучше всего будет завтра. Вы ведь с дороги, отдохните, разберитесь. Как устроились?
— Все в порядке,— твердо сказал Косырев.
— Что значит «в порядке»? — негромко спросил Шуршин.
— Да, Алексей Васильевич,— сказал Рузаев.— Мы договорились, что Валерий Андреевич остановится у меня. И постоянно, я думаю, ему лучше всего будет жить в моей квартире.
— Одному в двухкомнатной?
— Ничего, ему пора жениться. Да и потом квартира ведь это наша, ровдовская?
— Согласен.— Шуршин встал.— Значит, товарищ Косырев, завтра принимайте наследство. А послезавтра прошу ко мне на оперативку.
Когда они вышли из кабинета, Рузаев показал Косыреву помещение угрозыска — три комнаты на этом же, втором, этаже. Две из них, довольно большие, занимали сотрудники; третья, маленькая, кабинет начальника розыска. Не торопясь, обстоятельно Рузаев представил Косыреву всех инспекторов.
Потом в коридоре они чуть было не столкнулись с молоденьким лейтенантом, который куда-то торопился. Он был острижен под ноль, шея казалась от этого чрезмерно тонкой, а уши торчали, как лопухи. Но Косырев понял — парень крепкий и сразу оценил твердый взгляд синих глаз, по которому чувствовалось, что этот лейтенант, несмотря на возраст, знает себе цену. Рузаев, остановив лейтенанта, сделал строгое лицо:
— Волков, всегда вас где-то носит Заметь, Валерий Андреевич парень способный, прибыл к нам из милицейской школы. Мечтает стать специалистом по розыску. А Игорь?
Волков покраснел:
— Стараюсь, Только вы не хвалите меня раньше времени, Геннадий Иванович. Хорошо?
— Дерзите, товарищ лейтенант.
— Прошу прощения. Но я прав.
Рузаев сделал вид, что хмурится, но в голосе его чувствовалась теплота:
— Ладно, иди. С тобой ведь не поспоришь. Поговорим завтра.
Жена Рузаева Валя, открыв дверь и увидев Косырева, растерянно вытерла ладони о передник. Сказала удивленно!
— Ой... Валера. Ты?
— Я — улыбнулся Косырев.
— Какой ста-ал. Здравствуй.
— Здравствуй.— Косырев поставил чемодан
Валя сильно располнела, но была все такой же, какой он ее помнил, спокойно-добродушной.
— Я в таком виде. Подожди, передник сниму,— но тут же, будто спохватившись, легко обняла Косырева. Повернула, поцеловала в щеку. Он почувствовал, как от нее вкусно пахнет тестом, луком, свежевыстиранным бельем, вообще всем тем, что обычно называют «домом».
Голубоглазый мальчик выглянул из-за приоткрытой двери комнаты.
— Это Женя,— Валя улыбнулась.— Женечка, подойди сюда.
Мальчик опустил голову. Косырев заметил — хоть Женя совсем светленький, но удивительно похож на темноволосого Рузаева.
— Ну вот. Стесняется. Женя, поиграй. Валера, давай сюда.
Рузаев помог Косыреву перетащить чемоданы в дальнюю комнату.
— Подходит?
Косырев огляделся. Судя по всему, это была спальня. В центре, изголовьем к стене, стояла широкая кровать, в углу диван, у окна, туалетный столик с трехстворчатым зеркалом.
— Переночуем здесь вдвоем. А завтра останешься в квартире один, полным хозяином. Давай переодевайся, помоешься. А я Вале помогу.
Рузаев ушел. Косырев остановился у окна — оно выходило на реку. За набережной отсюда, со второго этажа, хорошо были видны затон и порт. У противоположного берега Усть-Иня казалась холодной сине-стальной пустыней. Вдали темнела тайга. Хороший вид отсюда, подумал Косырев. И вообще, в квартире Рузаевых хорошо. Чувствуется дух семьи. Все основательно, все на своих местах: мы здесь живем. И у нас бывают свои сложности, например, завтра мы уезжаем, но и там будет то же самое, и там будет чувствоваться, что «мы здесь живем».
Основательно, подумал Косырев. А у меня? У меня семьи пока нет. И вдруг понял, что ему хочется сейчас вот такой же основательности.
Пока он раскладывал вещи, пока мылся, пока переодевался, наступил вечер. После прощального ужина Валя постелила Косыреву на кровати, Рузаеву на диване и ушла.
Помедлив, Рузаев сел на диван, глянул в окно и, как бы решаясь на что-то трудное для себя, заговорил:
— Осталось за мной одно нераскрытое дело. Полгода примерно назад случилось у нас ЧП. В рыбном порту из сейфа были украдены деньги, около шестидесяти тысяч — зарплата рыбаков, пришедших с путины. И по почерку — провернуто все было точно, как это делал раньше некий Гусев, кличка Гусь. Трижды судимый. Спросишь — почему деньги лежали в сейфе кассы, а не в банке? В тот день, когда их получили, сейнеры задержались в море. Сам понимаешь, кассир ждал до вечера, думал, сейнеры подойдут. Не дождался — а банк уже закрыли. Он и оставил деньги в сейфе, выхода другого не было. Нарушение, конечно, но вынужденное, А ночью кто-то проник в помещение кассы, вскрыв дверные замки. Сейф был просверлен электродрелью в нескольких местах, точно по рисунку запоров. Ну и — денег нет. Одни опилки на полу. Установлено, что во взломе участвовали двое. Размер обуви у одного— сорок пятый, а у второго—сорок второй, как у Гуся. Работали они в перчатках, отпечатков пальцев не обнаружено, но мы сняли узор кожи перчаток. Что касается одорологических проб — там все было посыпано табаком-самосадом. Ведерников (он ведет следствие) — человек дотошный, послал табак на экспертизу. Так там выяснили; что табак этот выращивают в Приморском крае. А продают здесь, в Охотоморске, на рынке. Еще наскребли мы с гола немножко песка и глины. Краевая НИЛСЭ установила, что песок обычный, из местных почв. А вот глина речная. Похоже, люди эти как-то связаны с рекой — или с Усть-Иней, или с ее притоками. На эту мысль наводит и еще одно. С двери и со стен помещения кассы удалось добыть хлопчатобумажные микрочастицы. Поэтому выяснено, что преступники были в ватниках, которые выдавались только речникам со склада пароходства.
— Что произошло дальше?
— Не мне тебе объяснять, что все пути выезда из района были нами сразу взяты под контроль. Уверен, тайно выбраться из Охотоморска, уж не говорю, из бассейна Усть-Инн, где каждый проезжающий заметен, преступники не могли. Разве что скрыться в тайге, но и то — долго ведь там не просидишь, если тебе никто не помогает. Мы послали запрос во Владимирскую область — Гусь по документам именно туда должен был отправиться после отбытия срока. Нам ответили, что Гусев Григорий Викторович на место жительства не прибыл. Понятное дело — он где-то здесь. Почерк его, понимаешь, Валера? Выехать он не мог, не успевал. Мы искали Гусева, но будто сквозь землю провалился. Тогда я занялся его возможными знакомствами. И вот вышли мы вроде, в конце концов, на двух человек. Назвали их осужденные дружки Гуся, сидящие в разных местах. Так что сговориться, сам понимаешь, не могли.
Рузаев потянулся за пачкой, достал сигарету, прикурил, но не затянулся, осторожно пригасил сигарету о коробок.
— Один из них — некий Сгибнев, которого все знали под кличкой Колупан. У него было два срока. На последней отсидке находился с Гусем в одной колонии. Освободился в этом году, месяца на три раньше Гуся, и остался в нашем районе на лесоповале. Сразу найти его было трудно, определил я этого Колупана только недавно. Здесь он работает сторожем, бревна караулит.
— А второй?
— У нас в районе, километрах в сорока от Охотоморска, есть поселок городского типа, Каслинск. Стоит он на правом притоке Усть-Ини, речушке Касле. Тысяч восемь жителей. Там секретаршей в «Цветметснабе» служит Четырко Людмила Павловна. Одинокая, бездетная, сейчас ей тридцать один год. Так вот, трое показали, что Гусь еще давно был связан с некоей Люсей, работающей где-то в Каслинске секретаршей. Мы проверили и точно установили, что эта Людмила Четырко и есть та самая Люся.
— Дальше...
Рузаев горько вздохнул:
— Ч-черт. Ну просто не везет. Чуть больше месяца назад в Каслинске в продуктовом магазине наш наряд наткнулся на Гуся.
— Упустили?
— Народу в магазине было много; ребята знают, что он вооружен. Решили взять его у магазина, когда выйдет. Не успели оглянуться, а Гуся уже нет. Наверно, успел на автобус уходящий сесть. Ушел этот автобус в тайгу, а на конечном пункте Гуся, конечно, уже не было.
— Значит, у этой Четырко он так и не показывался? Ни до этого, ни после?
— По нашим данным, нет. Осторожный, черт. А еще через несколько дней сигнал. Бакенщик с верховьев позвонил: он и еще люди видели Гуся. Совсем в стороне от Каслинска, вверх по Усть-Ине, у Зеленого Стана, километров пятьдесят отсюда. Там как раз начинаются прииски. Я тут же вызвал вертолет, сам на дежурном катере с нарядом рванул туда — все впустую. Сообщение бакенщика подтвердилось. По фото свидетели опознали—в проходившей моторке сидел именно Гусь. Два раза подваливал он к берегу — один раз у склада лесоразработок, то есть к Колупану, а второй — к Зеленому Стану, к госзаказнику. Искали мы его, так и не нашли. Там я, кстати, и Сгибнева-Колупана определил. Вижу — сторож, спрашиваю, как фамилия, а он мне — Сгибнев. Месяц уже тут работает.
— Считаешь, Гусь мог спрятаться у него?
— Не знаю. Колупан все отрицает, божится — в глаза никакого Гуся не видел...
В соседней комнате как будто скрипнула кровать, Рузаев насторожился. Нет — тишина больше не нарушалась. Некоторое время они сидели в темноте молча.
— Ладно, Валера, давай спать. В самом деле не выспимся.
Утром в половине девятого они уже были в РОВД. Сначала заглянули в обе комнаты розыска, поздоровались со всеми инспекторами. Косырев рассмотрел их по лучше и опять выделил молодого Волкова.
К двенадцати дня Косырев принял бумаги. Аккуратно подписал акт приема-сдачи дел, и Геннадий толкнул его в плечо,
— Поздравляю. Теперь ты начальник розыска. Рад?
— Не пойму.
Рузаев помрачнел.
— Вот что. Валера. У нас еще есть несколько часов до моего отъезда. Все-таки тяжесть у меня на душе, оставляю тебе нелегкое наследство
Рузаев подтянул к себе акт, вгляделся.
— Ты что? — спросил Косырев,
— Ничего. Знаешь, уверен — Гусь пока где-то здесь, в нашем районе. Дела мы тобой сдали-приняли. Так вот ты не против, если мы махнем сейчас в порт?
— Не против
— Там стоит катерок, «Чайка» называется, Закреплен за угрозыском. Поднимемся вверх по Усть-Ине. До Зеленого Стана. Покажу, где появлялся Гусь месяц назад, Заодно познакомлю с нужными людьми. Тебе лично, я думаю, они еще не раз могут пригодиться.
...Мотор у катера был мощным, ход легким. Сначала на берегу слева мелькали последние домики Охотоморска, а справа тянулось прореженное прилесье. Потом, как-то сразу, с двух сторон, обхватом пошла густая тайга. Левый берег был высоким, обрывистым, ели и сосны здесь стояли у самой кручи. Правый то поднимался вверх, то выравнивался, тайга на нем подступала к реке не сразу, ее будто оттесняла от воды полоса, заросшая травой и кустарником.
— Хорош катер, а? — сказал Рузаев.— Это, учти, против течения. А если по ветру и по течению — дух захватывает.
Мимо проплыл длинный, показавшийся Косыреву бесконечным плот. Бревна были сбиты плотно и тяжело, в несколько ярусов, На корме в конце плота, у палатки сидели плотогоны. Косырев разглядел их — молодые ребята в ватниках и резиновых сапогах жгли костер на подставке, что-то хлебали. Почти сразу же за первым прошел точно такой же бесконечный плот. На этот раз плотогоны, сидевшие у палатки, повернулись к катеру. Один из них помахал рукой. Прошел уже знакомый Косыреву пассажирский водомет на воздушной подушке Салон его был забит до отказа.
— Вот так здесь всегда к началу осени — заметил Рузаев.— Плоты гонят с лесоповала, пока река не замерзла. А на водомете те, кто отработал сезон. Спешат в порт, к отходу «Менделеева». Мест мало, сели те, кому очень повезло. А остальные будут ждать следующего рейса. Теплоход на Владивосток отходит раз в неделю.
— Значит, кто-то может вообще не уехать.
— В сентябре по реке пойдет шуга. А в октябре, в первые две недели — ледостав. Забьет лед реку—все тогда, до следующего лета. Добраться до Охотоморска можно будет только на вертолете или на лыжах. Ну, есть еще рейсовый снегоход — тек на нем всего шесть мест.
Косырев следил за тайгой. На левом, высоком берегу сосны и ели стояли сплошной стеной. Изредка в этой стене возникала узкая просека.
— Красиво здесь,— сказал он.
— Красиво,— согласился Рузаев.
Косырев вдруг почувствовал, что тут, где река чуть сужается и ее обступает тайга, странным образом царит вековая тишина, хотя за их спинами все время стучит мотор.
— Валера, запомни: я твердо убежден, что пока эти шестьдесят тысяч здесь, в нашем районе. Кто их взял, мечтает, конечно, вывезти весь «питал на Большую землю. Но сам подумай — уйти незамеченным отсюда трудно. Морской порт, воздушное сообщение у нас на прицеле. Как дух святой не уплывешь, не улетишь — особенно с такой засвеченной внешностью, как у Гуся. А напарника с деньгами он отпустить побоится. Кроме того, мне кажется, что напарник, волк матерый, нарочно отвлекает наши силы на Гуся, а сам помогает ему скрываться. Если бы Гусев попробовал, допустим, пройти тайгой — тоже трудно. Здесь же всюду промыслы, зверосовхозы, лесоразработки. Все тут друг друга знают, каждый новый человек заметен Так и Гусь был замечен. Месяц назад, когда его моторка подошла к Зеленому Стану.
— Кто это видел?
Даев видел. Ну и Улановы видели.
— Кто это такие?
— Первым сообщил мне о Гусеве Даев Петр Лаврентьевич, бакенщик. Живет он один, домик тут у него, хозяйство небольшое.
- Что ты еще можешь сказать об этом Даеве? У вас с ним что, хорошие отношения?
— Сначала, честно признаться, я этому Даеву не доверял. Он из бывших заключенных.
— Я бы сам такому не доверял.
— Но ведь клеймо на человеке тоже нельзя ставить. Лет пятнадцать тому назад на лесоразработках этот Даев серьезно ранил женщину, которая работало там поваром. Пролежала она в больнице после этого полгода. Приревновал к приятелю, бросился с ножом. Из ревности и не такие вещи делают, сам понимаешь.